Старшина увел Игоря и Лену в автомобиль под недовольные выкрики водителей. Он посадил их сзади, а сам сел на водительское сидение.
– Повезло вам сегодня, что на Олега Петровича нарвались, а то попали бы в историю, – сурово сказал старшина.
Лена тем временем смотрела в окно. Капитан еще что-то говорил водителям, а потом залез вместе с прапорщиком в одну из маршруток. Через пять минут он вернулся в автомобиль ППС и сел на переднее пассажирское сидение, а прапорщик, зажав Лену между собой и Игорем, сел на заднее.
– На, твоя доля, – капитан протянул старшине две тысячи рублей и, поправив китель, обернулся к Игорю и спокойно заговорил. – У тебя сильное рассечение, смотри, почти до кости. Мы тебя в травмпункт подкинем, чтобы тебя зашили. А там сам выбирайся.
Капитан замолчал. Лена немного успокоилась и протянула последнюю салфетку Игорю. Он машинально поменял их и отдал пропитанную кровью салфетку Лене, которая зажала ее в кулак. Они ехали молча, ни капитан, ни потерпевшие не сказали ни слова. Периодически молчание разрывали малопонятные переговоры по рации, которые Лена едва разбирала за шумом автомобиля.
Она хотела несколько отстраниться от прокуренного прапорщика и прижаться сильнее к Игорю, но сделать ей это не удалось, и до самого травмпункта она сидела словно в тисках, думая о том, как она умудрилась вляпаться в такую невозможную для нее историю. Некоторое время она корила себя за то развязное и спонтанное поведение в ресторане и за то, что связалась с Игорем, тем более зная то, что Федор Андреевич рассказывал о нем. Однако чуть позже, понимая, что Игорь пытался пресечь оскорбления в ее адрес и наказать обидчиков, ей стало стыдно за себя.
Лена еще несколько минут терзала себя мыслями и страхами, пока автомобиль не остановился возле небольшого здания со слабосветящейся вывеской «Травмпункт». Капитан приказал Игорю и Лене выходить, и уже через несколько минут хождения по старым коридорам с бесцветной плиткой им, наконец, удалось найти дежурного врача. Белоснежный врач с красным лицом обмолвился несколькими словами с капитаном, после чего пригласил Игоря в кабинет. Лена и капитан остались одни и расположились на старом дерматиновом диване. В приемном отделении воцарилась тишина, изредка нарушаемая характерным металлическим шумом инструментов врача.
– Парень-то твой настоящий мужик, – капитан вдруг прервал свое молчание и встал. – Вымирающий вид, теперь таких и не встретишь. Береги его. Удачи вам.
Капитан бодро встал и пошел к выходу. Лена посмотрела вслед загадочному милиционеру и, несмотря на то, что ей очень хотелось отблагодарить его и сказать ему что-нибудь человеческое, она решила не возвращать его. Услышав, как где-то далеко хлопнула входная дверь и в окне промелькнул проблесковый маячок автомобиля ППС, Лена откинулась на спинку дивана и опустила голову назад. Она хотела разрыдаться и прикрыть лицо руками, как вспомнила, что у нее в руке до сих пор зажата окровавленная салфетка. Лена разжала руку и посмотрела на испачканную кровью Игоря ладонь.
– Ну, вот и ваш пациент, – врач вывел из кабинета Игоря и улыбнулся. – Сегодня на ночь заставьте его выпить что-нибудь болеутоляющее. Хе, крепко ему досталось но, надеюсь, до свадьбы заживет. Да, дня через три-четыре приходите швы снимать.
Игорь стоял рядом с врачом с заклеенной бровью. Дождавшись, когда врач оставит их одних, он присел перед Леной.
– Извини, что так получилось, у меня эта бровь всегда проблемой была. Рассекали много раз, – Игорь посмотрел на ее окровавленные ладони и встревожился. – Что это?
– Это твоя кровь, – Лена устало улыбнулась, – защитник. Чуть не угробили!
Они засмеялись. Игорь еще чувствовал боль и не мог смеяться в полной мере, придерживая пластырь на брови.
– Пойдем отсюда, – Игорь протянул Лене руку, и они вместе пошли по тихому, пахнущему медикаментами коридору на улицу, где очень быстро поймали частное такси.
– Как ты теперь заявишься к Федору Андреевичу? Боюсь, он не переживет, узнав что-нибудь из того, что с нами сегодня приключилось, – Игорь посмотрел Лене в глаза. – Шеф, сколько нам еще ехать?
– Минут двадцать, – ответил таксист и немного прибавил громкость радиоприемника.
– Так, сейчас без пятнадцати час, дома мы будем в начале второго. Хочешь, останешься у меня, я все равно один живу?
– Не знаю, как-то…
– Перестань, примешь душ и завалишься спать. У нас сегодня и так много событий, а Федору Андреевичу что-нибудь наплетем, – Игорь улыбнулся, – договорились?
– Хорошо, – Лена смягчилась. – Если ты думаешь, что так будет лучше, то поехали к тебе, рыцарь.
– Ну, разве я не правильно поступил?
– Ты настоящий задира, – Лена очень сказала эти слова очень ласково и поправила пластырь на брови Игоря. – Сегодня утром я была в маршрутке.
– Ты была в маршрутке? – удивился Игорь. – Так это ты сидела за мной с Дятлом! Что же ты не сказала?
– Хотела посмотреть бой быков, – Лена устало улыбнулась и, склонив голову, задремала на плече Игоря.
Старший лейтенант Сергей Соснин одиноко стоял на железнодорожной станции Города в жутком настроении. Впервые за тридцать пять лет смятение, обида, злость на самого себя переполняли его, и он не знал, какому чувству предаться, довериться сполна, чтобы, наконец, спрятаться от терзавших его душу смут. Его лицо обветрилось на холодном ветру. Он поднял воротник казенного форменного бушлата сотрудника милиции и засунул замерзшие руки в карманы. Под глазами еще оставались желтеющие синяки от страшного удара в нос, а десны по-прежнему болели, хотя уже и не так сильно, как тогда, неделю назад, сразу после нападения. Соснин закурил, с болью держа сигарету потрескавшимися губами. Он совершил глубокую затяжку, от которой немного закружилась голова. Последние два дня он вновь и вновь безрезультатно прокручивал историю с нападением, но она всякий раз прерывалась на том моменте, когда он ушел от Ирины. Он винил себя за то, что выпил у нее сивухи и стал такой беспомощной и легкой жертвой преступников. День и ночь напролет он думал о том, кто бы это мог сделать с ним, пытаясь хоть как-то утолить пожиравшее и испепеляющее его чувство мести. Мысли не выстраивались и не цеплялись одна за другую, поскольку недоброжелателей у Соснина в Городе было достаточно, причем их большая часть только и мечтала о том, как проломить ему голову.
Теперь же здоровенный двухметровый детина, который ежегодно на день ВДВ крушил кулаками кирпичи, в одночасье стал всеобщим посмешищем. Городская газета не преминула возможностью осветить «сенсацию» в криминальной сводке новостей. Молодой журналист в иронической манере написал заметку под заголовком «Моя милиция себя не бережет».
Сослуживцы постоянно подшучивали над ним, зная, какой гнев обрушил на Соснина начальник ОВД Города подполковник Иван Ильич Афанасьев, материвший его на чем свет стоит каждый раз, как только старший лейтенант попадался ему на глаза в дежурной части.
– Кто, кто это мог сделать? – чуть слышно процедил сквозь зубы Соснин. – Кто? Суки, убью.
Этот вопрос не давал потерпевшему милиционеру покоя. Эхом звучали слова Ивана Ильича об увольнении и приказе. Соснин едва сдерживал себя, выслушивая оскорбления Афанасьев, который обещал его «закатать в асфальт», если из-за Соснина и пропажи пистолета «накроют» все отделение.
К сожалению, Сергей Соснин не обладал логикой опытного сыщика и был очень поверхностно знаком с известным литературным дедуктивным методом, тем более с трудом мог дать определение дедукции и индукции. Соснин полагался на свой проверенный интуитивный метод и убедил себя в том, что это кто-то из «своих». Убеждение его в считанные дни взяло верх над здравым смыслом, и он начал подозревать каждого, кого знал, независимо от того, был ли то друг или враг, законопослушный человек или преступник.
Как ни удивительно, но всякое злодеяние оставляет след и Соснину повезло с уликой. Вернувшись в сознание сразу после избиения, он обнаружил у себя в руке «пухлую» кожаную пуговицу от мужской куртки, которую носил при себе. Временами он доставал ее из кармана и, рассматривая, мысленно представлял себе нападавшего или нападавших, призывая рассудок очнуться и воскресить память, которая спала, будучи отравленной паленой водкой.