Дети бегуг за своими родителями или перед ними, лавируют в толпе паломников. Пожилая египтянка необъятных размеров с детским выражением лица останавливается, задыхаясь от жары и усталости. Мужчины бросаются к ней, чтобы поддержать, но проходящие мимо африканцы и яванцы подхватывают ее как раз в ту секунду, когда она уже падает. Солдат вызывает «скорую». Святой бег продолжается.

В отличие от кругов вокруг Каабы, которые объединяют индивидов и перемешивают национальности, бег между холмами Сафа и Марва часто разделяет паломников на небольшие группы по национальному признаку, которыми руководит гид, громко читающий молитвы. Остальные повторяют их вслед за ним на своем родном языке. Турки молятся на свой манер, пакистанцы и малазийцы — по-своему. Но все фундаменталисты восхваляют Бога «на ясном арабском языке» (Коран, 26:195). Паломник при каждом шаге должен повторять одни и те же слова. Они напечатаны на многих языках в путеводителях, которые каждый может без труда получить за буханку хлеба, они не отличаются ни оригинальностью, ни изысканностью стиля. Более того, эти формулы настолько сжаты и сухи, что не могут утолить духовной жажды измученных душ. Они звучат простыми фразами. Ортодоксы настаивают, но как вяло произносят их верующие! «Нет Бога кроме Аллаха… Он владыка и ему должно возносить хвалу… Он держит свое слово, он всемогущ, он спасает своих слуг и уничтожает их врагов». В этих фразах нет искры жизни. И нечего удивляться тому, что марокканцы и ливанцы беззаботно прогуливаются, обсуждая арабское единство, футбол и цены на завтрак в кафе.

Бег между холмами Сафа и Марва напоминает о страданиях смиренной женщины, оставленной в пустыне вместе с ребенком своим покровителем. Традиция говорит, что Ибрахим должен был, скрепя сердце, изгнать свою служанку Хаджар и Исмаила, первого сына, которого она ему подарила.

Солнце раскалило воздух и песок, и молодой матери нечем было напоить дитя, плакавшее от голода и жажды. Оставшись одна в этой уединенной долине, она рыдала, металась и, наконец, в отчаянии упала на землю. Вблизи не было ни одного источника. Хаджар вскарабкалась на холм и бросилась к холму Марва. Горизонт был пуст: ни человека, ни животного, ни дерева, ни колодца. Она вернулась к сыну, обняла его и поднялась на первую же скалу. Вокруг простиралась безводная пустыня. Женщина снова побежала к Марва и вернулась к Сафа. В общей сложности, она пробежала между этими холмами семь раз. Наконец, она бросилась к подножию Сафы, услышав журчание воды. Земзем — источник жизни… Подарком свыше стало появление в этих пустынных и безжизненных местах кочевого племени, которое попросило разрешения у нее остановиться в этих краях. За это бедуины обещали позаботиться о матери и о ребенке. Так Исмаил, сын египтянина и арамейской женщины, вырос в Мекке и женился на арабке. Как гласит арабская традиция и книга Бытия, от этого союза произошли арабские племена, например, племя агарян, как их называли евреи (1 Пар. 5:10, 19 и след.), и греки. Необычайное сходство: на арабском, как и на иврите, слово «хагар» означает «ошибка», «уходить». «Блуждание» Хаджар, как и «хадж» Мухаммеда, происходят от одного корня.

Бег продолжается, мимо проносятся окна и застекленные двери. На пороге каждой из них стоит разутый (на случай, если ему нужно будет немедленно войти в мечеть) охранник, внимательно следящий за обстановкой и за тем, как его коллеги — мужчина и женщина — тщательно обыскивают паломников. Другие верующие ступают след в след, смиренно шествуют мимо толпы людей и входят в святилище, не обращая ни малейшего внимания на любопытство некоторых «братьев и сестер», которые, выбиваясь из сил, бегут, не понимая ни значения, ни происхождения этого действия.

«Аллах Акбар!» Марва. Нагромождение гладких скал цвета молочного шоколада. Люди несутся к ним и, повернувшись к холму Сафа, выкрикивают свои молитвы без видимого воодушевления. Наконец, снова Марва — последний этап. Так воздают честь Хаджар. На этом заканчивается «малое паломничество» (умра) и те, кто совершает умру и хадж раздельно, обрезают прядь волос и выходят из состояния ихрама, которое они возобновляют непосредственно перед хаджем. Но обычно паломники полностью совершают все обряды хаджа и не выходят из состояния ихрама до его окончания. Те, кто выбрал «радость» (таматту), могуг, завершив умра, надеть светское платье, надушиться и приблизиться к своим супругам. Эта возможность часто преподносилась как обязательство. Ничего в этом удивительного для ислама нет, ведь в нем сексуальное наслаждение и оргазм переживаются человеком как одно из наиболее ярких свидетельств отречения себя от Бога.

Смиренному верующему, который жаловался на то, что бедные люди не могут подавать милостыню и тем самым увеличить свои заслуги перед Всевышним, Мухаммед ответил: «Как? Разве вам он не дал того, из чего можно сотворить милостыню? Произносите «Хвала Аллаху» — вот ваша милостыня… всякий раз, как вы творите доброе дело, вы подаете милостыню… Всякий раз, как вы занимаетесь любовью, вы подаете милостыню!» «Как? — подскочил мусульманин, — ведь мы утоляем наши плотские желания, и ничего более!» «Послушай, — обратился к нему пророк, — тот, кто удовлетворяет свои желания неправедным образом, не совершает ли он грех? Тот же, кто удовлетворяет их должным образом, получает дополнительную награду».

«Аллах Акбар!» Прижимаясь к скалам Марва, паломники проходят мимо маленького толстощекого малайца, который точным и быстрым движением срезает у каждого прядь волос и бросает ее на пол. Отныне каждый возвращается к мирской жизни и к ее удовольствиям. Умра завершена, ихрам временно снят. Но этот жест часто так и остается символическим, поскольку многие из паломников отправляются в хадж без своих жен. Они спят в одной комнате, часто по дюжине. Очень редко находятся те, кто располагает достаточными средствами, чтобы снять комнату для себя и своей супруги. Но для них срезание пряди волос означает праздник. «Фейерверк», — вздыхая, шепчет «старый» холостяк тридцати двух лет.

Вечер четверга, пятого дня недели мусульман, начало выходных для большинства исламских стран.

«Ас-салам алейкум!» — произносит рот, обрамленный густой бородой. Египтянин. Он пришел в обитель Бога со своими сыновьями, невесткой и внуком. В тридцать четыре года он уже стал дедом. Узнав, что его собеседники приехали из Франции, он объявляет, что необходимо «вдвое, втрое, вдесятеро увеличивать количество правоверных, нельзя поддаваться губительному примеру людей с Запада, которые только и делают, что лелеют своих собачек и думать не думают о детях». Сенегалец осмеливается возразить ему: «А кормить их чем, на какие деньги? Заставлять их строить пирамиды?» Этого заявления оказывается достаточно, чтобы молодой дед покраснел и сухо бросил в ответ: «Месье, когда люди приезжают из той страны, в которой вы живете, им стыдно за то, что ими командует христианин, анималист и атеист!» «Да, но, по крайней мере, он черный», — говорит задетый за живое африканец. Зеваки ждут продолжения спора, где у каждого свое собственное мнение по поводу лекарств, атомной бомбы, туалетной бумаги и эмиграции.

До начала XX века здесь кипел настоящий блошиный рынок. Благородный путь был забит торговцами, повозками, верблюдами, мошенниками. Паломникам приходилось лавировать между животными, перепрыгивать через лоточников, расположившихся со своим товаром прямо на земле, и при этом крепко держать свои кошельки, ибо в Заповедной мечети бесчинствовали не только торговцы, но и воры. Ибн Джубайр говорит, что там, помимо всего прочего, «продавали сладости, сделанные в форме фруктов или фигурок людей; их выкладывали на ложе, как невест…» Теперь лавки и магазины оттеснили от дороги, и торговцы бродят вблизи обители Бога, но прежняя их изобретательность не знала границ. Деревянные, картонные, восковые или пластмассовые куклы запрещены, так как они напоминают тех идолов, что Мухаммед побил палкой.