В анкетах о себе он сообщал: «В феврале 1918 года с партизанским отрядом ССРМ ушел на псковский фронт помощником начальника отряда. После расформирования отряда — комиссар полка».

До наших дней сохранилось одно изначальное формирование Вооруженных Сил молодой Советской России, которое он создал с братьями по оружию. Это гвардейский мотострелковый Ленинградский Краснознаменный полк. В полку свято чтут память Смородина: он первый его комиссар.

На вопрос, в каких боях участвовал, Петр давал ответ: «Взятие Пскова, Юрьева, Ямбурга. И на Северном фронте». И сохранилась еще одна фраза в анкете: «1918 год. Председатель Гдовского укома РКП(б)».

А началось все с того, что питерский молодой большевик пошел бить немцев. Пошел как на трудовую вахту, только не с рабочим инструментом, а с наганом в руке.

Он был готов к этому, потому что грозой пахло в суровую зимнюю стужу. С Запада наползали тревожные вести: Антанта отклонила призыв новой России к прекращению огня; вильсоны, пункаре и ллойды джорджи готовились потопить в крови Советскую республику.

Россия предложила мир Германии. Кайзер согласился на перемирие, но в наглой форме потребовал аннексий и контрибуций. Ленин требовал подписать даже такой худой мирный договор. Троцкий вопреки воле партии договор не подписал. Войска Вильгельма II 18 февраля перешли в наступление на широком фронте. Им встречались на пути разрозненные отряды Красной гвардии да почти развалившиеся полки старой армии. Враг брал город за городом, спешил к Петрограду.

Нависла угроза над столицей, и в ночь с 21 на 22 февраля всей стране было передано воззвание Ленина «Социалистическое отечество в опасности!».

В ночь на 23 февраля завязались упорные бои под Псковом, Ревелем и Нарвой. Насмерть бились с немцами отряды Красной гвардии, балтийские моряки, латышские стрелки и красные летучие отряды эстонцев. Немцев на ряде участков задержали и опрокинули: 23 февраля стало днем рождения Красной Армии.

В эту же ночь в Смольном, в комнате № 75, вокруг Ленина над картой военных действий склонились бывшие генералы Бонч-Бруевич, Новицкий, Лукирский, Раттэль, Гришинский и Сулейман. И военные комиссары Подвойский, Мехоношин и Еремеев. И член ВЦИК, старый ленинец с 1903 года, вечный: каторжанин, как он называл себя. Ян Фабрициус по кличке Железный Мартын. Окончательно должен был решиться вопрос о судьбе Петрограда, о переезде правительства в Москву.

Мнение военных специалистов укрепило решение — Петрограда не сдавать, правительству переехать в Москву. В тот же день на большевистской фракции ВЦИК в Таврическом дворце Ленин выступил с резкой, суровой и ясной речью: немедленно принять немецкие условия мира. Фракция его поддержала.

Из Таврического дворца Ян Фабрициус отправился на Путиловский завод, отобрал там сорок три красногвардейца и отбыл с ними на фронт.

Через несколько часов отряд остановился на полустанке Третий разъезд, возле Гдова. В городе хозяйничали белогвардейцы. А на глазах у Фабрициуса грузились в теплушки солдаты-окопники, чтобы ехать по домам. Это был батальон 4-го Капорского пехотного полка — пятьсот пятьдесят пехотинцев и тридцать пять конных разведчиков. Командовал ими Нил Блинов.

Железный Мартын попросил собрать батальон на митинг. Капорцы не очень охотно сбились полукругом возле груды бревен. Винтовки со штыками, подсумки, саперные лопатки, гранаты. Боевая сила! Вот бы повернуть ее на Гдов! Только как ее склонить?

— Тише, товарищи! — крикнул Блинов. — Слово имеет представитель от Ленина, военный комиссар Фабрициус!

Железный Мартын, проведший в царских тюрьмах — и в кандалах на каторге, и в ссылке — десять лет, умел зажигать сердца.

Он вынул из кармана «Правду», прочитал, как клятву, ленинское воззвание «Социалистическое отечество в опасности!». И от себя добавил одну лишь фразу:

— Кто против этой суровой ленинской правды? Через час эшелон двинулся к Гдову.

Это был еще один великий миг в истории пролетарской революции, с которого ведем мы летопись Красной Армии. Банда прапорщика Белова бежала под натиском капорцев и питерских красногвардейцев. Вечером Ян Фабрициус телеграфировал в Петроград: «Гдов освобожден».

А через три дня конная разведка капорцев и конный отряд путиловцев — братьев Новиковых, — начисто уничтожили крупное подразделение немцев на узкой улице в деревне Самолва…

24 февраля с отрядом из ста двадцати активистов Петроградского ССРМ прибыл на Гдовский участок фронта Петр Смородин. Да еще путиловцы и обуховцы — четыреста пятьдесят человек. Фабрициус сформировал из них 1-й Гдовский батальон пограничной стражи. Он и стал праотцом Ленинградского гвардейского полка, одного из старейших в Советской Армии…

До мая 1918 года батальон дрался с врагами непрерывно. Петр Смородин делал с ним успешные рейды.

В мае был объявлен прием добровольцев. Батальон превратился в 1-й Гдовский полк пограничной стражи. Командир — Нил Блинов, комиссар — Петр Смородин.

В те дни полк входил в состав Торошинского боевого участка. Возглавлял его Железный Мартын — Ян Фабрициус, герой гражданской войны, награжденный к концу войны четырьмя орденами Красного Знамени…

Перевалил за половину февраль. Воскресенье. На улице — обычная питерская морось при свежем ветре с Балтики. Во втором часу ночи завыли сирены. «Псков захвачен немцами! Петроград в опасности!» Утром потянулись к вокзалам фронтовые отряды рабочих.

Петроградский комитет ССРМ решил немедленно создать свои отряды. Но поджимало время, и ограничились одним сводным отрядом. В него вошли члены ПК и райкомов: сто девять парней, одиннадцать девушек. Выбрали штаб отряда: Петр Смородин, Андрей Кулеша, Моисей Ратновский, Василий Вьюрков, Орест Петропавловский, Евгения Герр. Разместились у Марсова поля, в Инженерном замке. Три дня обучались стрельбе и другим элементам боя. Но эти дни казались вечностью, так все рвались на фронт.

Связной Степанов прибыл в отряд из Смольного:

— Приказ, товарищи: нынче в двадцать три ноль-ноль к Балхийскому вокзалу для отправки.

Оставалось несколько часов. Разрешили пойти попрощаться с родными. Петр уехал к Анне Петровне, но вскоре вернулся и компанией Пошли бродить по городу.

Зашли в Летний сад — и словно заново ощутили красоту зимней природы: снег на деревьях, дорожках, призрачный свет луны. Тишина!

Потом вернулись, построились. И с песней пошли по Садовой.

Алексей Дорохов, который в те дни примеривался, «делать бы жизнь с кого», видел эту колонну торопливо шагавших подростков. Кто в старых шинелях, кто в ватниках и пиджаках, крепко перехваченных ремнями. Мешки за спиной, котелки, винтовки. Дорохову сунули листовку ПК ССРМ, где говорилось: «Рабочая молодежь не может стоять в стороне, когда на карту поставлена судьба рабочего движения и революции не только в России, но и всемирной. Только на ее костях может быть воздвигнуто снова господство буржуазного кулака, только на ее костях может быть воздвигнуто прежнее царство грабежа и насилия, и только с часом гибели всей рабочей молодежи Петербурга может совпасть зловещий час торжества капиталистов и помещиков.

На смертельный бой с буржуазией зовем мы вас, молодые пролетарии Петербурга. Все па борьбу! Вперед! Возврата нет! Да здравствует революционный рабочий класс и его социалистическая армия!»

Оказалось, что отряд включен в группу, направлявшуюся на Гдовский участок фронта.

«Наконец сели в эшелон, — вспоминала Герр. — Часов в шесть утра около теплушек поднялся невообразимый шум. Поспешно открываем двери и неожиданно подвергаемся атаке матерей, братишек, сестренок. Некоторые наши товарищи явно смущены и не прочь бы сквозь землю провалиться. Оказывается, они скрыли от родных, что едут на фронт… Особенно жалко было глядеть на Петра Смородина. Мать его бранила, и плакала, и какие-то селедки ему совала, а он, всегда такой суровый вояка, стоял смирный и смущенный, тихо упрашивал: «Ну, мама, ну не надо…»