ва, помню, что там были: В. А. Тернавцев, секретарь

Синода, В. В. Розанов. Тернавцев, выслушав речь Свенциц-

кого о том, что он готов лично явиться с этим обращени­

ем к иерархии, отнесся с недоверием к пафосу Свенциц-

кого и прибавил: «Ну, что же, может быть, вы и пророки,

идите, читайте». На это Философов возразил: «Как это

вы, В. А., прекрасно зная, что грозит этим юношам, с

такой невинной миною приглашаете их совершить такой

п р о с т у п о к , — это значит, направить их в пасть к льву»,

на что Тернавцев ответил полушутливо, полусерьезно:

«Что же, если они считают себя вправе обличать пред­

ставителей церкви, они должны быть готовы на все».

Присутствующий здесь В. В. Розанов все больше помал­

кивал, блестя золотыми очками и потряхивая коленкой.

Он осведомился небрежно о происхождении В. Ф. Эрна

и Свенцицкого, подчеркнувши их нерусское происхожде­

ние, а относительно их пыла реформировать православие

небрежно сказал: «Была навозная куча, и осталась на­

возная куча, нечего ее и раскапывать». Так был он на­

строен антиправославно в то время. И тем не менее

меня поразила его дружба и согласие во многом с Тер-

навцевым: они называли друг друга Васей и Валей и по­

ехали от Перцова обнявшись, на одних санях. Я понял, что

соединяет их не религия вовсе, а быт, эстетика культа.

Помнится, в эти дни мы вышли от Мережковских

в т р о е м , — Свенцицкий, Эрн и я, — и у Литейного моста в

разговоре Свенцицкого со мной у него в голове возникла

идея «Христианского братства борьбы», которое скоро в

306

Москве и осуществилось, но к которому в Москве я уже

не примкнул. Прокламации братства печатались в комна­

те Эрна и Свенцицкого, живших вместе на Предтеченке

(в угловом доме, наискосок от бывшей Поливановской

гимназии: вход к ним был через писчебумажный мага­

зин). Помнится, я шел к А. А. Свенцицкий пришел со

мной к Блокам и, усталый, угрюмый, просидел там весь

вечер. А. А. он и на этот раз решительно но понравился,

а к идее «братства» Блок отнесся резко отрицательно. Так

протекали наши петербургские д н и , — и вот, уже прибли­

жался день отъезда. Последний день я провел у Блоков.

В последний раз между нами была тишина и гармония,

никогда уже больше не появлявшаяся до периода наших

встреч после 1910 года. Мы вступили в трудный и слож­

ный период наших отношений, длившийся с лета 1905 го­

да, когда я еще раз, и в последний, с С. М. Соловьевым,

гостил в Шахматове, после которого последовала уже но­

вая встреча, новый цикл отношений, именно в темном,

что оба мы друг от друга таили в эпоху 1904—05 гг.,

в том темном бездонном небе, которое однажды вы­

ступило у нас, в нашей шахматовской б е с е д е , — в небе,

которое может быть и небом духа, и тяжелой судьбою,

в зависимости от человеческого подхода к нему, но кото­

рое я называю пока внешним сочетанием слов: «тра­

гедией трезвости» называю я нашу грядущую встречу.

Между этой трагедией трезвости и ласковым душевным

уютом с мечтами о мистерии шел трудный кряж для нас

одинаково тяжелых годин, 1906—07—08—09 годов, где

линия наших встреч из прямой стала вдруг ломаной.

Мне необыкновенно трудно охарактеризовать А. А. в

период этих наших встреч. Пришлось бы или вскользь

коснуться их, или постараться выявить и членораздельно

рассечь узел наших взаимных отношений, сплетенных из

решительного переворота в моих идеологических построе­

ниях, уже далеких от А. А., вплоть до литературной так­

тики, и из узла душевного перелома, происшедшего в со­

знании А. А. Из него он вышел с тем суровым, замкну­

тым, опаленным видом, с тою, лоб перерезывающей

складкой, с теми мешками вокруг глаз, с тем угрюмым

почти видом, который был часто для него характерен во

всю дальнейшую его жизнь. Блок, загорелый, от розово-зо­

лотого воздуха, стал Блоком спаленным, сожженным пла­

менем судьбы. Кончился период Блока, как автора «Сти­

хов о Прекрасной Даме». Певец «Незнакомки», «болот-

307

ных марев», создатель «Балаганчика» — вот кто выступил

в А. А. из первого периода его поэтической деятельности.

И этим периодом оканчивается первый период моего об­

щения с ним, на нем я оканчиваю свои воспоминания об

А. А. просто потому, что одна попытка очертить А. А.

этой первой эпохи заняла уже столько печатных страниц.

Между тем, вспоминая А. А., нельзя было обойти А. А.

1903—04 годов, а я был в этот период ближе многих к

нему, и мне выпадает на долю естественно остановиться

на этом периоде.

Никогда не забуду последнего нашего дня, проведен­

ного вместе, когда мы уславливались, что встретимся ле­

том в Шахматове. А. А. и Л. Д. провожали меня на

вокзал, и когда поезд тронулся, я увидел в окно их лас­

ковые, мне кивавшие лица.

По возвращении в Москву, взяв в руки газету, я

узнал об убийстве великого князя Сергея Александровича,

происшедшем накануне, в час нашего расставания с А. А.

И опять, как при известии об убийстве Плеве в день воз­

вращения из Шахматова в Москву, меня поразило внеш­

нее совпадение моих отъездов к Блоку или от него с

днями значительными: отъезд из Шахматова — убийство

Плеве, въезд в Петербург — в день расстрела рабочих,

отъезд — в день убийства Сергея Александровича, и по­

том второй отъезд из Шахматова совпал с событиями на

броненосце «Потемкин», отъезду в Москву 1905 г. в де­

кабре помешало Декабрьское восстание, приезд к Блокам

весной 1906 года совпал с открытием Первой Думы, пе­

реезд из Дедова в Москву в 1906 году в связи с моими

мыслями об А. А. совпал с взрывом столыпинской дачи

на Аптекарском острове 106. Точно в ритм наших отно­

шений с А. А. врывался другой страшный ритм, который

нужно было осознать. Конечно, я ничего не строил на

этих совпадениях. Помню только, что в письме А. А. ко

мне в Москву было отмечено: совпадение моего отъезда

с событием политической важности.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Мои «Воспоминания» — первая глава воспоминаний.

Две другие пока не написаны. Я постараюсь их написать.

Они составят период наших общений и встреч 1905—1907

годов. Этот период опять-таки замкнутая глава воспоми-

308

наний. Здесь стиль наших встреч, общений и разговоров

и н о й , — тревожный и сложный. Этот второй период обни­

мает деятельность А. А. эпохи писания им стихов о

«Нечаянной Радости», «Снежной маски», «Балаганчика»,

«Незнакомки» и критических статей, помещенных в «Зо­

лотом руне», органе, мне и враждебном, и чуждом, как

были чужды ему в то время «Весы» и кампания «Весов»

против петербургской линии символизма и, в частности,

против союза А. А., В. И. Иванова и Г. И. Чулкова, воз­

главляемого «Факелами» и книгоиздательством «Оры».

И, наконец, третий период наших отношений, составляю­

щий третью главу воспоминаний, — эпоха новой встречи

и нового, прочного, ничем не замутненного понимания в

основном ядре наших личностей при полной противопо­

ложности наших выявлений, интересов и оформлений нас

в литературных и общественных кругах. Этот период тя­

нется от 1910 до 1921 года, вплоть до смерти поэта. Звук

и окраска всех наших встреч этого последнего периода

протекают в теме темно-синего, глубокого, сосредоточен­

но серьезного оттенка, который выбран А. А. для цвета

букв заглавия на третьем томе (издания Пашуканиса 107).

В трех этих периодах личность А. А. очерчивается пе­

редо мною всякий раз по-новому. Новый ретуш ложится