74

не позволю себе касаться самой глубокой и лучшей сто­

роны его души. Да, думается, сам Александр Александ­

рович все выразил в своих стихах, которых посвящено

Любови Дмитриевне, кажется, восемьсот 2.

Но возвращусь к рассказу. Александр Александрович

стал руководить бобловскими спектаклями. У нас всегда

время от времени бывали они, но отношение к ним и

постановка носили детский характер. Возможны были

такие курьезы. Исполняли детскую пьесу-сказку, сочи­

ненную племянницей Дмитрия Ивановича, Надеждой

Яковлевной Капустиной. На сцене должен был появиться

волк, в дупле пряталась заблудившаяся Маша, которую

играла десятилетняя Люба. Роль волка была поручена

скотнице Федосье; худенькая, поворотливая, она на ре­

петициях отлично исполняла на четвереньках роль волка.

Костюм был великолепен — настоящая волчья шкура

прикрывала всю небольшую фигурку Федосьи. Спектакль,

к общему восторгу, удостоил своим присутствием Дмит­

рий Иванович, которого усадили на самом почетном ме­

сте первого ряда посредине. Все шло хорошо. Дошли до

самого эффектного места — появления волка. Волк —

Федосья вышел из лесу, как ему полагается, на четве­

реньках, озираясь и обнюхивая кровожадно воздух. Уже

волк дополз до средины сцены; тут из-под волчьей кожи

Федосья увидала одним глазом Дмитрия Ивановича.

«Здравствуйте, б а р и н » , — быстро встав на задние лапы,

сказал волк. «Не барин, матушка, а Дмитрий Ивано­

в и ч » , — поправил волка не любивший слова «барин»

Дмитрий Иванович. «Здравствуйте, Дмитрий Ивано­

в и ч » , — покорно поправился волк, стал на четвереньки и,

продолжая свою роль, пополз к дуплу, где задыхалась от

смеха Маша. Автор был ошеломлен. «Ведь ты в о л к , —

волк, нессчассс-тная», — шипел автор за кулисами. Пуб­

лика неистово хохотала, хлопала и стучала.

С появлением Александра Александровича началась,

можно сказать, новая эра. Он поставил все на должную

высоту. Репертуар был установлен классический, самое

большое место было отдано Шекспиру, Пушкину, Гри­

боедову; исполнялся также Чехов. Александр Александро­

вич своим горячим отношением к поэзии и драме увлек

своих юных друзей, а дома — своих родных. Приготов­

ление костюмов было поручено бабушке. Сооружая ко­

стюм Гамлета, она долго не могла найти пера для его

берета; купить в деревне, конечно, было негде, и вот

75

она отправилась в поле, сопровождаемая шутками

семьи, поискать какое-нибудь перо, потерянное птицей.

Надежды увенчались полным успехом; после долгих

поисков она, усталая, но торжествующая, несла перо

ястреба; прикрепила его к беретке, которая вышла хоть

куда, а главное, очень шла к семнадцатилетнему артисту.

Трогательное было отношение молодой труппы к ис­

полнению произведений авторов, перед которыми они

благоговели со всем пылом юности, искренностью, цель­

ностью. Роскошное лето, уединение сельской жизни —

все позволяло отдаться делу. В свободное время ходили

в лес, в поле смотреть закат или открывать новые места.

Раз как-то Александр Александрович нашел на нашем

поле «высшую точку», с которой можно было насчитать

тридцать церквей.

Любили также все, и Александр Александрович тоже,

сидеть на верхней террасе дома, откуда открывался та­

кой чудный вид. Александр Александрович часто читал

вслух, но тогда не читал еще своих стихов — он цело­

мудренно хранил их, как и свою любовь; а в то время

он поклонялся уже «Прекрасной Даме», служил ей.

Почти все стихи того времени писаны под впечатлением

его будущей жены.

Это время было временем роста поэта и, вероятно,

лучшим в его непродолжительной жизни. Больной, уми­

рающий, он сказал своей матери, что мог бы сжечь все

свои произведения, кроме стихов «о Прекрасной Даме» 3.

На наших глазах развивалась поэма любви, сильной, как

стихия. В моей памяти впечатления того времени сли­

ваются в одну сказочную картину: дали, зори, грозы;

на белом коне ездит юный, прекрасный всадник. Алек­

сандра Александровича часто видели верхом, ездившим

вокруг Боблова, где он сдерживался бывать слишком

часто, но его туда постоянно тянуло — там жила его су­

женая, его любовь. Когда Андрей Белый в первый раз

увидел вместе Александра Александровича с его женой,

у него вырвалось: «Царевич с царевной». В дни репети­

ций белый конь со своим всадником поворачивал к боб-

ловскому дому, где его поджидала «царевна» со своими

милыми подругами. После обычных приветствий все спе­

шили в сенной сарай — импровизированный театр.

Старый бревенчатый сарай видел настоящее священ­

нодействие — столько вкладывалось вдохновения, чувств

и благоговения к искусству. Репетиции и приготовления

76

к спектаклю давали артистам много наслаждения и инте­

реса: костюмы, декорации, устройство сцены, зрительного

з а л а , — все делали сами или под своим надзором. Во все

было вложено много любви, находчивости и таланта.

Но самые спектакли иногда приносили большие огорче­

ния. Публику, кроме родственников и соседей, составляли

крестьяне ближних деревень. Репертуар совершенно не

подходил под уровень их развития. Происходило следую­

щее: в патетических местах ролей Гамлета, Чацкого,

Ромео начинался хохот, который усиливался по мере

развития спектакля. «Представление» в понятии деревни

того времени должно было непременно потешать, сме­

шить; так как в стихах вышеупомянутых авторов, произ­

носимых спокойно, не было ничего смешного, то когда

наступало волнение, ж е с т ы , — они думали, что вот тут-то

и начинается, и разряжали свою скуку взрывами хохо­

та, что очень смущало артистов. Чем патетичнее была

сцена, тем громче был смех. Другие забывали, что это

представление, — видели в артистах знакомые им лица:

«Шахматовский барин-то как к нашей барышне-то, толь­

ко, шалишь, не на таковскую напал», и так далее,

и опять смех. Женская половина зрителей, наоборот, ви­

дела все со слезливой стороны. Раз одна из зрительниц

на другой день после представления Гамлета делилась

своими впечатлениями с другой: «Он, милая моя, гово­

рил-говорил, говорил-говорил, а тут как замахал рука­

м и , — вишь, драться хотел, а Маруся-то и утопилась».

Офелия превратилась в Марусю. Свежо предание, а ве­

рится с трудом.

Артисты огорчались, но не унывали. Их художествен­

ная совесть могла быть спокойна — игра их была талант­

лива. Александр Александрович, как исполнитель, был

сильнее всех с технической стороны. Исполнение же

шестнадцатилетней Любовью Дмитриевной роли Офелии,

например, было необыкновенно трогательно. Она не зна­

ла тогда сценических приемов и эффектов и жила на сце­

не. Офелия ее не была английской девушкой или рус­

ской, а просто девической душой. Как трепетно, вдум­

чиво слушала она монолог Гамлета и не делала жесты,

а они выходили у нее бессознательно, были полны роб­

кой полудетской грации, так же как и выражение лица.

Александр Александрович находил все больше и боль­

ше вдохновения в Боблове, что видно из его стихов. Так

проходила весна жизни Александра Александровича

77

Блока и его будущей жены — красиво, радостно, богато

внутренней жизнью.

Зимой он продолжал бывать у нас; своих стихов не

читал, хотя и писал их в этот период очень много. Раз,

впрочем, прочел юмористическую пьеску, забавную и

остроумную.

В конце зимы он сделался женихом. Свадьбу решено

было сделать летом в деревне. Быстро пролетело время.