Совершенно не похожие друг на друга люди с одинаковой

силой ощущали человеческую уникальность Блока. Иные в его

присутствии сами чувствовали себя чище, благороднее. Вот что

сказал известный советский писатель Иван Новиков, встречав­

шийся с Блоком в молодости: «Люди менялись у вас на глазах,

когда глядели на Блока: точно на них падал отсвет ого внутрен­

него сияния» 1.

Уж на что прожженным и падшим типом был некий А. Ти-

няков — мелкий циничный стихотворец и совершенно бесприн­

ципный критик, но и он признался: «Знакомство с Блоком внес­

ло в мою жизнь нечто несомненно значительное и столь свет­

лое, что я прямо склонен назвать его счастьем» 2.

Дошедшая до нас мемуарная литература о Блоке дает кар­

тину достаточно широкую и многоцветную, воссоздающую в жи­

вых рассказах всю жизнь поэта, начиная с детских лет.

Конечно, далеко не все в этой литературе одинаково содер­

жательно и достоверно. Да и характер, объем, сама форма вос­

поминаний очень разные — от круговой панорамы целой литера­

турной эпохи, которую создал Андрей Белый, до таких «момен­

тальных фотографий», каковы, к примеру, миниатюрные заметки

А. Ахматовой, П. И. Лебедева-Полянского. Г. Арельского или

К. Арсеневой, дополняющие портрет Блока выразительными штри­

хами.

Дело, понятно, не в объеме: две страницы, написанные мастер­

ской рукой Всеволода Иванова, стоят пространного о ч е р к а , — на­

столько героически выглядит на этих страницах усталый и не очень

сытый поэт, когда в тревожнейший день Кронштадтского мятежа

читает своему единственному слушателю лекцию о романтизме.

И все же нельзя сказать, что при всем своем обилии мему­

арная литература о Блоке дает о нем исчерпывающее и вполне

верное представление. Причины для этого были разные.

Во-первых, в обильной литературе этой есть досадные и не­

восполнимые пробелы. Несколько человек, связанные с Блоком

жизненно или стоявшие к нему особенно близко, не успели или

не удосужились написать о нем.

Легко представить себе, насколько интересны и содержатель­

ны были бы записки о Блоке его матери, про которую он гово­

рил: «Мы с мамой — одно и то же».

Очень уж беглы и отрывочны незавершенные (вернее —

только начатые), носящие черновой характер записки Любови

Дмитриевны Блок.

1 И. Н о в и к о в . Писатель и его творчество. М., 1956, с. 516.

2 «Последние новости» (Петроград), 1923, 6 августа.

16

Ничего сколько-нибудь путного не сумела рассказать Любовь

Александровна Д е л ь м а с , — ее «воспоминания» даже нельзя напе­

чатать.

Неизмеримо больше других мог бы вспомнить «друг един­

ственный» Евгений Павлович И в а н о в , — с ним Блок делился са­

мым сокровенным. Но Иванов совсем не умел писать, и то, что

он оставил в качестве начала своих воспоминаний, это настоя­

щий сумбур, в котором даже трудно разобраться. Интереснее и

содержательней отрывки из дневника Евгения Иванова, где заре­

гистрированы его встречи и беседы с Блоком, к сожалению,

только самые ранние.

Совсем ничего не написали люди, в разное время находи­

вшиеся с Блоком в тесных отношениях: А. В. Гиппиус, Вячес­

лав Иванов, Федор Сологуб, В. Э. Мейерхольд, В. И. Княжнин,

М. И. Терещенко, П. С. Соловьева (Allegro), Ал. Н. Чеботарев-

ская, В. Н. Соловьев.

Слишком скупо рассказали о Блоке Сергей Соловьев, Сергей

Городецкий, Алексей Ремизов, Р. В. Иванов-Разумник.

Далее: люди, встречавшиеся с Блоком, запомнили по боль­

шей части внешнее, бытовое: как выглядел Блок, как он дер­

жался, и гораздо реже — то, что он утверждал и доказывал.

Но тут виноваты не столько мемуаристы, сколько сам Блок.

По натуре он был так сдержан и замкнут, что лишь в редких

случаях, с немногими людьми, к которым был особенно распо­

ложен, пускался в откровенные, доверительные беседы.

Поэтому для того, чтобы в полную меру узнать, чем и во имя

чего жил Александр Блок, надобно прежде всего погрузиться

в его сочинения, дневники, записные книжки, письма. А воспо­

минания современников вносят дополнения в общую картину

(в иных случаях — весьма существенные) и создают тот истори­

ческий, идейно-литературный, бытовой фон, на котором прошли

жизнь и работа поэта.

Наконец, нельзя не заметить, что одни просто не видели на­

стоящего Блока, другие — не хотели видеть. Ведь каждый мему­

арист смотрел на поэта с высоты своего роста. А рост этот, как

правило, не поражает величием.

В зрелую пору жизни Блок был очень одинок.

С наиболее видными и авторитетными деятелями русского

символизма он к тому времени разошелся бесповоротно. С Вале­

рием Брюсовым его отношения с самого начала так и не нала­

дились и всегда оставались корректно холодноватыми. «Истери­

ческая дружба» с Андреем Белым, пройдя через десятилетние

личные и идейно-литературные испытания, в конце концов при­

обрела форму далековатой, никак не пересекавшейся и ни

17

к чему но обязывавшей приязни. С Зинаидой Гиппиус поддер¬

живались отношения крайне неровные, перемежавшиеся то не­

долгими сближениями, то резкими расхождениями. Таких в про­

шлом находившихся рядом людей, как Вячеслав Иванов и Геор­

гий Чулков, для Блока, говоря его же словами, уже «просто не

было». В сущности, все связи разорваны.

А ближайшее окружение составляли фигуры совсем мало­

заметные.

В 1916 году, собираясь на войну, Блок сделал такую запись:

«Мои действительные друзья: Женя (Иванов), А. В. Гиппиус,

Пяст (Пестовский), Зоргенфрей. Приятели мои добрые: Княжнин

(Ивойлов), Верховский, Ге. Близь души: А. Белый (Бугаев),

З. Н. Гиппиус, П. С. Соловьева, Александра Николаевна (Чебо-

таревская)» 1.

Маловато для окружения первого поэта России! И среди

перечисленных — всего лишь два значительных писателя: А. Бе­

лый и З. Гиппиус, да и те названы скорее как воспоминание

о прошлом («близь души»).

Все это не могло не сказаться на характере и на уровне мно­

гого из того, что написано о Блоке.

Иным мешала чрезмерная любовь к Блоку. Прежде всего

относится это к многоречивым писаниям его тетки и биографа

М. А. Бекетовой. Ее широко известные книги «Александр Блок»

(1922) и «Александр Блок и его мать» (1925) содержат множе­

ство драгоценных подробностей (главным образом о юных годах

Блока), но сбиваются на благостно-умиленное «житие».

Реальный облик мятежного и трагического Блока подменен

в этих книгах ангелоподобным ликом пай-мальчика, послушного

сына, любящего племянника, очаровательного баловня с у д ь б ы , —

так что остается просто непонятным, как столь благополучный

человек умудрился сочинить столь неблагополучные стихи.

В меньшей мере, но тенденция иконописания сказывается

и в других «семейных» воспоминаниях о Блоке.

С серьезной поправкой следует принимать и живо написан­

ные воспоминания В. П. Веригиной. Поначалу они подкупают

безотказной точностью памяти, но чем дальше, тем больше на¬

чинают раздражать дамской болтливостью и глухим непонима­

нием Блока.

Здесь Блок предстает целиком погруженным в «заботы су¬

етного света», этаким приятным весельчаком, «любимцем об­

щества». Конечно, временами Блок бывал легким, задорным,

1 А л е к с а н д р Б л о к . Записные книжки. 1901—1920. М.,

1965, с. 309.

18

веселым. Но в рассказе В. П. Веригиной приоткрывается лишь

одна, боковая, отнюдь не главная сторона блоковского мира.