Игорь захотел позвонить Лене и сказать ей совсем простые, прозрачные слова, которые сейчас обжигали его душу: обыкновенные существительные, прилагательные и глаголы, произносимые миллионами людей по всему миру, но… быть с ней рядом значило играть по ее правилам, и он смирился с этим в ожидании ответных чувств, к которым, как ему показалось, она была готова.

Позвонить ей он все же не решился. Было еще десять часов утра, и она точно находилась на лекции в академии и разговаривать бы не стала. Игорь написал Лене СМС-сообщение, отредактировав и переиначив скачанное минутой ранее стихотворение А.С. Пушкина.

«В глуши, во мраке заточенья

Тянулись тихо дни мои

Без божества, без вдохновенья,

Без слез, без жизни, без любви.

Передо мной явилась ты,

Душе настало пробужденье:

И сердце бьется в упоенье,

И для него воскресли вновь

И жизнь, и слезы, и любовь».

– Прости, Александр Сергеевич, дорогой мой, – улыбаясь, вслух сказал Игорь и посмотрел на дисплей телефона. – Влюбился, дурак, не ведаю, что творю.

На удивление Игоря ответ пришел совсем быстро, и небольшая СМС-переписка продолжилась.

«Пушкин?»

«Носов :-)»

«Не стыдно Носову Пушкина калечить?»

«Что делать? Разве скажешь лучше?»

«До вечера. Целую»

«Люблю…»

Игорь откинул телефон и растянулся в кровати. Сказочное утро понедельника ему казалось таким прекрасным, что его охватила настоящая эйфория, случавшаяся с каждым «по-настоящему» влюбленным человеком, существовавшим до тех пор в бездарном одиночестве. Душа, словно освободившись, рвалась из груди, повторяя только ее имя, вспоминая только ее глаза, ожидая только ее появления.

Игорь встал с кровати, подошел к книжному шкафу и посмотрел на маститые имена, красовавшиеся золотом на корешках книг. Он небрежно провел рукой по книгам, которые, сопротивляясь, издавали неповторимый скрип. Кто эти люди, жившие с ним годами? Зачем они? Чему могут научить эти бесконечные умы человека, в сердце которого поселилась любовь? Ах, если бы они знали, то не толпились бы теперь на полках, а разбежались бы куда глаза глядят.

Лена позвонила Игорю около трех часов дня и еще раз поблагодарила за «оригинальные» стихи, сообщив при этом, что к шести часам она должна быть в школе, так как Федор Андреевич взял с нее слово. Игорь пообещал проводить ее, и они договорились о встрече.

– Привет, любимая. Я еле дожил до вечера, – Игорь обнял Лену. – Как же долго я тебя не видел, кажется, целую вечность. Ну, где ты была?

– Училась, к маме ездила, – улыбалась Лена, утопая в его объятиях. – Игорь, ты меня раздавишь!

– Не могу сдержаться. Я ужасно по тебе скучаю, даже сейчас, когда ты в моих руках, – улыбался Игорь, вдыхая аромат духов Лены и игриво укусив ее за мочку уха.

– Ну, хватит, Игорь, люди кругом.

– Да плевать на них.

– Игорь!

– Хорошо, отпущу, но только до вечера, а вечером всю тебя выпью до дна, – они оба засмеялись и, взявшись за руки, направились к школе.

– Расскажи мне историю Города.

– Конечно, расскажу, – Игорь нарочито стал изображать экскурсовода. – История нашего угрюмого и одинокого Города ничтожно коротка в пределах истории вселенной и крайне скудна для глубокого изучения. У этого города нет своих героев, которыми он мог бы гордиться или именами которых он мог бы называть свои редкие улицы. У Города нет спортивной команды, даже какой-нибудь мало-мальской женской волейбольной команды, которая смогла бы бороться за титул чемпионов района. Ничего этого у нас нет. Дети наших трех школ не участвуют в математических олимпиадах, а их родители к тому и не стремятся. Наши улицы опасны и темны, как, собственно, и сами горожане, наполняющие их своими тенями.

Город наш стал городом не сразу. Сначала это было небольшое поселение людей, искусственно созданное и возведенное в конце шестидесятых годов прошлого века неизвестным и, пожалуй, бесталанным архитектором. Город имел всего две центральные улицы, первая из которых начиналась на железнодорожной станции со стороны путей, ведущих из Москвы, и носила имя Владимира Ильича Ленина. Вторая улица была чуть моложе, и исток ее находился на стороне других путей, ведущих в Москву, и носила гордое имя другого вождя мирового пролетариата – Карла Маркса. В конце каждой из улиц, растянувшихся на несколько километров, находились заводы – главные виновники и первопричины рождения Города.

Заводы росли, обеспечивая прирост горожан год от года. Увеличение числа проживающих в Городе привело к необходимости строительства нескольких школ, больниц и целого ряда других объектов городской инфраструктуры. Школы демократично возвели на середине каждой из центральных улиц, чтобы дети со всех концов каждой из сторон города добирались до них одинаково мучительно и долго.

Уже совсем скоро Город обзавелся сносным стадионом, кинотеатром и третьей школой, но и она не облегчила жизнь пролетарским детишкам. Там, где множится жизнь, тут же разрастается смерть. Город облагородил старое кладбище, на котором теперь покоятся останки первых старожилов, ежегодно поминаемые последующими поколениями в День города.

Город строился, и уже совсем скоро на главных улицах появились первые автобусы. Они курсировали по незамысловатому маршруту: от станции до «своего» завода и обратно, совершая бесконечно кольцевое движение, что было очень символично для Города, словно вся жизнь горожан и была тем самым замкнутым кольцевым движением с короткими и всегда неизменными остановками, даже если на них никто не выходил.

Так незаметно, выполняя из года в год планы пятилеток и самоотверженно сражаясь в соцсоревнованиях, Город «дотянул» до девяностых годов прошлого столетия, окончательно перечеркнувших грандиозные замыслы своих старожилов, бережно погребенных на городском кладбище, где теперь, кстати сказать, места уже были ограничены. Перестройка, воздвигнувшая по всей стране немало производственных могил, подобно чуме, добралась и сюда. Заводы, кормившие и наполнявшие город бытием, сначала обветшали, а потом и вовсе обанкротились. Совсем недавно дефицитную продукцию заводов было не достать: люди записывались в очередь по всей некогда великой стране, боясь думать о том, что их счастье все же настанет. Теперь весь этот, как оказалось, хлам можно было встретить лишь в магазинах самого Города. Люди все меньше и меньше высовывались из своих унизительных квартирок, позабыв про былые спортивные баталии на новеньком стадионе и походы в кинотеатр за индийскими грезами, своевременно утолявшими культурный голод рабочего.

Со временем господствующая роль пролетария в городе сменилась, и на сцену вышло новое племя, самим пролетарием и порожденное. Племя, пестрое и несчастное. На их плечи свалилась вседозволенность краха империи со всеми своими пыльными заповедями.

Новое племя в долгу у Города не осталось и отомстило за гибель отцов, начав неистовую борьбу с ничтожным бытием. Кинотеатр скоро спалили подчистую, а стадион зарос сам по себе. Надо заметить, что одно светлое событие все же случилось – на окраине Города восстановили старую церквушку, где теперь по субботам горожане замаливают грехи, забыв о том, что Бог давно умер.

– Gott ist tot, – вдруг сказала Лена.

– Ого! – Игорь остановился и игриво спросил Лену. – Матушка, да откуда же вы про это изволите знать?

– Знаю, знаю, – улыбнулась Лена, заметив неподдельное удивление Игоря, – правда, самую малость. Папа считал, что я должна знать основы философии, ну и так, для общего развития.

– Ницше для общего развития… неплохо. Интересный у тебя папа, а он кто? – спросил Игорь.

– Он умер, несколько месяцев назад.

– Извини, – Игорь почувствовал неловкость. – Прости, я не хотел тебя обидеть.

– Ничего, я не обиделась, ты же не знал, – Лена задумалась. – Лучше закончи свой рассказ про Город. У тебя здорово получается, мне правда интересно.

– Подожди, так это к вам ездил Федор Андреевич на похороны, твой отец был его, кажется, двоюродным братом?