вышеописанного разговора, вышел из корректорской в наборную, Федор

Михайлович обратился к ней и сказал:

- А какой он, однако ж, ядовитый, этот господин Александров; как он это

зло сказал сейчас про то, что что-нибудь, да останется... Я совсем не предполагал

в нем ничего такого! {4}

IV

В первые дни 1873 года, находясь еще под влиянием первого впечатления,

произведенного на меня манерою обращения Федора Михайловича, меня немало

беспокоила его привычка объясняться всегда лично, а не путем записок, что

иногда было бы удобнее для нас обоих. Бывало, приедет в типографию, когда

меня там нет, и волнуется, волнуется в ожидании меня, чтобы переговорить о

деле лично, вместо того чтобы сесть да написать мне о том, что ему надо...

Великий писатель не любил изъясняться посредством писем или записок, считал

писание их вообще делом трудным и не однажды признавался в этом не только

многим знавшим его, а в том числе и мне, но даже печатно, в своих сочинениях.

Но как бы то ни было, а без записок и даже писем дело, разумеется, не

обходилось; Федору Михайловичу пришлось-таки писать их ко мне, особенно

после того, как он убедился, что я их понимаю и толково исполняю по ним. Все

его записки ко мне я сохранил, начиная с первой <...> {5}.

153

V

И однако ж, несмотря на казавшуюся грубоватость Федора Михайловича,

я, на самых еще первых порах, подметил в нем нечто такое, что мне тогда же

внушило смелость обратиться к нему с просьбою. <...>

В то время самым новым из крупных произведений Федора Михайловича

был роман "Бесы", незадолго пред тем вышедший в свет отдельным изданием и

еще волновавший русский читающий мир. Мне очень хотелось прочесть этот

роман, который, как мне было известно, очень бранили все именовавшие себя

тогда русскими либералами. Объемистое издание стоило 3 р. 50 к. - цена

недоступная для меня, - и вот я решился попросить сердитого, как у нас в

типографии называли, Федора Михайловича дать мне роман этот для прочтения, не находя все-таки приличным просить книгу в подарок, по недавности нашего

вполне случайного знакомства. Выслушав мою просьбу, Федор Михайлович

вполне просто и естественно, то есть не переменяя интонации голоса, сказал мне:

- В редакции "Гражданина" есть "Бесы"... ведь вы бываете в редакции?

{Редакция, то есть внешние, видимые атрибуты, а в том числе и вывеска журнала

"Гражданин", во время редакции Ф. М. Достоевского помещались сначала в

квартире издателя, а потом в квартире секретаря редакции, В. Ф. Пуцыковича, (Прим. М. А. Александрова.)}

- Бываю, Федор Михайлович, и даже часто, - ответил я.

- Ну, так вот там и возьмите себе экземпляр; скажите, что я вам велел.

Возьмите себе совсем - я вам дарю его.

Я поблагодарил Федора Михайловича и спросил, не даст ли он записки

для получения книги.

- На что записку? - возразил он. - Ведь вас знают в редакции, если вы там

часто бываете. Спросите моим именем; а я, когда буду в редакции, скажу там, что

велел вам взять себе экземпляр.

Я опять поблагодарил его. Я знал, что в конторе редакции "Гражданина"

"Бесы" имелись для продажи подписчикам этого журнала по пониженной цене, и

в тот же день получил книгу беспрепятственно.

Таким образом, я, на первых порах знакомства, получил уже от Федора

Михайловича подарок. Впоследствии, когда у него выходило в свет новое издание

какого-либо из его сочинений, мне уже не приходилось просить: Федор

Михайлович сам дарил мне по экземпляру каждого из них, снабжая их при этом

своими автографами.

VI

Между тем Федор Михайлович с усиливавшимся упорством преследовал

принятое им на себя трудное дело приведения "Гражданина" к общепринятым

литературным формам, которые этот журнал до него игнорировал, - и в этой

154

нивелировке я принимал косвенно, конечно, и невольно, но тем не менее

деятельное участие. Но чтобы быть понятым, я должен, хотя вкратце, очертить

положение дела.

В первые годы своего существования "Гражданин" отличался от прочих

своих собратий - периодических изданий - гораздо большими, чем впоследствии и

теперь, претензиями на оригинальность и эксцентричность. Особенностей у него

было много, но перечислять их все было бы здесь неуместно, поэтому я упомяну

лишь о тех из них, которые имеют отношение к настоящему моему

повествованию.

Одною из главных его особенностей, неудобных для типографии вообще,

а для метранпажа в особенности, было отсутствие необходимой для

периодического издания стройности в организации ведения дела; по раз

заведенному порядку никогда почти в нем ничего не делалось; сначала это

происходило оттого, что издатель не желал стеснять себя какими бы то ни было

правилами, а потом оттого, что у журнала очутилось двое хозяев, или, вернее, ни

одного хозяина при двух распорядителях - редакторах - неофициальном, N {6}, и

официальном, Ф. М. Достоевском, у которых хотя и была одна и та же задача, но

каждый употреблял для ее разрешения различные средства, вследствие чего

соглашение между ними достигалось с большим трудом. Вот эта-то трудность

соглашения руководителей журнала естественным путем отражалась, между

прочим, и на типографской части дела, главным органом которой в данном случае

являлся метранпаж, руководитель наборщиков.

Главною моею заботою каждую неделю было добиться вовремя

составления номера, - и сколько, бывало, надо мне было около них обоих

походить, чтобы добиться этого составления номера!.. Имеется, например, между

прочим материалом, данная статья: один одобряет ее, другой бракует! И как, бывало, ни удачно скомпануешь номер, благодаря беготне от одного к другому, от другого к первому, на предварительном реестре, а при выполнении этого

реестра непременно случится какое-нибудь замешательство: то которая-нибудь из

предположенных статей не явится вовсе, то та или иная из них явится длиннее

или короче предположенного; в результате опять беготня и искание соглашения

редакторов, а в конце концов несвоевременная и потому спешная, беспорядочная

работа.

Вспоминая теперь об этих перипетиях, мне припомнилось одно маленькое

словцо Федора Михайловича о "Гражданине", которое, кстати, и приведу здесь.

Однажды как-то после длинного совещания о составе текущего номера у

меня невольно вырвалось нижеследующее замечание:

- Ведь вот этот "Гражданин", - говорил я, - сам по себе журнал небольшой, а ведь сколько с ним возни и хлопот у нас бывает!.. Иной раз так просто досада

берет на него!

- Не велик, да удал! - ответил на это Федор Михайлович и засмеялся.

Приближалось лето.

В первый год своего издания "Гражданин" в летние месяцы не выходил

еженедельными выпусками; вместо них выдано было подписчикам две книги

сборников статей, особо для того составленных и напечатанных и озаглавленных

155

также "Гражданином"; {7} такой способ удовлетворения некоторых

исключительных читателей "Гражданина" был, конечно, очень удобен для его

редакции, но у него были и обыкновенные подписчики, которым способ этот не

понравился; поэтому редакциею было решено со второго года и летом выпускать

еженедельные номера в несколько уменьшенном объеме, но зато с обычною

строгою регулярностью выхода их в свет по понедельникам... Надо заметить, что