зная еще азбуки, лет четырех-пяти начал подбирать
рифмы о котике, о зайке. В семье Бекетовых помнят их.
Лето Бекетовы проводили в своем маленьком подмос
ковном имении Шахматове, верстах в семи от Боблова,
имения Дмитрия Ивановича, по совету которого они и
купили свое. Трудно представить себе более мирный,
71
поэтичный и уютный уголок. Старинный дом с балконом,
выходящим в сад, совсем как на картинах Борисова-Му
сатова, Сомова. Перед окном старая развесистая липа,
Под которой большой стол с вечным самоваром; тут ва
рилось варенье, собирались поболтать, полакомиться пен
ками с варенья — словом, это было любимым местом.
Вся усадьба стояла на возвышенности, и с балкона от
крывалась чисто русская даль. Из парка, через малень
кую калитку, шла тропинка под гору к пруду и оврагу,
заросшему старыми деревьями, кустарниками и хмелем;
а дно оврага и пруд покрывались роскошными незабуд
ками и зеленью; дальше шел большой лес, место посто
янных прогулок маленького Саши с дедушкой.
Хозяйством занималась бабушка Елизавета Григорьев
на, в важных случаях вопросы решались семейным сове
том, а в крайне важных поручали Андрею Николаевичу
выполнить роль главы — пойти «покричать». Андрей
Николаевич, в своем кабинете, погруженный в книги, от
носившийся с полным равнодушием к материальным во
просам вообще и к хозяйственным в частности, не счи
тал себя в праве отказываться от предоставленной ему
роли главы, по призыву вставал с своего кресла, закла
дывая руки в карманы, нахмуривая брови, выходил на
крыльцо, место самых важных объяснений, рассеянно
оглядываясь, в какую сторону надо «покричать», выпол
нял более или менее неудачно свою роль и тотчас при
нимал свое обычное добродушное выражение, самодо
вольно улыбаясь, явно переоценивая свою заслугу, ша
гал обратно к своим книгам и гербариям. Насколько был
чужд этот добрый человек помещичьих интересов, видно
из рассказа местного крестьянина. Гуляя как-то в своем
лесу, Андрей Николаевич увидел старого крестьянина,
совершившего порубку и уносившего огромное дерево из
бекетовского леса к себе домой. Увидев это, Андрей Ни
колаевич очень смутился и, по обыкновению, хотел сде
лать вид, что ничего не заметил; но, видя, что деду та
щить было очень трудно, не выдержал, робко и конфуз
ливо предложил: «Трофим, дай я тебе помогу», на что
тот, надо сказать правду, так же конфузливо согласился,
и вот знакомому обоим Фоме (от которого услыхали
этот рассказ) представилась забавная и трогательная
картина, как барин, надсаживаясь и кряхтя, тащил из
собственного леса дерево для укравшего его Крестья
нина 1.
72
К этой симпатичной и дружной семье я очень любила
приезжать из нашего Боблова. Спустившись с боблов-
ской горы, самое высокое место в уезде, надо было ехать
Дубровками, березовой рощей, потом шел луг, река Ло-
тосня, небольшая, извилистая, то весело и быстро шумя
щая, то, расширяясь, задумчиво и медленно текущая, в
таких местах покрытая белыми нимфеями и кувшинками.
Вот мост, направо мельница, опять луг, старинная белая
церковь на горе, село и, наконец, Шахматово. Колоколь
чики наших лошадей доносились издали до его обитате
лей. С разных уголков стекались они к дому, а иногда
и на дорогу встретить редких летом гостей. Вот с гумна
идет Елизавета Григорьевна, дочери с книжкой или
работой из парка, а немного погодя и Андрей Николае
вич с внуком Сашурой из леса. Встретив всегда привет
ливо гостей, шли под липу. Появлялся или уже стоял на
обычном месте самовар, и начинались милые, добродуш
но-остроумные разговоры. Солнышко ярко золотит цвет
ник с ирисами, нарциссами, пионами. Маленький Саша
бегает и оживляет своим голоском и лепетом, а иногда,
прижавшись к дедушке, внимательно смотрит своими
большими светлыми глазами и на гостя, и на облака, и
на бабочек, слушает тихо могучий летний концерт леса
и т р а в ы , — все воспринимает мальчик, и все выражается
на его маленьком загорелом личике. А семья не нагля
дится, не нарадуется на ребенка. Помню, раз как-то я
вздумала взять с собой мою девятимесячную дочку Любу,
по молодости лет воображая, что доставлю ей удовольст
вие, чем очень рассмешила бабушку Елизавету Григо
рьевну, которая даже пожурила меня за неосторожность:
возвращаться надо было под вечер через реку, сырость
могла ребенку повредить. Пришедший, по обыкновению,
с дедушкой с прогулки Саша нес в руке букет ночных
фиалок. Не знаю, подсказал ли ему « д и д я » , — так он
звал Андрея Н и к о л а е в и ч а , — или догадался сам, но бу
кет он подал Любе, которую держала на руках няня.
Это были первые цветы, полученные ею от своего бу
дущего мужа. Тогда она по-своему выразила интерес к
п о д а р к у , — быстро его растрепала и потянула цветы в
ротик. Мальчик серьезно смотрел, не выражая ни про
теста, ни смеха над крошечной дикаркой.
Шли годы. Саша стал гимназистом, учился, как я
слышала, хорошо. Дома товарищами его игр были двою
родные братья, Фероль и Андрей Кублицкие. Саша был
73
живой, способный мальчик, он был старший и руководил
всеми играми и предприятиями. Игры его были играми
интеллигентного ребенка. Он очень любил представления;
знал уже Шекспира, к которому всегда имел особое вле
чение. Раз мать его попала на следующую сцену: Саша
усадил свою маленькую кузину на шкаф, приставил к
шкафу лестницу, а внизу на полу поставил младшего
двоюродного братишку; они должны были изображать
Ромео и Юлию; говорил за них он сам. Бедной Юлии
было очень неловко на шкафу, но ослушаться Сашу она
не могла и послушно выполняла, что он ей приказывал.
Освобождение явилось в лице матери Саши. Затеял он
как-то издавать журнал; все члены семьи, начиная с де
душки, были сотрудниками, а он сам сотрудником и ре
дактором. Журнал издавался несколько лет и хранится
в семье. В этот период я мало видела Сашу; один толь
ко раз, когда ему было лет тринадцать, Андрей Николае
вич привез его к нам в Боблово. Дети мои были еще
очень маленькие; они занимали старшего гостя, как
могли: играли в крокет, ходили смотреть «дерево капи
тана Гранта», забрались в дупло дуба, в котором стоял
стул и маленьких могло поместиться несколько человек,
словом, осмотрели все достопримечательности. Расстались
друзьями, но в Петербурге не виделись.
Вновь появился у нас в Боблове летом Александр
Блок, когда ему было семнадцать лет. Это был красивый,
стройный юноша, со светлыми вьющимися волосами, с
большими мечтательными глазами и с печатью благород
ства во всех движениях и словах. В Боблове он нашел
цветник молодежи, правда, очень зеленой. Любе было
пятнадцать лет, брату ее Ване — тринадцать, двое млад
ших близнецов были еще очень маленькие, но у Вани
был студент-учитель, у Любы гости — кузины семна
дцати и восемнадцати лет и много юных соседей и сосе
док по имению. Все увлекались в то время театром и го
товились к спектаклю. Александр Александрович стал
бывать часто и, с увлечением принял участие в спектак
лях, исполняя все главные роли. Он сразу как-то сти
хийно полюбил Любу, самую юную из юных обитатель
ниц Боблова, а она его, о чем он сам говорит в своем
дневнике и стихах. Это было поэмой такой необыкновен
ной, как был необыкновенен сам Александр Блок. Зная
ее, вспоминаешь о Лауре и Петрарке, о Данте и Беатри
че. О ней будет, конечно, рассказано в свое время, я же