осложнилась; есть насущные житейские нужды, так что в заботе да в работе все

время идет.

На это Федор Михайлович сказал приблизительно следующее:

- Забота - да, конечно, обстоятельство неблагоприятное для писанья, но

работа - ничего, работать всегда надо, а писание ведь тоже работа, и писать надо, кто может. Работать и писать - вот тогда и самая жизнь станет лучше!.. А вы

можете писать, не оставляйте этого! - прибавил Федор Михайлович в заключение.

158

VIII

Писание и самому Федору Михайловичу обходилось нелегко, даже,

можно сказать, далеко нелегко... Недаром он говорил, что писание есть работа!

Ниже я буду еще иметь случай сказать об этом, что знаю, а теперь скажу лишь

несколько слов о писательской деятельности Федора Михайловича в

"Гражданине".

Говоря вообще, деятельность эта была невелика. Его "Дневник писателя"

печатался всего в пятнадцати номерах, так что даже эта небольшая журнальная, но все же еще чисто литературная работа в то время обременяла его... Но писать

было надо, потому что писательство было и стихиею, и единственным средством

существования Федора Михайловича с семьею, так как редакторского гонорара

его было недостаточно для этого. Поэтому, оставив "Дневник", Федор

Михайлович попробовал свои силы в иной области литературы: с осени 1873 года

он стал писать политический обзор иностранных событий {9} и сначала был

очень доволен, что ему и в этой области работа удалась вполне.

Однако ж составление политических обозрений являлось работою хотя и

более простою, чем "Дневник", но зато еще более срочною, чем писание

"Дневника", план которого, как известно, был таков, что совсем не обязывал

автора давать подробный отчет за все прожитое время и, благодаря этому,

допускал возможность откладывать и даже совсем пропускать многие явления

общественной жизни, чего нельзя было делать, ведя политическое обозрение

иностранных событий. Эта срочность работы была крайне тяжела для Федора

Михайловича, она изнуряла его и нравственно и физически; притом знаменитый

романист не мог, конечно, не сознавать, что если будет работать так постоянно, то

он никогда не будет в состоянии создать крупного произведения, так как на эту

мелочь, то есть на эту заказную работу, он разменивал свой колоссальный

талант... В совокупности все эти обстоятельства расстроили и без того хрупкое

здоровье Федора Михайловича... Он ощущал как бы давление тяжелого кошмара, освободиться от которого ему представлялось действительным одно-

единственное средство - сложить с себя редакторство "Гражданина" хотя бы уж

по тому одному, что журнал этот был прежде всего еженедельный.

Так Федор Михайлович и решился сделать. В конце 1873 года он

попросил увольнения от редакторства "Гражданина"... Как водится, вместе с

заявлением об этом было подано в Главное управление по делам печати и

прошение об утверждении редактором-издателем нового лица {В. ф. Пуцыковича, бывшего до этого секретарем редакции "Гражданина", помещение которой с

некоторого времени было в его квартире. (Прим. М. А. Александрова.)}, после

чего Федор Михайлович стал ждать своего увольнения с большим нетерпением

{10} и перестал окончательно писать для "Гражданина", поместив последнее свое

политическое обозрение в первом его номере за 1874 год. Но ждать пришлось

довольно долго: только в апреле месяце состоялось утверждение нового

редактора, а следовательно, и увольнение Федора Михайловича.

За исключением писания, во все время ожидания своей отставки Федор

Михайлович продолжал по-прежнему отправлять свои редакторские обязанности, 159

и потому я по-прежнему ходил к нему для переговоров по делам ведения

журнала, причем каждый раз я у него спрашивал - не будет ли его статьи, и

каждый раз получал отрицательный ответ. По поводу такой его писательской

бездеятельности я однажды как-то выразил ему свое недоумение, на которое он

ответил мне, что писать для "Гражданина" у него нет времени, так как ему

предстоит писать для "Складчины" {11}. <...>

Коснувшись предмета своей лепты в "Складчине", Федор Михайлович, между прочим, сказал:

- А ведь туда, вы знаете, скоро не напишешь, потому что написать надо

хорошо... Понимаете... И притом что-нибудь небольшое, в лист, в полтора, не

больше; и непременно надо вещь цельную, законченную - отрывок давать

неловко, не годится!.. А соединить эти три условия: небольшое, да цельное и

хорошо написанное - очень трудно!

И Федор Михайлович написал для "Складчины" художественную,

достойную его пера вещь, под заглавием "Маленькие картинки (В дороге)", объемом в печатный лист с небольшим.

Наконец маленькое редакционное сообщение в N 16 "Гражданина"

известило читателей, что Федор Михайлович, "по расстроенному здоровью, принужден сложить с себя обязанности редактора, не оставляя, впрочем, по

возможности своего постоянного участия в журнале...". Обещанное участие было

чисто и исключительно моральное, поэтому Федор Михайлович после этого

сообщения вздохнул свободно от всегда ненавистного ему обусловленного труда.

Он глядел в это время проясненным взором, а по лицу блуждала блаженная

улыбка с оттенком тихой грусти...

- Теперь-то вы наконец отдохнете, Федор Михайлович, - сказал я, глядя на

его сиявшее тихим удовольствием лицо. - Кстати, скоро и лето.

- Нет, Михаил Александрович, теперь-то я и начну работать!.. Знаете,

летом я могу и люблю работать более, чем зимою... Отдохнуть-то я отдохну, конечно, да и здоровье тоже поправить надо; может быть, за границу съезжу, в

Эмс - Эмс мне всегда помогал, - оттуда в Старую Руссу, а там и за работу! -

проговорил Федор Михайлович с выражением особенного одушевления на

последней фразе, из которого ясно было видно, что любимому, независимому

труду он готов с наслаждением отдать все свои силы. - Много отдыхать я не

буду... А осенью опять в Петербург, непременно, несмотря на его дожди, грязь и

туманы! - прибавил он.

- Роман, вероятно, будете писать, Федор Михайлович? -

полюбопытствовал я, но он на это ответил неопределенно.

- Может быть, и роман... Но у меня есть кое-что в виду и другое, -

прибавил он с таинственным видом.

Присутствовавшая при этом разговоре супруга Федора Михайловича,

Анна Григорьевна, сказала мне - тут же при нем, - что Федор Михайлович

действительно давно задумал роман, писать который он был не в силах при своих

редакторских обязанностях в "Гражданине", но что теперь, отдохнувши и

поправивши наперед здоровье, он намерен приняться за него {12}.

160

Но, несмотря на это сообщение своей супруги, Федор Михайлович

продолжал обращаться ко мне все-таки с таинственным видом.

- А мы с вами ненадолго расстаемся, Михаил Александрович... Мы опять с

вами что-нибудь будем печатать, и, может быть, скоро... У меня есть кое-что в

виду.

- Не думаете ли свой журнал издавать, Федор Михайлович? Вам бы можно

и следовало бы даже, - сказал я.

- Журнал не журнал, а что-нибудь в этом роде... Ну, посмотрим. Я думаю,

что скоро; может быть, у Траншеля же и будем печатать. Увидимся!.. Я ведь

непременно к вам приду.

Загадка эта разрешилась только через полтора года: Федор Михайлович

говорил о своем намерении продолжать "Дневник писателя" и печатать его в виде

самостоятельного периодического издания. При осуществлении этого намерения

Федор Михайлович сдержал свое слово и относительно меня.