Я поспешила вперед, пытаясь притвориться, что мой рот не был размером с Колорадо.
– Спасибо, Фран.
– За что? – жалко спросила я. – Заткнуть пяткой рот… снова?
– За то, что для тебя не имеет значения, кто я.
Я пожала плечами, но позволила теплому жару его слов отогнать какую-то часть невменяемого ощущения внутри себя.
– Я никогда не понимала, почему люди обвиняют кого-то в том, кем они родились. Разве у них был какой-то выбор, а? Я имею в виду, у меня же не было выбора оказаться предсказательницей сколько-нибудь больше, чем у тебя выбор быть ли Темным. Мы просто есть. Так зачем сходить с ума из-за чего-то, что мы не можем изменить? Моя мама всегда говорит, что имеет значение не то, кто ты есть, а что ты делаешь.
– Такие мудрые слова от девочки, которая считает себя фриком.
Я взглянула на него, чтобы убедиться, не смеется ли он надо мной. Он не смеялся.
– Ага, ну, в общем, не то чтобы я думаю, что я фрик, но другие люди – да, и знаешь, это быстро становится притчей во языцех, оказаться отличной от всех остальных.
– И ты говоришь мне об этом, – сказал он, останавливаясь перед нашим трейлером. – Ты жила с тем, что была другой только четыре года, я же прожил с этим триста двенадцать лет.
– Ничего себе, ты реально старый, – сказала я, напуганная мыслью о такой долгой жизни.
Он улыбнулся, затем наклонился вперед и подарил мне крохотный поцелуй, вероятно, его бы оценили бы в Айове[23].
– Да, я стар, но не настолько, чтобы не узнать хорошую вещь, если увижу ее. Заходи внутрь. Я выловлю тебя завтра вечером.
У меня заняло пару секунд заткнуть внутреннюю Фран (она визжала из-за поцелуя).
– Куда ты собрался? Назад к главному шатру? Ты же не собираешься вернуться туда к психу, который хочет проткнуть тебя колом, а?
– Я не боюсь, Фран.
Я уставилась на него, мои глаза все больше лезли на лоб.
– Вот, а ты должен был бы! Бен, я не шутила, когда говорила, что человек, который хочет твоей смерти, плохой, по-настоящему плохой, злобы ранга А, на самом деле. Я не хотела бы связываться с ним или с ней, пофиг с кем. Верь мне, мысли этого человека раз за разом останавливались на удовольствии наблюдать за твоей гибелью, ужасающей, болезненной смертью.
Он завернул прядь волос мне за ухо.
– Иди внутрь, Фран. Со мной все будет в порядке.
– Гр-р-р! – завопила я, желая разом придушить его, встряхнуть и поцеловать. – Ты самый раздражающий парень на свете! Отлично! Возвращайся и позволь себя убить. Увидим, волнует ли это меня!
Я протопала вверх по лестнице, захлопнув за собой дверь в трейлер. Дэвид посмотрел вверх, когда я бросила сумку на стул и пронеслась вниз по узкому проходу.
– Тупой Бен! Тупой, тупой, тупой Бен. О, он так крут, что никто не может его убить. Ха! Ладно, кому он нужен? Уверена, никому. Если он хочет позволить убить себя, то мне это пофиг. Просто способ, чтобы я никогда не должна буду искупить его душу, без разницы как делать это. Он не имеет для меня значения, ни капельки. Он и его длинные волосы, его аппетитное тело, и мотоцикл, и его удивительный способ целоваться – ничто из этого не имеет значения! Ни на единую тупую йоту!
Дэвид скорчил гримасу, что было невероятно похоже словно он скривил на меня губы.
– А ты просто кончай вот так на меня смотреть! Это не моя проблема!
Клянусь, его брови из-за меня поползли вверх.
Я указала на него пальцем.
– Ни единого слова, кот. Я пыталась предупредить его. Я сказала ему напрямик, что он идиот, если свяжется с кем бы он ни был, желающим убить его, но он все – «Я – Темный. Я могу делать с собой, что хочу». Темный – больше подходит – Хреномный.
Ладно, это несправедливо – в Бене не было ничего хренового – но я не собиралась признаваться в этом коту.
Дэвид поднялся, изогнул спину, потягиваясь, затем сел и обвил хвост вокруг ног, одаривая меня желтоглазым взглядом, говорившим громче слов.
– Я сделала все, что смогла! – сказала я, выдергивая из открытого чуланчика свои подушку и одеяло. – Я больше ничего не могу сделать!
Он просто продолжал пялиться на меня. Я содрала перчатки и бросила их на пол.
– Гах! Хорошо! Прекрати это! Я пойду спасать Бенову задницу. Ты счастлив? Вероятно из-за этого все узнают обо мне, и потом кто-нибудь начнет «охоту за ведьмами» на меня, и я закончу померев, и кто тогда даст тебе хорошего тунца, а? И что теперь у тебя на уме, парниша!
Я подхватила свои ключи и потопала вон из трейлера, бормоча про себя, когда направилась в сторону громко бьющейся музыки. Настолько далеко гламор слишком слабо работал, и мое первоначальное мнение об этой группе оправдалось. Они реально отстойные.
Площадь за пределами палатки была абсолютно свободна от людей, что было необычно, даже когда группа играла. Обычно люди выходили, чтобы воспользоваться передвижными туалетами или покурить, но не сегодня ночью.
Не было видно ни единого человека по всему главному проходу, все меньшие палатки были темны и закрыты. Даже Таллулина была заперта. Несколько пакетов из-под чипсов и пустых стаканов пинал по земле легкий бриз, но кроме этого ничего не шевелилось.
Это было по-настоящему очень жутко.
Я скользнула за главный шатер прижимаясь к брезентовой стене, пытаясь держаться в стороне от людей и подальше от силы гламора, как только возможно. То в чем я действительно нуждалась это…
– Имоджен!
Иможден стояла от меня в нескольких футах, покачиваясь под музыку, Элвис и другой парень яростно спорили рядом с ней.
Это было вполне привычным зрелищем – Элвис реально становился ревнивым, когда Имоджен танцевала с другими парнями. Обычно она игнорировала его.
– Имоджен!
Она повернулась и улыбнулась мне. Я двинулась к ней.
– Ты именно тот человек, которого я хотела повидать.
– Тебе это не нравится, Фран! Почему ты не танцуешь?
Я отмахнулась от ее вопроса. Я уже могла ощущать работу гламора, заставлявшую меня отбросить все и присоединиться к счастливой танцующей толпе.
– На это нет времени. Есть защитное заклинание способное оградить себя от гламора?
Она улыбнулась парню, который сейчас нависал над более мелким Элвисом с двумя большими кулаками.
– Я надеюсь, он вырубит его; Элвис был таким приставучим сегодня вечером. Да, защита, конечно, есть, это защищающее заклятие от всего.
– Ты можешь показать мне как его сделать? Это же не Моравский секрет, а? Что-то что я могла бы использовать специально против этого гламора?
Пальцы ног начали притопывать против моей воли. Мои ноги хотели, чтобы я бросилась в толпу.
Она повернулась ко мне с легкой морщинкой между бровями.
– Почему ты хочешь защититься от этого гламора? Он же не вредный, да и группа звучит намного лучше с ним.
– Пожалуйста, Имоджен, у меня нет времени объяснять. Могла бы ты просто показать мне оберег?
Она наградила меня заинтересованным взглядом, потом повернулась так, чтобы ее тело закрыло вид от любого, кто мог бы взглянуть в нашу сторону. Мне пришлось с трудом удерживать свое внимание на ее указаниях; музыка была настолько убедительной, что все во мне кричало отправляться танцевать, развлекаться, позволить ей наполнить меня и стереть все мои заботы.
Она нарисовала на мне оберег, потом показала, как его рисовать. Дело с оберегами вообще-то не в правильном изображении символа, а в вере, вложенной в него. Это метод для всей магии – веришь, и она работает. Усомнишься, и сила магии ослабнет. У меня не было сомнений в собственных способностях – таковых, какие были – что помогло мне изобразить оберег. В момент, когда мой палец вычертил последний изгиб, символ ожил в воздухе передо мной ярким золотистым мерцанием, что тут же растворилось. Однако, я почувствовала что защита осталась.
Я сделала это! Я нарисовала оберег, и он заработал!
– Фуу! – заорала я, прихлопнув уши руками. – Народ, это же в пятьдесят раз хуже!
Имоджен рассмеялась и обернулась к музыкантам, протягивая руки парню, стоявшему над повергнутой фигурой Элвиса. Очевидно парень услышал пожелание Имоджен, потому что потер свои кулаки прежде чем принять руки Имоджен и начать танцевать с ней. Я подошла и толкнула Элвиса пальцами ног, но он не шевелился. Хотя его грудь поднималась и опадала, так что я поняла, что он не умер, а просто в отключке.