хотелось с ним знакомиться.

В конце девяностых годов наша встреча все-таки со­

стоялась. Александр Александрович, оторванный до тех

пор от родственников, вдруг почему-то завязал с ними

сношения. Он появился в доме у тетки Ольги Львов­

ны Качаловой, единственной сестры Александра Львови­

ча и моего отца. Затем стал изредка бывать и у нас.

Семья Качаловых была большая, здоровая, веселая,

очень русская. В ту пору она по-весеннему шумела и

цвела. Этим цветением и шумом Александр Александро­

вич (очень ненадолго) был, по-видимому, захвачен.

Мне было десять — двенадцать л е т , — я был «лицом без

речей». Насколько помню, с Александром Александровичем

96

мы не обменялись в эти годы ни одним словом. Поэтому

все относящиеся к этому времени воспоминания мои о

нем основаны исключительно на впечатлениях «молчали­

вого зрителя снизу».

Он только что поступил в университет и увлекался

сценой. Всем было известно, что будущность его твердо

решена — он будет актером. И держать себя он старался

по-актерски. Его кумиром был Далматов, игравший в то

время в Суворинском театре Лира и Ивана Грозного.

Александр Александрович причесывался как Далма-

тов (плоско на темени и пышно на висках), говорил

далматовским голосом (сквозь зубы цедил глуховатым

баском).

Раз вечером у нас были гости. И. И. Лапшин, тогда

молодой еще доцент, читал какую-то пьесу Зудермана. 1

Чтение было прервано поздним приходом Александра

Александровича. Он приехал с репетиции спектакля, в

котором участвовал. Когда его спросили, какая у него

роль, он своим заправским актерским тоном ответил, что

небольшая: «тридцать страниц с репликами». Узнав, ка­

кую пьесу читают, он тем же тоном небрежно заметил,

что Зудерман ему «не дается». Затем прочитал только

что написанную им юмористическую балладу про ры­

царя Ральфа. Там, сколько помню, всё чередовались

рифмы: простужен, ужин, сконфужен, и он, читая, на

эти рифмы налегал 2.

Помню его в другой раз в театре. Он был в ложе с

Качаловыми. Играла модная в то время Яворская, только

что вышедшая замуж за князя Барятинского. Ее много

вызывали. После одного из вызовов, когда она, кланяясь,

отступала от рампы, занавес, слишком рано спущенный,

ударил ее нижней своей штангой по голове. Последовал

новый взрыв оваций. Александр Александрович неистов­

ствовал. Помню — стоит, откинувшись, в глубине ложи,

вытянутыми руками хлопает и кричит не «Яворскую»,

как все, а почему-то: «Барятинскую! Барятинскую!»

Чаще всего в это время приходилось видеть его де­

кламирующим. Помню в его исполнении «Сумасшедшего»

Апухтина и гамлетовский монолог «Быть или не быть».

Это было не чтение, а именно декламация — традиционно

актерская, с жестами и взрывами голоса. «Сумасшедше­

го» он произносил сидя, Гамлета — стоя, непременно в

дверях. Заключительные слова: «Офелия, о нимфа...» —

говорил, поднося руку к полузакрытым глазам.

4 А. Блок в восп. совр., т. 1

97

Он был очень хорош собой в эти годы. Дедовское ли­

цо, согретое и смягченное молодостью, очень ранней,

было в высокой степени изящно под пепельными курча­

выми волосами. Безупречно стройный, в нарядном, ловко

сшитом студенческом сюртуке, он был красив и во всех

своих движениях. Мне вспоминается — он стоит, присло­

нясь к роялю, с папиросой в руке, а мой двоюродный

брат показывает мне на него и говорит: «Посмотри, как

Саша картинно курить 3.

Близость его с семьей Качаловых продолжалась очень

недолго — кажется, около года. Он исчез так же внезап­

но, как появился. Он написал им письмо о причинах

своего «ухода». Я этого письма не читал. Мне передава­

ли, что в нем он говорил о вступлении на новое попри­

ще, требующее разрушения старой житейской рамы 4.

Помнится, это совпало со временем его женитьбы.

На протяжении следующих двадцати лет были только

две мимолетные встречи. «Уход» его был в самом деле

решительный, «отеческие увещания» не действовали, и к

родственникам он так до самой смерти больше и не за­

глядывал.

Раз весной (это было вскоре после его исчезновения)

мы ехали с отцом на Острова на пароходе. Недалеко от

штурвала, под трубой стоял Александр Александрович.

Он возвращался домой — в Гренадерские казармы. Когда

пароход подходил к Сампсониевскому мосту, он сказал

(как мне показалось, тревожно):

— Сейчас он засвистит.

Эти незначащие слова почему-то запечатлелись, и я

не раз вспоминал их потом, когда встречал в его пи­

саниях знаки того же, никогда, по-видимому, не остав­

лявшего его тревожного внимания к техническим ме­

лочам.

Вторая встреча была в начале 1909 года, в большом

(гробоподобном) зале Консерватории, на гастроли Дузэ.

Шла «Дама с камелиями». Был «весь Петербург». Алек­

сандр Александрович, в штатском, очень элегантный, за­

шел к нам в ложу. К величайшему несчастью, почти

вслед за ним вошел еще некто — розовый, в золотом

pince-nez, один из тех неизбежных петербургских «мове­

тонов», которые «считают долгом бывать на всех первых

представлениях». Узнав, что здесь перед ним «известный

98

п о э т » , — «моветон» к нему присосался и стал вонзаться

снисходительными вопросами, в которых фигурировала

и «ваша муза», и тому подобные ужасы (это было вре­

мя буренинских фельетонов о «декадентах»). Александр

Александрович был сдержанно-учтив.

Затем почти двенадцать лет мы не видались вовсе.

Осенью 1911 года я переезжал на новую квартиру, на

Галерную, в дом Дервиза. Дворник удивился, когда услы­

шал мою фамилию. Оказалось, что из этого дома только

что выехал Александр Александрович 5.

В Варшаве, на похоронах Александра Львовича, мой

отец встретился с обоими его детьми. Александр Алек­

сандрович сказал:

— Вот знакомлюсь с сестрой 6.

Осенью и зимой 1920 года я был в разгаре работы

над Фетом и вместе с тем в периоде «первой любви» к

стихам Блока, которых до того не знал. Только что вы­

шла его книжка «За гранью прошлых дней». Там в

предисловии было признание о Фете 7. Почти одновре­

менно я прочел статью «Судьба Аполлона Григорьева»,

где призрак Фета встает во весь рост и таким именно,

как он мерещился тогда и мне. Мне настойчиво захоте­

лось увидеться с Александром Александровичем.

С. Ф. Ольденбург, давно желавший нас познакомить,

предложил передать мое письмо. 23 ноября я получил

такой ответ:

22 XI 1920

Многоуважаемый Георгий Петрович.

Не звоню Вам, потому что мой телефон до сих пор

не могут починить, хотя и чинят. Рад буду увидеться с

Вами и поговорить о Фете. Да, он очень дорог мне, хотя

не часто приходится вспоминать о нем в этой пыли. Если

не боитесь расстояний, хотите провести вечер у меня?

Только для этого созвонимся, я надеюсь, что телефон

4*

99

будет починен, и тогда я сейчас же к Вам п о з в о н ю , —

начиная со следующей недели, потому что эта у меня —

вся театральная.

Искренно уважающий Вас Ал. Блок.

Я живу: Офицерская 57 (угол Пряжки), кв. 23,

тел. 6 1 2 - 0 0 .

Как всегда учтивый и точный, он сдержал обеща­

ние — на следующей неделе позвонил. Заговорил голос —