Тогда генерал Лин прибегнул к обычному приему богдоханских властей — к запугиванию.

— Знаете ли, — сказал Лин, — на верхней Хуанхэ живут разбойники-тангуты. Мне хорошо известно, что они собираются всех вас перебить. Я сам никак не могу с ними справиться, несмотря на то, что у меня много солдат.

Генерал прибавил, что дать путешественникам проводника он решительно отказывается.

Но Пржевальский опять повторил, что ему необходимо идти на верховья Хуанхэ, и он пойдет туда даже без проводника, как то не раз делал.

Видя, что Пржевальского не запугать, губернатор начал торговаться относительно срока пребывания русской экспедиции на верховьях Желтой реки: генерал предлагал всего пять-шесть дней, Пржевальский же назначил трехмесячный срок и не уступал.

В таком духе разговор продолжался около часа. «Изобретательный» (по выражению Пржевальского) генерал прибегал ко все новым уверткам, но ничего не добился. Наконец аудиенция кончилась, и путешественники поехали обратно в отведенную для них фанзу…

Из старых китайских источников и по сведениям, которые удалось добыть расспросами, Пржевальский знал, что истоки Желтой реки лежат на Тибетском нагорье, а дальше река течет в громадных крутых горах, стоящих несколькими грядами между Тибетским нагорьем на юге, озером Куку-нор на северо-востоке и равнинами Цайдама на севере.

Как же идти к истокам Хуанхэ? На юго-запад от Куку-нора? На юг из Цайдама?

Пока сам Пржевальский, первым из европейцев, не достиг колыбели Желтой реки, никто не мог ответить на этот вопрос: и от Куку-нора, и из Цайдама предстояло пробираться через дикие, неисследованные места.

Естественно, что Пржевальский, находясь вблизи Куку-нора, выбрал самый короткий путь — напрямик через хребты Балекун, Сянсибей, Угуту, Амне-мачин. Естественно было и решение Пржевальского заменить на этот раз верблюдов мулами: весною в горах верблюды погибли бы от сырости и от ядовитой травы «хоро-убусу». Мулы же и сырость переносят лучше и умеют выбирать пригодную для корма траву.

Купив в Синине четырнадцать мулов, Николай Михайлович с Роборовским, Юсуповым и тремя казаками вернулся к своему отряду.

Во второй половине марта путешественники выступили к верховьям Хуанхэ. Вскоре, с южного склона гор Балекун, они увидели Желтую реку, широкой лентой извивающуюся в темной кайме кустарников, между высокой стеной обрывов на восточном берегу и горами желтого сыпучего песка — на западном.

Из всего верблюжьего каравана, ходившего в Тибет, выжило только семь верблюдов. Оставив их пастись здесь, в кустарниках и на травянистых площадках Балекун-гоми, 30 марта путешественники двинулись дальше.

Сначала путь лежал вдоль самого берега Хуанхэ. Из песчаных наносов, круто спускающихся к реке, тут с шумом били быстрые ключи. На ключевых болотах, поросших тростником, уже кричали черношейные журавли, распускались листья на кустарниках облепихи, в ее зарослях по утрам трещали голубые сороки. Днем термометр поднимался до + 25°C.

Вскоре отвесные береговые обрывы и горы сыпучего песка преградили путь каравану. Путешественники поднялись из долины реки на волнистое степное нагорье. Зелени здесь еще не было. На восходе солнца термометр показал 17° мороза.

«Идешь по луговому плато, совершенно гладкому, как вдруг под самыми ногами раскрывается страшная пропасть», — так описывал Пржевальский в письме к Кояндеру свой путь по нагорью у верховий Желтой реки. — «Вы можете себе представить, каково вьючным мулам взбираться или спускаться по тропинке, имеющей, на 3–4 версты протяжения, полторы тысячи футов (около 500 метров) падения; притом с глиняных боковых стен постоянно грозят обвалы. Помучились мы, в особенности наши животные, немало».

Начался подъем в горы Сянсибей. С одной из вершин, куда взобрался Пржевальский, охотясь дорогою на улларов, открылась обширная панорама. Справа, на западе, белели снежные вершины гор Угуту. Слева, на востоке, расстилалась степная равнина, по которой черной траншеей вилась глубокая долина Желтой реки. Впереди, на юге, вставала новая стена высоких гор.

В горах Сянсибей путешественники встретили кочующих здесь кара-тангутов. Сининские власти уже позаботились о том, чтобы восстановить кочевников против русских.

«Лишь только мы вошли в их пределы, — писал Пржевальский Кояндеру, — как тотчас явился какой-то всадник, который издали закричал нам, что мы на-днях будем перебиты, и ускакал. Пришлось опять, как зимою в Тибете, перейти на военное положение: ночью караул, спим с оружием под изголовьем, на охоту ходим с револьверами, пасем скот не далее меры винтовочного выстрела от своего стойбища».

Однако вскоре местные жители, как рассказывает Пржевальский, «переменили свои враждебные отношения на более мирные, приезжали даже к нам, продавали масло и баранов», а впоследствии «сознавались, что были страшно напуганы слухами, пущенными про нас из Синина, и хотели даже все укочевать из тех местностей, которые мы проходили».

В этой горной стране, прилегающей к верховьям Хуанхэ, Пржевальский собрал богатые коллекции растений. Среди них оказались новые виды: «тополь Пржевальского», «поползень Эклона», новые разновидности жимолости, чагерана, вики, касатика.

Выйдя из речных ущелий, караван двинулся по степному нагорью. Здесь уже пробилась трава, паслись табуны куланов, слышалось пение полевых жаворонков.

Подошли к незаметному издали обрыву реки Чур-мын — одного из притоков Хуанхэ. Под самыми ногами путешественников внезапно раскрылась глубокая пропасть. На дне ее лежал совершенно другой мир.

Пржевальский i_046.png

Третье путешествие в Центральной Азии в 1879–1880 гг.

Наверху, вокруг путешественников, расстилалась безводная степь, покрытая низкой травой. Внизу шумела река, зеленел густой лес.

С высоты обрыва путешественники снова увидели Желтую реку. Далеко впереди, на юге, она прорывала высокие горы, которые вставали здесь отвесной стеной, преграждая каравану дальнейший путь.

Для разведки Пржевальский послал разъезд казаков вверх по Хуанхэ. Казаки вернулись на четвертые сутки и привезли нерадостную весть — пройти дальше с караваном невозможно: всюду глубокие ущелья, громадные бесплодные горы, бескормица.

Сам Пржевальский поискал прохода в другом месте, но тоже не нашел.

Оставалось искать путь на другом берегу Хуанхэ.

Весь караван перекочевал к устью Чурмына. Здесь путешественники провели четверо суток в тщетных поисках переправы через Желтую реку. Брода нигде не оказалось. А для того чтобы выстроить плот, нехватало материалов, да и слишком опасно переправляться на плоте с багажом и мулами через быструю реку, изобилующую подводными камнями.

«Со всех сторон явились препятствия неодолимые», — пишет Пржевальский. — «Так пришлось с горестью отказаться от заманчивого выполнения намеченной цели».

Неудачная попытка пробраться к истокам Желтой реки от Куку-нора привела Пржевальского к правильному выводу: «На те же истоки Хуанхэ без особенного труда можно сходить из Цайдама по Тибетскому плато».

Нo сейчас, не имея верблюдов, невозможно было осуществить этот план. Его осуществила через четыре года, в 1884 году, четвертая экспедиция Пржевальского.

А теперь Пржевальский решил идти назад к Куку-нору, в Нань-шань, Ала-шань.

НА РОДИНУ

Вновь посетил Пржевальский знакомые места — Чейбсен, Чортэнтан, вновь увидел спутников первого своего путешествия. Вместе с ними, семь с половиной лет назад, пробирался он через пески южного Ала-шаня и через горы Тэтунга. «Все здесь живо помнилось, несмотря на то, что минуло более семи лет после нашего пребывания в этих местах. Нашлись старые знакомые. Все эти люди с непритворным радушием, даже большой радостью, встречали теперь нас».

Вновь побывал Пржевальский в Дынюаньине. Старый алашанский князь умер в 1877 году. Его сыновья «на этот раз нашего пребывания», рассказывает Пржевальский, «произвели на меня неприятное, отталкивающее впечатление. Прежде, восемь лет назад, они были еще юношами. Теперь же, получив в свои руки власть, эти юноши преобразились в самодуров-деспотов». «Жизнь ведут праздную… Общая забота алашанских князей заключается в том, чтобы, правдою и неправдою, возможно больше вытянуть из своих подданных. Ради этого, помимо податей, в казну вана[64] поступают различные сборы как деньгами, так и скотом: нередко князья прямо отнимают у монголов хороших верблюдов и лошадей, возвращая взамен плохих животных. Притом ван открыл значительный для себя источник дохода, раздавая за деньги своим подданным мелкие чины. За малейшую вину эти новоиспеченные чиновники опять разжалываются; затем им вновь возвращается прежний чин, а ван получает новое приношение… С своими подчиненными князья обращаются грубо, деспотично».

вернуться

64

Ван — князь.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: