жизненных ошибок — амплуа бытовых меня не удовлет­

воряло. <...> Если бы я послушалась Марию Михайловну

и пошла указанным ею путем, меня ждал бы вер­

ный успех на пути молодых б ы т о в ы х , — тут все меня

единогласно всегда и очень признавали. Но этот путь

меня не прельщал, и осенью я к Читау не вернулась, была

без увлекающего дела — и жизнь распорядилась мной

по-своему.

166

Лето в Боблове я провела отчужденно от Блока, хотя

он и бывал у нас. Я играла в спектакле в большом сосед­

нем селе Рогачеве (Наташа в «Трудовом хлебе» Остров­

ского); Блок ездил меня смотреть. Потом надолго уезжа­

ла к кузинам Менделеевым в их новое именье Рыньково,

около Можайска. Там я надеялась встретить их двоюрод­

ного брата, актера, очень красивого и сильно интересо­

вавшего меня по рассказам. Но судьба и тут или берегла

меня, или издевалась надо мной: вместо него приеха­

ла его сестра с женихом. Со зла я флиртовала с товари­

щами Миши Менделеева, мальчиками-реалистами, как и

в Боблове с двоюродными братьями — Смирновыми, тоже

гимназистами, которые все поочередно влюблялись в меня

и в мою сестру. Но что это за флирты! Можно было ско­

рее меня принять за пятнадцатилетнюю девчонку! Да, чи­

татель, когда Вы читаете у Блока о «невинности» царев­

ны 40 и тому подобном, вы смело можете принимать это

за чистую монету!

Я рвалась в сторону, рвалась от прошлого; Блок был

неизменно тут, и все его поведение показывало, что он

ничего не считает ни потерянным, ни изменившимся. Он

по-прежнему бывал у нас; вот следы выполненного пору­

чения:

Петербургская сторона

Гренадерские казармы, кв. 7

Многоуважаемая Любовь Дмитриевна.

Сегодня я видел в Университете Александра Павлови­

ча Ленца. Его сестра сегодня же была на курсах, а брат

поступил на математическое отделение в Университет«

Живут они там же, где в прошлом году (Николаев­

ская, 84). Извините, что сообщаю Вам это не лично, а

письменно, не имел времени зайти раньше завтрашнего

дня, а так — скорее.

Пожалуйста, кланяйтесь от меня Вашей маме.

Преданный Вам Ал. Блок.

18 сентября 1902

Но объяснения все не было и не было. Это меня

злило, я досадовала: пусть мне будет хоть интересно, если

уж теперь и не затронуло бы глубоко. От всякого чув­

ства к Блоку я была в ту осень свободна.

Подходило 7-е ноября, день нашего курсового вечера

в Дворянском собрании. И мне вдруг стало ясно: объяс-

167

нение будет в этот вечер. Не волнение, а любопытство и

нетерпение меня одолевали.

Дальше все было очень странно, если не допускать ка­

кого-то предопределения и моей абсолютной несвободы в

поступках. Я действовала совершенно точно и знала, что

и как будет.

Я была на вечере с моими курсовыми подругами —

Шурой Никитиной и Верой Макоцковой. На мне было

мое парижское суконное голубое платье. Мы сидели на

хорах в последних рядах, на уже сбитых в беспорядке

стульях, невдалеке от винтовой лестницы, ведущей вниз

влево от входа, если стоять лицом к эстраде. Я поверну­

лась к этой лестнице, смотрела неотступно и знала: сей­

час покажется на ней Блок.

Блок подымался, ища меня глазами, и прямо подошел

к нашей группе. Потом он говорил, что, придя в Дворян­

ское собрание, сразу же направился сюда, хотя прежде

на хорах я и мои подруги никогда не бывали. Дальше я

уже не сопротивлялась судьбе; по лицу Блока я виде­

ла, что сегодня все решится, и затуманило меня какое-то

странное чувство: что меня уже больше не спрашивают

ни о чем, пойдет все само, вне моей воли, помимо моей

воли.

Вечер проводили как всегда, только фразы, которыми

мы обменивались с Блоком, были какие-то в полтона, не

то как несущественное, не то как у уже договорившихся

людей. Так, часа в два он спросил, не устала ли я и не

хочу ли идти домой. Я сейчас же согласилась. Когда я

надевала свою красную ротонду, меня била лихорадка,

как перед всяким надвигающимся событием. Блок был

взволнован не менее меня.

Мы вышли молча, и молча, не сговариваясь, пошли

вправо по Итальянской, к Моховой, к Литейной — нашим

местам. Была очень морозная, снежная ночь. Взвивались

снежные вихри. Снег лежал сугробами, глубокий и чис­

тый. Блок начал говорить. Как начал — не помню, но

когда мы подходили к Фонтанке, к Семеновскому мосту,

он говорил, что любит, что его судьба — в моем ответе.

Помню, я отвечала, что теперь уже поздно об этом гово­

рить, что я уже не люблю, что долго ждала его слов и что

если и прощу его молчание, вряд ли это чему-нибудь по­

может. Блок продолжал говорить как-то мимо моего ответа,

и я его слушала. Я отдавалась привычному вниманию,

привычной вере в его слова. Он говорил, что для

168

него вопрос жизни в том, как я приму его слова, и еще

долго, долго. Это не запомнилось, но письма, дневники

того времени говорят тем же языком. Помню, что я

в душе не оттаивала, но действовала как-то помимо воли

этой минуты, каким-то нашим прошлым, несколько авто­

матически. В каких словах я приняла его любовь,

что сказала — не помню, но только Блок вынул из кар­

мана сложенный листок, отдал мне, говоря, что если б

не мой ответ, утром его уже не было бы в живых. Этот

листок я скомкала, и он хранится весь пожелтевший, со

следами снега.

Мой адрес: Петербургская сторона, Казармы

Л. Гв. Гренадерского полка, кв. полковника Кублиц-

кого, № 13.

7 ноября 1902 года

Город Петербург.

В моей смерти прошу никого не винить. Причины ее

вполне «отвлеченны» и ничего общего с «человеческими»

отношениями не имеют. Верую во Единую Святую Собор­

ную и Апостольскую Церковь. Чаю Воскресения мертвых.

И Жизни Будущего Века. Аминь.

Поэт Александр Блок, 41.

Потом он отвозил меня домой на санях. Блок скло­

нялся ко мне и что-то спрашивал. Литературно, зная, что

так вычитала где-то в романе, я повернулась к нему и

приблизила губы к его губам. Тут было пустое мое лю­

бопытство, но морозные поцелуи, ничему не научив, ско­

вали наши жизни.

Думаете, началось счастье? Началась сумбурная пу­

таница. Слои подлинных чувств, подлинного упоения

молодостью — для меня, и слои недоговоренностей — и

его и моих, чужие в м е ш а т е л ь с т в а , — словом, плацдарм,

насквозь минированный подземными ходами, таящими в

себе грядущие катастрофы.

Мы условились встретиться 9-го в Казанском соборе,

но я обещала написать непременно 8-го. Проснувшись на

другое утро, я еще вполне владела собой, еще не подда­

лась надвигавшемуся «пожару чувств», и первое мое

смешливое побуждение было — пойти рассказать Шуре

Никитиной о том, что было вчера. Она иногда работала

169

за отца корректором в газете «Петербургский листок».

Я подождала ее выхода, провожала домой и со смехом

рассказывала: «Знаешь, чем кончился вечер? Я целова­

лась с Блоком!..»

Отправленная мной записочка совершенно пуста и

ф а л ь ш и в а , — уже потому, что никогда в жизни не назы­

вала я Блока, как в семье, «Сашурой» 42.

Но на этом мои конфиденции Шуре Никитиной и

прекратились, потому что 9-го я расставалась с Блоком

завороженная, взбудораженная, покоренная. Из Казан­

ского собора мы пошли в Исаакиевский. Исаакиевский

собор, громадный, высокий и пустой, тонул во мраке

зимнего вечера. Кой-где, на далеких расстояниях, горели

перед образами лампады или свечи. Мы так затерялись

на боковой угловой скамье, в полном мраке, что были бо­