СВОБОДА И ВОЛЯ.

Мы уже многократно говорили о том, что «свобода реализуется», или «воспринимается как чудо». Но пора сделать важное уточнение: не всякая свобода реализуется, это совершенно не обязательно. Свобода просто есть, и она ничего не делает, будучи «ничем». Это ничто – лишь поле, в котором может действовать, а может и не действовать воля. Именно воля – свобода реализуемая, овеществляет свободу и может видит ь ся как чудо, как акт, мысль, идея и т.п.

Понятия свободы и воли так связаны, что иногда выступают синонимами. Вместе с тем, их не принято путать, на что указывают такие устойчивые выражения как «свобода воли», или «вольному воля». В чем основное отличие этих понятий? Воля есть нечто третье между свободой и несвободой, некая переходная активная форма между «ничто» и «нечто». Хотя все «нечто» пребывает в непрерывном процессе формирования, пассивные предметы выступают объектами приложения чужих, активных воль в непрерывной цепи детерминизма.

Если свобода есть пустота, возможность, потенция, то воля является позитивным проявлением и осуществлением свободы. Воля невозможна без свободы, но не всякая свобода осуществляется в воле, как не всякое возможное превращается в действительное. Главным условием возникновения воли является идея, проект, который выкристаллизовывает из хаоса возможного каркас осмысленного порядка. Таким образом, если свобода – принцип хаоса, то воля – сила, рождающая из этого хаоса космос. Воля, вооруженная идеей, становится точкой собирания личности. Это сила творения «себя». Антиподом воли и ее «отцом» является страх. Там, где существует недостаток личной воли, господствует воля внешняя, чуждая, питающаяся силой страха. Страх есть переживание бездны, падая в которую, «Я» может потерять себя. Поэтому, чтобы остаться «собой», каждый индивид либо убегает от свободы, подчиняясь внешней воле, либо утверждает свою волю (в этом случае он нуждается в большом количестве свободы, что часто приводит к «хищению» свободы других). Потеря «себя» может завершаться смертью, но чаще всего каждый акт встречи с бездной завершается смертью символической – преображением «я». Замечу, что как бездну мы воспринимаем любое внешнее проявление, требующее нашего ответа. Таким вызовом может быть каждая новая ситуация, любое событие, в котором свобода и несвобода всегда слишком близки, почти слиты. Свобода, открываемая событием – это зазор новых возможностей, преображение мира, раскрывающее веер вариантов реагирования на свершающееся. Несвобода события – это ограниченность нашего опыта, знаний, реакций плюс внешняя воля, давление, оказываемое на нас событием. Мы сами точно также можем творить события как по отношению к себе, так и к внешнему миру, осуществляя свою волю. В соответствии со своей волей мы можем как «делать себя», так и «делать мир», творя окружающее по своему представлению, но всё это лишь до тех пор, пока в данном нам поле свободы не действует никакая более могущественная внешняя воля.

Внешняя воля может также осуществляться и как сила поглощения и ассимиляции, антагонист страха - любовь (см. Свобода и любовь). По большому счету, Эрос (Любовь) и Танатос (Страх) отличаются только по принципу «приятия» и «неприятия» нами. Но и то, и другое чревато смертью «я», пусть не всегда полной и буквальной. Только в случае любви эта смерть нам приятна, а в ситуации страха – неприятна. Здесь, возможно, будет уместно вспомнить теорию тифоанализа, утверждающую единственным вектором, по которому устремляется всё живое, - смерть, Танатос. Всякое удовольствие и разрядку тифоанализ рассматривает как смерть.

Страх и Любовь являются программными принципами, управляющими всеми живыми организмами. Они же определяют два фундаментальных вектора возможного движения - центростремительного (влечение, любовь) и центробежного (избегание, страх). Только если животная особь руководствуется предустановленными инстинктивными программами, то личность выступает самонастраиваемым духовным организмом. Поэтому для нас, разумных существ, владеющих некоторой свободой, одни и те же программы (идеи) могут восприниматься то как Эрос, то как Танатос; то влечь к себе, то отталкивать. Например, для христианина Библия, распятие и прочие ритуальные атрибуты, сакральные в данной традиции, являются вдохновляющими, благими, «эротическими». А для воинствующего атеиста все эти символы – средоточие зла, Танатоса, страха.

Чем больше вызывающих ситуация пережито, тем опытнее, сильнее и богаче «я». Каждый акт становления «я» есть, прежде всего, восприятие ситуации либо как «да», либо как «нет» - как «чет» и «нечет», благо и зло, приятное и неприятное, любовь и смерть (страх). Приятное мы принимаем, ассимилируем (или скорее оно ассимилирует нас, поскольку, очевидно, что всякое приятное древнее и могущественнее всякого отдельного «я»). Неприятное мы воспринимаем как пугающее, либо отвратительное (глубинно нет разницы между этими двумя полюсами неприятного), а значит, избегаем его, отбрасываем, либо игнорируем = не принимаем. Любую личность можно рассматривать как длинную цепочку таких приятий и неприятий и если бы возможно было полностью расшифровать эту духовную ДНК, мы могли бы увидеть уникальный портрет всякой личности.

Роль воли в этом сложном процессе нашего самостроительства очевидна. Но каков генезис самой воли? Думаю, что воля, наш внутренний духовный владыка – это победитель в подспудной борьбе множества более слабых, альтернативных «я», живших, или зарождавшихся когда-то в нас. Влияния родителей и воспитателей, друзей и книг являются теми основными векторами авторитетного внешнего воздействия, которое мы, как правило, воспринимаем как приятную и благую внешнюю волю в силу благого отношения источников этой воли к нам. Тем самым базовым принципом формирования наших воль является любовь, или принцип удовольствия, влекущий нас в зону комфорта, или в индивидуальную утопию. Именно удовольствие является главным поработителем нашего духа, заставляющим стоять на месте – быть там, где хорошо и комфортно. Вот почему для рождения личности с её индивидуальной духовной картой и развитой волей необходимы переживания одиночества, страха, боли. Это позволяет осуществить разрыв духовной пуповины, связующей с комфортным окружением. Именно в этом заключался смысл посвятительных обрядов (инициаций) в традиционных обществах.

Волю путают со свободой еще и потому, что вне проявлений свобода «невидима», как и положено пустоте. Трудно воспринимать пустоту, пока она не заполнена. Но, заполняя, мы ее разрушаем. И далее возникает потребность в новой порции свободы. Так, непотраченные деньги имеют какую-то номинальную ценность, но не производят никакой работы, их наличие ничего, в сущности, не меняет (если не считать психологического ощущения уверенности и комфорта; иначе это ощущение называется «знание» и это еще один аспект свободы). В момент их обмена на товары, или услуги, эти деньги для их владельца перестают играть роль потенциального, превращаясь в реальные, ощутимые, проявленные плоды реализации свободы. О том, как важно ценить время и наполнять его осмысленным содержанием, не писал только ленивый. Это общее место любой философии жизни. Но такое осмысленное наполнение свободы-времени требует развитой и неутомимой воли, которая бы непрерывно направлялась на созидание своего космоса из окружающего хаоса имеющейся у нас свободы. Такой непрерывный экстаз невозможен, поскольку любой акт выдоха должен предваряться актом вдоха. Экстаз воли опирается на одержимость свободой, то есть созерцание, отражение. Чтобы действовать, необходимо понимать. А поскольку одно из измерений свободы – сознание – является полностью нашим, личным пространством, то значительный ресурс своей воли мы направляем в себя, на поддержание и расширение внутреннего космоса. И чем более свободен человек, тем больше ресурсов воли он вынужден направлять на поддержание и развитие этой личной свободы. Эта внутренняя работа, совершающаяся незаметно для окружающего мира, позволяет условно выделять мыслителей в противовес деятелям. Разница между ними не в силе воли, а в сфере ее направленности. Мыслитель больше волевых усилий совершает внутри себя, а деятель, пользуясь неким готовым и устоявшимся для него образом личного рая-утопии, направляет волю на внешний мир (6).