Русские воеводы принялись энергично укреплять западную границу. В январе 1536 г. был построен земляной город Заволочье в Ржевском уезде на литовском рубеже; в городе была возведена Покровская церковь; в Заволочье были переведены ржевские дворы406. 10 апреля началось восстановление Стародуба, продолжавшееся до 20 июля: были возведены земляные укрепления, церкви, оставлен гарнизон407. 19 апреля было велено поставить город в Торопецком уезде на Велижском городище; Велиж был «докончен» в июле408.
Столь активная градостроительная деятельность на восточных рубежах Великого княжества требовала от литовского правительства принятия ответных мер. Эти меры стали предметом обсуждения на заседавшем в апреле в Вильне вальном сейме409. Официальным результатом заседаний сейма по вопросам обороны стали «военные листы», подписанные Сигизмундом 24 апреля 1536 г. (запись об их рассылке по поветам помечена первым мая): все подданные призывались на службу и должны были собраться на Друцких полях к Петрову дню (29 июня); за промедление король грозил лишением жизни и имения410. Однако наблюдатели в Вильне, зная о господствовавших на сейме настроениях, отмечали в апреле-мае, что литовские сословия склоняются к миру с Москвой411. Между тем обстановка на границе вскоре заставила виленское правительство вновь вернуться к обсуждению неотложных оборонительных мер.
23 мая состоялось совещание короля с панами-радой «о обороне земъской». Ввиду того, что «москвичи войска свои поготову мають, а замъки по границам в панстве его милости будують» (строят. — М. К.), было решено немедленно послать к границе половину панских «почтов» (с тем, чтобы другая половина была отправлена к 29 июня к месту сбора), а также всех господарских державцев и урядников412. Однако этот авангард, отправляемый под началом дворного гетмана А. Я. Немировича для «скорой обороны» границ, насчитывал всего, судя по приложенным реестрам, чуть более полутора тысяч человек413.
Тем временем новопостроенные московские крепости стали плацдармами для новых походов в Литву. Так, в июле 1536 г. состоялся поход кн. И. В. Горенского из Стародуба под Любеч. Согласно ЛНЦ, воеводы, придя под Любеч, «острог взяли и посад пожгли», спалили села и захватили «полон» — настолько большой, что из-за него «под иные городы не пошли» и вернулись «все целы и здравы»414. Аналогичный поход предпринял из Велижа кн. И. И. Барбашин: воеводы сожгли посад Витебска, повоевали села и с великим «пленом» «вышли… из Литовские земли все здравы»415. В разрядах весной 1536 г. (между мартовской и апрельской записями) помещена роспись похода из Новгорода рати во главе с кн. Б. И. Горбатым416. Неясно, однако, состоялся ли этот поход, куда он направлялся и был ли успешен.
Был еще один подобный набег, о котором русские источники не упоминают, возможно, из-за его неудачного исхода. В варшавском архиве Радзивиллов сохранилась «память» кн. Михаилу Юрьевичу Оболенскому — подробная инструкция похода из Рославля на Кричев417. Князь М. Ю. Оболенский должен был вместе с рославльским воеводой Григорием Григорьевичем Колычевым подойти к Кричеву «на утреней зори безвестно» и попытаться взять острог, а если это не удастся, то идти «на Крычовские места на целые воевати, чтобы им как дал Бог тамошних мест гораздо повоевати»418. Финал этой истории выясняется из корреспонденции, которую получал из Вильна князь Альбрехт Прусский в августе 1536 г. В частности, в письме от 4 августа упоминалось о полученном только что королем известии, что разбиты 1300 человек «московитов» и 50 взяты в плен, в том числе князь Оболенский, Колычев и некий третий воевода419. Спустя 10 дней в одном из писем говорилось уже о 80 плененных «московитах»420. 28 августа, как сообщали князю Альбрехту, в Вильно были доставлены воеводы Оболенский и Колычев, «вместе с другими пленниками… захваченными у крепости Кричев»421. Наконец, в списке пленных, находившихся в Литве в октябре 1538 г., действительно встречаем Петра и Григория Григорьевичей Колычевых в числе «новоприведенных з украиных замков», а также князя Михаила Юрьева сына Оболенского, у имени которого стоит помета: «пойман под Крычовом»422.
Итак, под стенами Кричева русские воеводы были разбиты и взяты в плен: это объясняет, каким образом данная им из Москвы инструкция («память») оказалась в архиве Радзивиллов. Мы знаем, что в июле гетман Ю. Радзивилл с войском был отправлен к московским рубежам,423 и, естественно, пленные воеводы должны были быть доставлены к нему. Какова на этот раз была численность литовского войска, трудно сказать даже приблизительно. Предположение Л. Коланковского о том, что посполитое рушение в 1536 г. так и не собралось424, источниками не подтверждается. 14 сентября 1536 г. король писал Ю. Радзивиллу (пересказывая донесение последнего), что «который поветы давно з домов своих на службу нашу приехали, тыи вжо далей трывати не могуть; а иншии без ведома твоее милости з войска прочь ся розъеждчають; а иншии теж послушеньства к твоей милости не мають»425.
Итак, поветы собрались, но, очевидно, в разное время; дисциплина в войске, по обыкновению, была крайне низкой, гетман был бессилен против дезертирства, неповиновения и т.п. Литовское войско не предпринимало каких-либо наступательных операций, ограничиваясь обороной своих рубежей. Еще 3 июля в письме боярину кн. И. Ф. Овчине-Оболенскому Ю. Радзивилл от имени панов-рады предложил прекратить военные действия, на что в августе московское правительство ответило согласием426. Упомянутая выше стычка под Кричевом и походы русских воевод под Любеч и Витебск явились последними аккордами этой войны. К осени боевые действия окончательно прекратились. В начале сентября гетман испросил согласия короля на роспуск войска, но получил отказ427. Однако из послания Сигизмунда Ю. Радзивиллу от 10 октября 1536 г. выясняется, что гетман уже «водле росказанья нашого войско нашо… роспустил»428. Оставалось урегулировать конфликт дипломатическим путем.
С весны до осени 1536 г. между Москвой и Вильно курсировали гонцы; велась оживленная переписка между Ю. Радзивиллом и кн. И. Ф. Овчиной-Оболенским429; в августе в Москве побывал королевский посланник Н. Я. Техоновский, а 3 сентября великий князь послал к королю Т. К. Хлуденева430. Одним из главных камней преткновения стал вопрос о месте проведения мирных переговоров: в Москве или Литве. Заботясь о престиже великого князя, бояре наотрез отказывались вести переговоры в Литве или на границе431. Наконец, вернувшийся 11 ноября из Литвы Тимофей Хлуденев привез от короля ответ, из которого явствовало, что Сигизмунд для заключения мира шлет к великому князю «великих послов» — полоцкого воеводу Яна Глебовича, витебского воеводу Матвея Яновича и писаря Венцеслава432. Полномочия послов на заключение вечного мира были зафиксированы в особой грамоте, которую король 17 октября 1536 г. скрепил своей подписью и печатью433.
406
ПЛ. Вып. 1. С. 108; ПСРЛ. Т. 8. С. 291.
407
ПСРЛ. Т. 13. С. 110; Т. 29. С. 25; Т. 4. Ч. 1. Вып. 3. С. 572.
408
Там же. Т. 29. С. 26; РК 1605. Т. 1. С. 261.
409
Любавский М. К. Литовско-русский сейм. С. 268.
410
РГАДА. ф. 389. Оп. 1. Кн. 19. Л. 301—303 об.
411
EFE. Т. XLVII. № 192, 193. Р. 34, 38.
412
Малиновский И. Сборник материалов… С. 305—306.
413
Там же. С. 306; Любавский М. К. Литовско-русский сейм. Прил. № 16. С. 33—34.
414
ПСРЛ. Т. 29. С. 25—26.
415
Там же. С. 26.
416
РК 1605. Т. 1. С. 260—261.
417
Опубл.: Траля И., Эскин Ю. М. Литва и Русь в 1534—1536 гг. Док. IV. С. 75—76.
418
Там же. С. 75.
419
EFE. Т. XLVII. № 201. Р. 48.
420
Ibid. Т. XXXV. № 499. Р. 158.
421
Ibid. № 502. Р. 163.
422
Антонов А. В., Кром М. М. Списки русских пленных в Литве… С. 170, 173 (см. также ниже Прил. II, с. 00).
423
EFE. Т. XXXV. № 492. Р. 154.
424
Kolankowski. S. 150.
425
РА. № 87. С. 191.
426
Сб. РИО. Т. 59. С. 57—59.
427
РА. № 87. С. 191.
428
Там же. № 88. С. 193.
429
Сб. РИО. Т. 59. С. 30—41, 56—60.
430
Там же. С. 42—56.
431
Там же. С. 34, 38, 48—49, 59.
432
ПСРЛ. Т. 29. С. 28; Сб. РИО. Т. 59. С. 60—62.
433
РГАДА. Ф. 389. Оп. 1. Кн. 17. Л. 627 об.