Он встал, и они пошли вниз по лестнице в давящую жару сентябрьского дня. И быстро покатили на Гросвенор-сквер.

К кабинету Марино Лисса шла первой. Тот сидел за своим огромным письменным столом так, будто и не двигался с тех пор, как они ушли. В его улыбке не было даже оттенка дружелюбия, как утром, в ней чувствовалось какое-то напряжение, и это заставило Лиссу остановиться посреди комнаты.

— Что случилось? — спросила она требовательно.

Марино сказал:

— Садитесь, Вест. Если бы вы оказались на моем месте, когда это все началось, может быть, мы бы уже нашли Рики. Я не пойму, почему мне не пришло в голову, что они отправят его обратно в Штаты по воздуху. Я не знаю, почему это не пришло и вам в голову, Лисса. Рики был в самолете, который вылетел из Лондона в три пятнадцать сегодня утром. Но он не долетел до Нью-Йорка. Он сошел в Канаде. В настоящее время он может быть в Канаде где угодно. Может быть где угодно, повторил Марино. — Я связался с ФБР — узнать что-нибудь. Но вы знаете, как трудно найти кого-нибудь в Канаде или Штатах. Мы потеряли мальчика, а могли бы спасти его. Это — наша единственная надежда. Инспектор, вы можете действовать так же быстро, как думаете?

— Дайте мне связаться со Скотленд-Ярдом, — сказал Роджер.

6. ВЛАДЕЛЕЦ «ОСТИНА»

Слоан уже обнаружил, что мальчик, единственный ребенок на борту ТСР‑10, вылетел из Лондона в сопровождении мужчины средних лет, у которого был американский паспорт на имя Мак-Магона. Мальчик имел паспорт на имя Симса. Ребенок казался сонным. Мак-Магон очень суетился вокруг него и никто не предполагал, что происходит нечто странное. Описания внешности Мак-Магона расходятся, но три разных сообщения из аэропорта сходятся в одном: у него большая голова, непропорционально большая для его тела.

Они прибыли в лондонский аэропорт в старом «бьюике», и шофер уехал, как только высадил пассажиров. Слоан уже пытался обнаружить «бьюик». «Остин А‑70» был прослежен вплоть до Хаммерсмита, и тамошняя полиция уже проверяет все гаражи в районе, где есть такие машины.

Роджер рассказал все это Марино и Лиссе Мередит, пока они находились в офисе.

— Вы должны найти владельца машины, — безапелляционно заявил Марино. — Вест, вы не знаете, как это важно!

— Может наступить такое время, когда ему можно будет сказать об этом? — спросила Лисса.

Марино медленно ответил:

— Может быть.

Он долго молчал, глядя на Роджера в упор проникновенным взглядом.

— Я думаю, ты права, — сказал он наконец. — Это согласовано с послом. Ну, Вест, история такова. Дэвид Шоун долго жил в России и во Франции во время дискуссий о запрещении испытаний. Он — тот самый ученый, который разработал способ распознавания даже небольших ядерных взрывов и потому он — ключевая фигура. Россия, Франция и Китай хотят одно из двух: либо не дать Соединенным Штатам разработать такой детектор, либо, если это не удастся, завладеть им и таким образом нейтрализовать его ценность. Как бы там ни было, они в нем нуждаются. Я могу сказать, что все утро шел постоянный обмен телеграммами между Лондоном и Вашингтоном. Настолько это важно.

— Я могу понять, как это важно, — сказал Роджер.

— Я уверен в этом. Есть и другие вещи, которые вы должны знать. Когда он находился в своем коннектикутском доме, в него стреляли. Это случилось прошлой весной. Два месяца спустя его едва не переехала машина. С тех пор ФБР опекает его, потому что мы ждем дальнейших неприятностей. И теперь вот они.

Марино помолчал и затем обратился к Лиссе:

— Карл Фишер говорит, что с Дэвидом — хуже некуда.

— Он выглядел так, будто хотел сделать с мистером Вестом тоже, что с Фигом Майо, — сказал Лисса натянуто. — Как Белле?

— Карл сделал ей укол, так что в течение двадцати четырех часов она будет спать. Дэвид одобрил это. Он не хочет больше иметь осложнений, как и все мы. Но не нужно обманывать себя. От Дэвида не будет никакой пользы, пока не найдется мальчик. Белле будет все валить на него, а он от этого становится сплошным комком нервов. Вест… — Марино замолчал, улыбка осветила его мрачное лицо. — А, черт с ним, Роджер, Дэвид Шоун уже давно находится на грани безумия. Частично — от напряженной работы и, верьте мне, что такой нагрузки хватило бы на дюжину людей. Он все тянет. Но он человек явно с раздвоенной личностью, как говорят некоторые — шизофреник. Во время отпусков или когда он не работает над чем-нибудь новым, он способен на странные поступки — для него это предохранительный клапан. Когда он работает, работа поглощает избыток его энергии и он ведет себя почти как нормальный человек — пока не наступит кризис. А это, скажу я вам, становится действительно чем-то немыслимым. В такое время он не слушает голоса разума.

— Он будет слушать, если с ним обращаться пожестче, — вставил Роджер. — Он выкидывает человека из окна, и ему это сходит с рук. Он выполняет важную работу здесь и предъявляет ультиматум — доставьте сюда его жену или он прекратит работу. Затем — доставьте сюда его сына. Вы сами создали у него такое представление, будто он единственный, кто может выполнить эту работу.

Марино тихо сказал:

— Полагаю, что он так и думает.

— Почему бы не сделать так, чтобы он думал иначе?

— Он бросит работу.

— Риск есть, конечно, — продолжал Роджер. — Но не можете же вы серьезно считать, что после этого он останется доволен своим пребыванием здесь. Вы можете вернуть ему сына, но вы никогда не убедите его в том, что этого снова не произойдет. Он останется здесь в надежде, что вы будете более настойчивы в поисках сына, но что потом? — Роджер пожал плечами. — Он может выступить против вас. Он — человек с одной существенной слабостью: спесивая заносчивость. Если его верховенству в области работы начнет что-то угрожать, он может перемениться.

Последовало молчание. Марино потирал черную поросль на своем лице — ему стоило бы побриться.

— Ну, домашний психиатр, — сказал он с улыбкой, — Лисса, что ты об этом думаешь?

— Мне не хотелось бы быть тем человеком, который скажет Дэвиду, что у него есть конкурент.

— А как бы вы начали осуществление этого предприятия? — спросил Марино у Роджера.

— Использовал бы шокотерапию. В следующий раз, когда он начнет выкидывать свои номера, обрушился бы на него со всей силой. Нужно заставить его понять, что не все может сойти ему с рук, не только убийство.

Марино медленно произнес:

— Об этом, конечно, следует подумать. Какие еще соображения?

— Жена Шоуна, — сказал Роджер. — Кто-нибудь ею занимается? Она неврастеничка…

— Кто это сказал?

— Я намекнула на это, — вступила Лисса. — Я не имела в виду, что психиатр даст такое заключение.

— Мы проверили ее с этой стороны, — сказал Марино, — Она не неврастеничка в медицинском смысле. Ее самолюбие пострадало из-за потери собственного состояния, и, может быть, это привязало ее к Шоуну. Она не принимает наркотики. Она просто женщина, которая настолько жалеет саму себя, что превратилась в неврастеническую развалину.

— Она знает, насколько важную работу выполняет Шоун?

— Она не знает, что он делает, — сказал Марино. — Но она знает, что работа держит его в Европе, в то время как она хочет, чтобы он был дома.

Зазвонил телефон, Марино взял трубку:

— Да, Херб?.. Давайте его. — Он протянул трубку Роджеру: — Мистер Харди просит вас.

Роджер взял трубку. Внезапно до него дошло, что это помощник комиссара, во власти которого сместить его с работы, которую лучше бы выполнил агент МИ‑5 или сотрудник Особого отдела.

Марино и Лисса внимательно наблюдали за ним.

— Привет, Красавец. — Харди был в благодушном настроении. — Вы на какое-то время прикомандированы к американскому посольству, и вам надлежит выполнять все, что они попросят. Если у вас будут какие-нибудь возражения по поводу того, что вы не должны делать, соединитесь со мной, но не тратьте на это много времени.

— Ни одной минуты, сэр!


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: