— Ты каменщик нового поколения, — рассмеялся Джон. — Отказался пользоваться банковским семейным счетом, занялся чепухой… Может, покажешь нам, как это делается?

— Обязательно.

— Погубишь мой шедевр?

— Правильно, черт побери.

Они принялись подталкивать друг друга, словно готовясь к драке, и Джон увернулся от Тома, воскликнув со смехом:

— Лишь в одно место можно вонзить топор!

— Прямо промеж глаз, — расхохотался Том еще громче, и они продолжали поддразнивать друг друга, что проделывали с момента первого знакомства.

— Ну, давай, — кивнул Джон.

— Правда? — с удивлением переспросил Том. — Ты же только что ее сложил… я просто пошутил…

— Это сама природа… — проговорила Хонор.

— …а в природе ничего не вечно, — заключил Джон и заработал руками, сбрасывая камни, нагружая в тачку. Камни звякали о металл, друг о друга. Тома поразило его стремление сразу уничтожить собственное творение, но Хонор уже познакомилась с манерой работы Джона, черпавшего вдохновение в эфемерных природных явлениях и объектах.

— Ладно, значит, с абстракцией справишься сам, — сказал Том. — А потом посмотрим, сумеешь ли уложить камни в стену, чтобы они казались на месте.

— Ты парень богатый. А я потомок лучших в Ирландии строителей стен, — ответил Джон. — Думаю, что сумею.

— Деньги заткни себе в рот, Салливан.

Берни, глядя на них, улыбалась. Пряди медных волос выбились из-под шляпы от солнца, сияя на свету. Оглянувшись, Хонор заметила, что Берни не сводит глаз с Тома. Их взаимное влечение всегда было столь очевидным, что Джон с полной уверенностью предрекал обручение к Рождеству. Однако Берни призналась подруге в ужасной, терзающей ее проблеме — она любит Тома, но чувствует в душе непреодолимое призвание стать сестрой монастыря Богоматери Победоносицы. Хонор молчала, храня тайну Берни, взявшей с нее обещание.

Девушки весело хохотали, пока Джон с Томом нагружали тачки и на полной скорости мчались по холму к самой длинной стене, тянувшейся от часовни к воде — к той самой, где через несколько лет Хонор, Джон и Реджис найдут Сеслу.

Они пошли навстречу юношам.

— Кое-что никогда не меняется, — заметила Берни, заправляя под шляпу растрепанные ветром волосы. — С двенадцати лет без конца задирают друг друга.

— Помню, — кивнула Хонор. — Ты только посмотри на них. Джон старается доказать, что у него гены каменщика…

— …а Том бравирует героической принадлежностью к рабочему классу, — подхватила Берни. — Хочет, чтобы все забыли, что вся эта земля принадлежала его прадеду. Хотя, смотри, кажется, здорово поработал.

Стена в пять футов высотой и в полтора толщиной была сложена из камней без раствора. Древние камни поросли лишайником. Они наблюдали, как Том выбирает участок пониже на склоне, кладет на стену сверху новые камни, как будто на землю, с профессиональной сноровкой избегая непрерывных зазоров между ними, выравнивая верхний край по линии подъема холма.

— Неплохо, Келли, — одобрил Джон. — В конце концов, тебе, может быть, лучше было бы заняться скульптурой.

— Что еще за собачий бред, Салливан? Скульптура — твое хобби, а это настоящая мужская работа.

— Да ну? Я сейчас покажу тебе настоящую мужскую работу.

Джон послал Хонор сверкающую улыбку, вытаскивая из тачки самый крупный камень. Колени подогнулись под тяжестью. Она смотрела, как он с трудом дошел до стены и запрыгнул, держа камень над головой. Видно, ладони стали влажными от пота, он перебросил в руках камень, как баскетбольный мяч, чуть не выронил, сумел удержать, с силой бросил на старую стену, сам упал и ударился головой.

Хонор вскрикнула, Берни бросилась к брату, но Том успел раньше, подал Джону руку, стащил его вниз.

— Молодец, — проворчал он. — Ты цел?

— Угу, — буркнул Джон, поднявшись, осматривая ссадину на локте, разбитом об острый камень. В желудке у Хонор защемило при виде крови.

Берни протянула носовой платок.

— По-моему, тебе больше не стоит устраивать спектакли для Хонор, — заявила она. — Я абсолютно уверена, что ты ей и так уже нравишься.

— С тобой все в порядке? — спросила Хонор, держа его за руку, помогая перевязать платком рану.

— Я идиот, — признал он, наклонился, целуя ее, споткнулся, схватился за стену, смеясь над собой. Рука попала в какое-то отверстие, и Джон тихо свистнул.

— Посмотрите-ка.

— Что там? — спросил Том, подходя поближе.

Все четверо сгрудились у стены, стараясь разглядеть. Джон сунул руку в выбоину, вытащил грязную рваную синюю тряпку, старую, пересохшую, с обтрепавшимися краями, в которую был завернут почти квадратный предмет. На глазах у всех он развернул ее. Тряпка была сплошь в паутине, в мелких белых коконах, расползалась в руках. С нее сыпались паучки.

— Точно, старая, — заключил он.

— Рассыпается, — прошептала Берни.

И правда — ткань просто исчезла, просыпавшись пылью на землю. Остался какой-то каменный ящичек с кельтскими крестами на крышке и надписью, кажется, по-латыни.

— Ох, открывай, — воскликнула Хонор, схватив Джона за руку, взволнованная невероятной находкой, сделанной вместе с любимым и лучшими друзьями.

И он открыл шкатулку, навсегда изменившую четыре жизни.

Теперь она глубоко вздохнула, вспоминая те годы. Глубже покопалась в коробке с красками, доставая пришедшее совсем недавно письмо Джона, доставленное прямо к дверям. Вытащила из конверта, перечитала конец, которого не прочла вслух Берни и девочкам.

Она не знала, что ответить. Точно не знала, что скажет и сделает в момент новой встречи. Положила письмо в коробку, присела рядом с Сеслой на подоконник.

Поглаживая старую кошку, смотрела в окно, на каменную стену, тянувшуюся вдоль гребня далекого холма. Возникла фигура — Том с тачкой.

Пальцы легонько перебирали шерстку Сеслы, кошка тихо мурлыкала, мольберт манил. Взглянув на него, она вспомнила давний день, когда они с Джоном летом писали на воздухе, лелея вдохновенные мечты, твердо решив заниматься искусством. В душе вновь возникла решимость.

— Где он? — шепнула она кошке.

Сесла мяукнула, как мяукал изголодавшийся крошечный котенок, пока Салливаны не нашли его на старой каменной стене. Хонор гладила ее, глядя на мольберт, чувствуя в груди камень вместо сердца. Потом схватила палитру, начала смешивать краски.

Территория Академии была тенистой, зеленой, даже в летнюю жару. В четверг утром Том Келли в пропотевшей футболке катил к гроту тачку, полную камней. Внизу на берегу он готовил коттедж. Чтобы избавиться от грязи и сырости, пришлось целый месяц его проветривать. Впрочем, время было…

Мимо прошли две послушницы, поздоровались. Он вежливо ответил, хоть испытывал побуждение посоветовать им бежать отсюда, пока есть еще шанс. Кто по собственной воле затворяется в таком месте?

Толкая тачку, он думал, как часто ходил по этим дорожкам. Мальчиком со всей своей семьей ежегодно приезжал сюда на пикники Четвертого июля в кортеже черных «кадиллаков».

Мать, отец, братья, сестры, дядья, тетки, кузены, кузины ехали из Хартфорда шеренгой, черные машины шли почти бампер к бамперу. Ни один коп не осмеливался остановить или оштрафовать. Семейство Келли неофициально главное в Коннектикуте. Из бедности пришло к власти, среди его членов — точно так, как в Ирландии, — множество офицеров полиции, политиков, адвокатов и судей. Никто не хотел связываться с ними.