четверолиственник, вырезанный на вашей печати".
Он написал всю песнь отрывками то в Черни, то в Москве и кончил ее в
Дерпте в 1816 году, а напечатал отдельным изданием уже в С.-Петербурге в том
же году. Последняя строфа, которая должна была бы греметь как раскат грома,
похожа на лирическую мечту, напоминающую тоску по милой. <...>
Так он уехал и останавливался в Москве у Карамзина. Через несколько
времени Протасовы на пути в Дерпт приехали тоже в Москву -- проститься с
родными. Насилу, с помощью друзей, Жуковский мог получить позволение
провожать их в Дерпт, дабы помочь им устроиться на новом их местопребывании.
Вероятно, отъезд его из Дерпта в Петербург несколько замедлился, может быть, в
той надежде, что ему можно было бы остаться в Дерпте. Но Екатерина
Афанасьевна настояла на своем и требовала, чтобы Жуковский поскорее уехал.
Мы не можем кончить первый отдел нашего очерка, не включив в него
выдержки из замечательного письма Жуковского к Марии Андреевне, оно есть
живой образец благородства и возвышенности мыслей их обоих: говорю: "обоих",
потому что с этой поры начинается личное мое с ними знакомство. <...>18
С переселением семейства Протасовых в Дерпт родина опустела для
Жуковского, хотя там и оставалось у него много друзей и много прекрасных
воспоминаний прошедшего. <...>
В январе 1816 года важные события в семействе Протасовых (о которых
мы будем говорить впоследствии) требовали присутствия его в Дерпте. С тех пор,
за вычетом нескольких недель, он почти два года безвыездно провел в Дерпте. В
течение этих трех лет Жуковский вел странную, двойную жизнь, имевшую
замечательное влияние на развитие умственных его склонностей. В Дерпте
общество и университет отдавали ему полную справедливость как образованному
человеку и как знаменитому русскому поэту; университет поднес ему диплом
почетного члена. В Петербурге, напротив того, литераторы старого века нападали
на него и задевали довольно пошлыми выходками даже на театре. В Дерпте
близкие родные показывали ему некоторую холодность и недоверчивость, а в
Петербурге посторонние люди, даже при дворе, ласкали и уважали его. В Дерпте
он погружался в изучение немецкого языка и словесности, тогда как в Петербурге
ратоборствовал в рядах молодых писателей на пользу русского слова.
В 1815 году, когда Жуковский прибыл в Дерпт, тамошний университет
переживал только тринадцатый год своего существования. Заведение было юно и
имело все добрые и худые качества, свойственные первой эпохе развития
университета. Скудость и несовершенство материальных и научных средств
заменялись некоторым образом свежею образовательною силой, которая из
невыделанного сока производит зародыши, одаренные иногда большею
способностью дальнейшего развития, чем в более позднее время. С глубокою
благодарностью именно бедные классы жителей балтийских губерний приняли
монаршую милость -- основание университета в здешнем краю. Отныне и для
бедных людей оказалась возможность образовывать своих детей в высшем
учебном заведении, что прежде было доступно только для людей богатых,
которые могли посылать своих детей за границу. Наука сразу прочно принялась в
молодом учреждении. Только один раз в год праздновался общий студентский
коммерш, один раз только во время вакаций студенты разъезжались по домам.
Обхождение между профессорами, студентами и жителями города было
свободное; не знали никаких формальностей, ни науки о визитах и глазетовых
перчатках; жили с убеждением, что в маленьком городе, в будущем рассаднике
образованности, старый и малый должны действовать к достижению одной
образовательной цели. Это настроение общества было по сердцу Жуковскому.
Воспоминания о жизни в Москве ожили в нем; он познакомился с профессорами
и некоторыми дворянскими семействами. Люди, кончившие курс в Дерптском
университете, составляли приятные семейные кружки. Жуковский с
благодарностью вспоминал всегда о приятных часах, проведенных им в домах
Мантейфеля, Левенштерна, Брюнинга, Нолькена, Липгардта, Штакельберга,
Лилиенфельда, Крюднера. Научные сношения имел он с профессорами физики
Парротом, археологии и эстетики Моргенштерном, истории Эверсом-младшим,
философии Эшем, с библиотекарем К. Петерсоном, с основателем училища по
системе Песталоцци Асмусом и с литератором фон дер Боргом, который
переводил лучшие русские стихотворения на немецкий язык. В мастерской
профессора живописи Зенфа Жуковский занимался искусством гравирования на
меди19, с любителями музыки он устраивал у Екатерины Афанасьевны
музыкальные вечера. Сношения с этими людьми не кончились с трехлетним
пребыванием Жуковского в Дерпте, но продолжались и впоследствии, когда он
снова возвратился в Дерпт из Петербурга. Паррот, уроженец Эльзаса и товарищ
Кювье, владевший в совершенстве французским языком, из бесед своих с
Протасовыми о физике составил тогда план своего сочинения "Entretiens sur la
physique" {"Беседы о физике" (фр.).}, напечатанного в шести томах20. Профессор
Моргенштерн охотно беседовал с Жуковским о немецкой словесности, думая
руководить русского стихотворца в понимании ее красот, и был ему весьма
полезен в отношении немецкой библиографии. Кроме того, на вечерних
собраниях, на которых Петерсон, прозванный "толстым", и Асмус превосходно
читали новейшие произведения немецкой словесности и часто забавляли своих
слушателей собственными стихотворными произведениями, например едкою
сатирическою комедией (Петерсона) "Принцесса со свиным рылом", --
Жуковский укреплялся в знании немецкого языка и литературы. В большом ходу
были в ту пору творения Жан-Поля, Гофмана, Тика, Уланда и др., с которыми
Жуковский здесь впервые познакомился. В то время, о котором мы говорим,
Дерпт еще пользовался возможностью слушать всех артистов, которые на пути из
чужих краев в Петербург останавливались здесь и давали концерты. Вкус и
таланты, под влиянием этих обстоятельств, могли счастливо развиваться. Были
здесь артисты не хуже иностранных и между любителями. Как некогда у
Плещеева в Черни, Жуковский и в Дерпте наслаждался музыкою своих стихов,
положенных на ноты Вейраухом21. Кроме того, поэт посещал некоторые из
университетских лекций, например Эверса-младшего, известного автора
"Истории древнего русского права". Эверс стоял за гипотезу хазарского
происхождения Руси. Его умные замечания и обширные сведения были вообще
привлекательны и полезны для Жуковского, который сам занимался всеобщею и
русскою историей. В это же время жил в Дерпте, у своего тестя Левенштерна,
баварский граф Л. де Брэ (L. de Bray), написавший этюд "Essai critique sur l'histoire de la Livonie" {"Критический очерк истории Ливонии" (фр.).}, посвященный
императору Александру I (Dorpat. 1817, 3 части)22. Жуковский, переводивший
ему некоторые страницы из истории Карамзина, с большим интересом изучал
притом и историю балтийских провинций. Из лекций профессора Эшэ, прямого
ученика Канта, автора книги "DerPantheismus" {"Пантеизм" (нем.).}, Жуковский
вынес мало пользы, потому что отвлеченные философские вопросы, сами по себе
темные, еще более были затемнены изложением, не вполне доступным для поэта".
Несмотря, однако, на свои ученые и художественные занятия, Жуковский
охотно входил в знакомство со студентами и не отказался от посещения
торжественного фукс-коммерша, на который он был приглашен вместе с
профессорами как почетный гость. Это было 14-го августа 1815 года. Студенты,