ной кочергой с треском рассыпавшиеся уголья и прислу­

шиваясь к поздним звукам (мы ждали, что Д. С. Мереж­

ковского арестуют за его участие в закрытии т е а т р а , —

он был об этом предупрежден). Наконец целый ряд лиц, с

которыми я впервые познакомился, заняли все мое внима­

ние. Это было время первых встреч и бесед с Ф. К. Сологу­

бом, В. В. Розановым, Н. А. Бердяевым, С. Н. Булгаковым,

А. С. Волжским, А. В. Карташевым, В. А. Тернавцевым,

А. Н. Бенуа, Бакстом и целым рядом деятелей искусства

и пера. Естественно, что я был перегружен впечатлениями

и временно несколько рассеянно относился к моему об­

щению с А. А. Шумные воскресные вечера у Розанова,

монотонные у Сологуба, воскресные чаи у Мережковских

от четырех до семи: собрания, в которых объединялась

группа «Нового пути» с тогдашнею группою «Проблем

идеализма», и та интенсивная, с одной стороны, религиоз­

но-философская жизнь, с другой — религиозно-обществен­

ная, которую развивали М е р е ж к о в с к и е , — вот что погло­

щало меня, тем более, что в ту пору моя трехлетняя

переписка с Мережковским, прерываемая редкими личны­

ми и очень интимными днями встреч в Москве, перешла,

можно сказать, в совместную жизнь, в то, событиями взвол­

нованное, время. Что меня соединяло с Мережковским,

в том именно не соприкасались мы с А. А.; ему была

гораздо более чужда историческая проблема религии в ее

отношении к новой христианской эпохе. Он всегда стоял

несколько вдали от того специфически христианского гно-

сиса, который выдвигала проблема конкретного восприя­

тия логоса. Можно было сказать, что логос воспринимал

он лишь сквозь ризы Софии, Той, которую он осязал в

эпоху своих зорь. Вся линия устремления Мережковского

была линией выявления Христова импульса. Потому-то

Мережковский и упирался всем центром своих устремле­

ний в проблему исторической церкви, в проблему крити­

ки и оценки. Для А. А. не существовало этой проблемы.

В своих религиозных чаяниях он был более катастрофи­

чен, а в своем ощупывании ему самому не до конца по­

нятного нового веяния он был более физиологичен и эм­

пиричен, отправляясь от данного, внутри осязаемого, ко­

торое гораздо труднее измерить и взвесить, чем, напри­

мер, историческую проблему. А. А. как будто отрывал

297

все хвосты исторического познания и волил к такому ду­

ховному опыту, который был бы проницаем всегда здесь,

нами, безотносительно к тому, как он мог выглядеть в

истории. Для физика, химика возможность произвести

опыт во всякое время есть боязнь убедиться в том, что

его наука есть действительно точная, а история, завися­

щая от субъективных свидетельств, для него не была уже

точной наукой.

А. А. в темпе своих исканий как бы бессознательно

стремился к точному духовному знанию, не распыленно­

му домыслами, а Мережковские, смешавшие опыт с ка­

завшимися ему схоластическими схемами, были чужды,

абстрактны и неприемлемы для Блока. В этом разрезе

взятый А. А. так относился к устремлениям Мережковских,

как какой-нибудь Гельмгольц к устремлениям гегельяни-

зирующего историка, вплетавшего в факты истории отжив­

шую метафизику. И А. А. был безусловно прав. Мереж­

ковские глубоко не понимали фактичности, реальности,

трезвости, с которой относился он ко всем оформлениям

новой эры. Но были правы и Мережковские с своей точки

зрения: не понимая физиологичноста, фактичности, опыта

миросознания А. А., не доверявшего словесным схемам,

они видели в устремлениях поэзии А. А. мистику, субъек­

тивизм и неоформленный логосом хаос, способный подме­

нить подлинный опыт в сплошной медиумический сеанс,

и всякую общину, построенную на такой мистике, они об­

виняли в подмене истинно христианских начал радением,

хлыстовством. Поскольку проблема конкретизации опыта

и проведение его в жизнь была моей центральной проб­

лемой, постольку я разрывался между Мережковскими и

Блоками, и этот разлом я нес мучительно, понимая пра­

воту и неправоту обоих возможных форм выявления но­

вого сознания, нового коллектива, новой жизни. Вот что

меня сближало с Мережковскими: Христос, история,

проблема новой церковности, ясное членораздельное сло­

во, желание «последнее» провести сквозь строй «предпо­

следнего», к первому шагу, хотя бы этот первый шаг вы­

ражался весьма приблизительно. Наоборот, с Блоком ме­

ня связывали следующие темы: София, Вечность. Вне­

временность, Молчание, проблема мистерии, т. е. органи­

зации коллектива, прорастающего в общественность из

подлинной организации опыта, музыкальность, неизречен­

ность, нежелание распылять «последнее» заезженными

словами и суетой мыслительных а с с о ц и а ц и й , — наконец,

298

личная дружба и большая, я бы сказал, непосредствен­

ная любовь и доверие к тому, что мы называли Главным.

Все это соединяло А. А., Л. Д., С. М. Соловьева и

меня.

Таким я себя застаю в то время. Моя жизнь и непре­

кращающееся сближение с Мережковскими делают мне

лично достижимым общение с коллективом друзей, в ко­

торый я попадаю и к которому я подготовлен нашей трех­

летней перепиской с Мережковским. Ядро этого кружка:

Д. С. Мережковский, Д. В. Философов, З. Н. Гиппиус,

Т. Н. Гиппиус, Н. Н. Гиппиус, А. В. Карташев и близкий

к ним профессор Успенский, В. А. Тернавцев, Н. А. Бер­

дяев, заглядывающий в эту сторону А. С. Волжский.

Но в этом новом коллективе я чувствую одно время

некоторое насилие, принужденность, отсутствие свободы,

обязанность вместе с Мережковскими выполнять функции

их религиозной общественности. Они мне как бы гово­

рят: «Вы наш, ваш опыт — наш опыт». А я чувствую, что

это правильно, но лишь наполовину, что они не понима­

ют того главного, музыкально нежного, в чем я всегда

встречал понимание в А. А.

Единственности наших отношений я не ощущал до

конца, и чем более ощущал я невозможность сделать это

явным, т. е. сделать явным, что я принимаю их — плюс

еще что-то, без чего все приятие есть еще «приятие так

сказать», тем более создается в моем сознании трудность,

почти грех перед Мережковскими высказать им, что этого

плюса-то им и недостает. Я ощущаю в нашем, т. е. в

моем, общении с Блоком именно этот плюс, и этого не по­

нимают Мережковские, считая, что мои постоянные «убе­

гания» к Блокам и просиживание там целыми днями, есть

sui generis болезнь, декадентство, мистика, ибо к линии

A. A. — Мережковский в ту эпоху относился с резким не­

доброжелательством: сколько раз он указывал мне на

опасность для меня отдаваться беспочвенной «блоковской»

м и с т и к е , — «Боря, тут у вас безумие» — неоднократно го­

ворил он мне. Бывало, я пробираюсь в переднюю из квар­

тиры Мережковских (угол Литейного и Пантелеймонов-

ской, дом Мурузи), а З. Н. провожает меня вопросом из

гостиной: «Куда?» — «К Б л о к а м » . — «Опять? Завиваться в

пустоту?» Мои сидения с А. А. и Л. Д. в уютном кабине­

те А. А. на Петербургской стороне и наши беседы З. Н.

называла тогда: «завиваться в пустоту», т. е. разговоры

о «несказанном», «не уплотняемом» никаким решением,

299

формулой, общественным или религиозным поступком.

А бывало, когда я возвращаюсь от Блоков (уже вече­

ром) и попадаю в гостиную к Мережковским, к какому-

нибудь важному общерелигиозному разговору, где реша­

ются вопросы — «или мы поднимем пожар, или никто»,

и сидит при этом непременно или Философов, или Бер­

дяев, или Волжский, или Карташев, то Д. С, лукаво