— …проводим горизонтальную линию, обозначающую поверхность земли. Далее сажаем на нее иденти… идентифицированные растения. Начинаем с самых высоких деревьев, а дальше ступеничками — ниже, ниже… Кустарники, травы, грибы. Запомните, надо изобразить и то, что расположено под землей – корни, грибницы. Кстати, чуть не

забыла – каждую страницу альбома необходимо обвести рамочкой, отступив от края листа не более, чем на пять миллиметров.

Четыре затуманенных взора скользили по спартанскому интерьеру комнатушки. Барышева потянулась, прогнув спину:

— Ладно, Танька, с рамочками позже разберемся. Мы всё поняли. Что-то я сегодня не выспалась.

— Панкратова, Наталья Александровна сама участки распределила?

— Нет, Светка, выбираем мы.

— Есть идея! — азарт, сверкавший в глазах Барышевой, разогнал сонливую апатию. — Значит, мы должны изобразить все, что есть на земле и под землей — грибочки, ягодки, корешочки?

— Да, — Панкратова тряхнула увенчанной тяжелыми косами головой.

— Теперь представьте, открывает ботаничка альбом, а там — сосенки, березки, ромашки, и, вдруг, чуть ниже – человеческие черепа! Она звереет, наливается желчью. А мы спокойно так, с невинностью во взоре: перед вами одна из неотъемлемых частей данного биоценоза. Мы не считаем возможным утаивать ее наличие. Вот это прикол!

— За такой прикол мы получим кол!

— Серега стал поэтом, с чего, скажите, это? Пойми, формально к нам не придерешься – когда скелеты были

трупами, они удобряли почву, формируя биоценоз. От них растения стали пышными и буйными…

— Сама ты – буйная… И где эти кости – на кладбище? — чуть помедлив поинтересовался Ивойлов.

— Биоценоз кладбища – венки, лопаты, могильщики… — перебила его Светка Панкратова.

Все рассмеялись.

— Можно сказать и на кладбище. Но не на простом, а том самом, которое для самоубийц.

— Барышева, это кладбище – легенда. Все знают, что оно было где-то здесь, но где конкретно? Или предлагаешь весь район перелопатить, пока чей-нибудь череп не отыщется? — Толкачев поднялся со стола и подошел к окну. — Смешно все это.

— Не скажи. Помните мою прапрабабушку, которая прошлым летом умерла? Перед смертью она рассказала, где самоубийцы лежат.

— Твоя прабабка давно из ума выжила, — заметила Акулиничева.

— Потому и рассказала.

— Ну и где оно?

— Знаете рощу у автобусной остановки? Там, где она переходит в пустырь и есть то самое место.

— Я каждый день мимо в школу хожу – и ничего…

— А ты, Петр Васильевич, думаешь, там указатель должен висеть — «До первой могилы 150 метров»?

— Не похоже это место на кладбище!

— Конечно. Иначе его бы запросто нашли. Когда прапрабабушка была молодая, чуть старше нас, ее подруга отравилась от несчастной любви…

— Вот глупая! — фыркнул Ивойлов. На него зашикали.

— Девушку похоронили, как собаку, без отпевания, вдалеке от церкви. Прапрабабушка жалела ее и потому несколько раз на могилу цветы приносила. Носила, пока не увидела синего-синего мертвеца на виселице – глюк у нее такой сделался. Больше она подружку не навещала.

— Слушайте, в роще и правда есть старые качели, которые весьма смахивают на виселицу. Я, когда маленький был, боялся туда ходить.

— Барышева все выдумала. Никакое это не кладбище – просто заброшенное место культурного отдыха. Там еще огороды поблизости разбили, — перебила Петю Акулиничева.

— Ребята, не спорьте… — Танька Панкратова, слывшая миротворцем, вмешалась в разговор. — Есть там кости или нет, для нас не важно. Мы, прежде всего, должны думать о нашем задании. Вика предложила хорошее место для нашей работы – достаточно обособленное и, к тому же, близко расположенное. Я – за.

— И на качелях покачаемся вволю, — поддержал девочку Ивойлов.

— Ладно, жалкие скептики, я для вас череп собственными руками вырою.

— Копай, Барышева, копай. Мы на этом месте картошку посадим, — съехидничала Светка Акулиничева.

Находится в замкнутых коробках жилищ, когда за стенами долгожданное лето уже вступило в свои права, было преступлением. Наспех собравшись, новоявленные исследователи покинули душную квартирку Тани Панкратовой.

В одном Барышева была бесспорно права – растительность старой рощи, а точнее – заброшенного парка и в самом деле пленяла своей силой, буйством и глубокими оттенками зеленого цвета. Ежик упругой травы ковром стелился под ногами, а пышные кроны кленов и лип превращали золото солнца в россыпь изумрудов. Впрочем, летний зной еще не успел иссушить землю, и другие зеленые уголки города вполне могли поспорить сочностью красок с таинственной рощей. Но Вика, стремившаяся в обыденном видеть необычное, не преминула обратить внимание своих спутников на силу и свежесть окружавших их растений.

Ребята облюбовали пологий бугорок, расположившись между корнями огромной сосны. Работа, приведшая их сюда,

продвигалась не слишком успешно – вырванные с корнем растеньица, увядали на солнце, разбросанные небрежной рукой, так и не дождавшись своих исследователей. Листать пожелтевшие страницы «Определителя», скрупулезно выясняя, к какому виду принадлежит несчастная травинка, не хотелось даже Панкратовой. Многоголосье птичьего хора почти заглушало голоса, раздававшиеся на поляне.

— Толкачев, ты поминал некие виселицеобразные качели, – жевавшая травинку Акулиничева, обратилась к Пете, который лежал на спине, лениво созерцая редкие полупрозрачные облачка, — не продемонстрируешь?

— А ведь это мысль! — оживился он.

Поднявшись, все пятеро зашагали по узкой тропинке, ведущей в низину, и вскоре увидели цель своего похода. При определенной фантазии, представшие перед ними качели вполне можно было уподобить старинному инструменту правосудия. Массивная конструкция из посеревших от времени столбов, увенчанных толстой балкой, выглядела внушительно. Сходство с виселицей усугубляли две пары веревок, свешивавшихся с перекладины. Правда, вместо петель веревки заканчивались легкими, в одну дощечку, сиденьями, но это существенное отличие не нарушало общего впечатления от увиденного. Секундная оторопь прошла, и ребята наперегонки бросились к качелям.

Ивойлов и Барышева оказались проворней остальных и первыми захватили места, тут же начав раскачиваться, что было сил. Задорные пререкания, визг и хохот не смолкали очень долго. Ребята качались по очереди, стараясь взлетать, как можно выше, демонстрируя друг перед другом бесстрашие и выдержку, прыгали на дальность приземления, темпераментно спорили, отстаивая свое право в очередной раз занять узкую дощечку сиденья.

Любившая соревноваться Барышева, предложила играть в «погоню». Суть нехитрой игры сводилась к тому, что преследователь должен был настичь соперника, добившись одинакового с ним размаха качелей. При этом обоим игрокам запрещалось тормозить ногами, что осложняло достижение цели. Носивший часы Сережка Ивойлов предложил ограничивать время каждого поединка пятью минутами. Участие нечетного количества игроков вызвало бурные дебаты, но хитроумная Панкратова предложила сложную систему жеребьевки, при которой вся, якобы, получали равные шансы. Систему никто не понял, но согласились с ней сразу, желая как можно скорее приступить к игре. Первыми предстояло сразиться Барышевой и Акулиничевой. Выбор соревнующихся оказался неудачен. Скрытое соперничество Вики и Светы проявилось в игре столь отчетливо, что судивший участников Ивойлов остановил соревнование. Юные барышни с такой непримиримой яростью шли на столкновения, начисто

позабыв о правилах «погони» и, стараясь вышибить друг друга с сидений, что игра вполне могла обрести печальный финал.

Следом за девчонками в «седло» вскочили оба мальчика. Сережке Ивойлову никак не удавалось догнать своего приятеля, и стоявшие рядом с качелями подружки начали поговаривать о его поражении, когда хлопанье крыльев и гортанный крик пролетевшей над головами птицы отвлек внимание Пети. Воспользовавшись заминкой, Ивойлов резко увеличил размах своих качелей, подстраиваясь под ритм движений преследуемого.