Люди вокруг уже валились как кегли, но бестолковое и тупое тело все еще упрямо тащило его вперед. Хану напряженно ждал передачи руля, старательно пытаясь отправить приказы по нервным волокнам, хотя исходя из своего недавнего эксперимента, он так и не знал, как именно, это все происходит.

  Наконец, он споткнулся и в ту же секунду понял, что ему только что вернули все полномочия. Пытаясь поправить траекторию уже летевшего вперед тела, Хану торопливо вытянул руки, но опоздал с переносом ноги и упал на четвереньки, больно ободрав колени.

  Стараясь ни о чем более не думать, Хану вскочил и резко свернув, уже дворами побежал вперед, вкладывая последние оставшиеся у него силы. Он уже видел впереди розовое трехэтажное здание, но интуиция подсказала ему, не пытаться вломиться через парадный вход, а путая возможных свидетелей, попробовать обойти его с тыла, который очень удачно занимали колючие и густые кустарники.

  После возвращения контроля над телом, Хану с удивлением отметил, что по сути, ситуация практически не изменилась. Тело, которое сейчас, выбиваясь из сил, так мучительно сопело, точно так же страдало и передавало ощущения усталости и боли, как и несколько минут назад. А разница была лишь в том, что сейчас оно бежало, уже подчиняясь лишь его воле, а не той неизвестной силе, что гоняла его кругами по пустырям ранее. В остальном же, принципиальной разницы между водителями было невидно. И это четко ощущалось, именно в таком необычном контрасте, пока обыденное отношение к телу, как к 'себе', еще не успело вновь заполнить его ум до привычного неразличения. Популярное выражение 'Я не тело', в данный момент обрело для него особый вкус истинности и ясного понимания.

  На полном ходу, в последнем прыжке врубившись в хлипкий, но плотный кустарник, высотой в человеческий рост, Хану по инерции, пролетел еще несколько метров, собирая на себе все колючки и занозы, до которых только сумел дотянуться. Но все усилия, оправдали его ожидания - насквозь пролетев сквозь кусты, он выпрыгнул уже перед центральной и тыловой частью здания, где на первом этаже было всего одно открытое окно, явно намекающее на то, что здесь его ждали.

  Перевалившись через подоконник, весь исцарапанный и совершенно обессиленный, Хану с облегчением понял, что судя по золоченой раме огромного портрета Флавия в полный рост, он сейчас мог находиться только в кабинете Таши.

  Заползая под огромный и тяжелый директорский стол, он с чувством выполненного долга и облегчения, почти моментально заснул, уже зная, что будет последним переживанием этой долгого и непростого дня:

   Хотя сансара нереальна, я приписываю ей реальность.

   Ради пищи и одежды я оставляю то, что имеет вечную ценность.

   Хотя у меня есть все необходимое, я жадно стремлюсь иметь все больше и больше.

   Я обманываю себя ненастоящими, иллюзорными явлениями.

   Гуру, думай обо мне! Скорее посмотри на меня с состраданием!

   Даруй мне свое благословение, чтобы я оставил любой интерес к этой жизни.

   Неспособный выносить малейшую физическую или умственную боль,

   С чёрствым сердцем мне не избежать низших перерождений.

   Хотя я ясно вижу, что закон причины и следствия непреложен,

   Вместо того чтобы совершать созидательные поступки, я постоянно действую разрушительно.

   Гуру, думай обо мне! Скорее посмотри на меня с состраданием!

   Даруй мне свое благословение, чтобы я приобрел убеждённость в законе кармы.

   16

  Утренний туман пугливо тянул нежные и дымящиеся щупальца пара по безмятежной глади прозрачной холодной воды, сквозь которую угадывалось темное и чуть заиленное дно. Тихо шумела березовая роща на берегу прекрасного и спокойного озера. Была середина осени, в воде отражались чуть шевелящиеся верхушки деревьев с красно-золотой листвой.

  Хану уютно сидел на свернутом солдатском бушлате, брошенном на уже чуть начинавшую желтеть, густую и мягкую траву. У его ног на забитых в землю деревянных рогатинках, лежала пара длинных бамбуковых удочек, а в воде застыли красные штрихи чуть покачивающихся поплавков.

  Слева, переливаясь волнами жара, мерцали угли костра, а правый бок ему согревала сонная, с головой завернувшаяся в теплое одеяло, Инна.

  Внезапный порыв холодного ветра напомнил о грядущем конце бабьего лета. Стало как-то зябко, и Хану встал подкинуть поленьев в огонь, стараясь не побеспокоить дремавшую девушку.

  Пламя неохотно начало облизывать мокрые от росы дрова, словно осторожно пробуя их на вкус. Небо начало темнеть, а озеро покрылось быстрыми морщинками волн, намекая на быструю смену погоды. Он начал было уже собирать вещи, когда вдруг услышал тихий, но леденящий и пронзающий его сердце страхом, голос - 'Хану!'.

  Его тело мгновенно покрылось гусиной кожей и дрожало, а ноги стали ватными, как в старых детских кошмарах. Хану повертел головой, прислушиваясь. Но, вокруг опять стало очень тихо. Неестественно тихо. Пропал даже ветер и угасли волны, но в этом безмолвии теперь уже была только тревога и ощущение немыслимой жути, страшной до такой степени, что оставалось только с отчаянным криком бросить свое тело в яростную штыковую атаку прямо на звук этого голоса, чтобы закончить с этим раз и навсегда. Но, он никого не видел.

  'Хану!' - новая волна панического ужаса прокатилась по телу, покрыв его крупными мурашками. Это было где-то совсем рядом. Очень близко. Хану беспомощно озирался вокруг.

  Инна! Что с ней? Он подбежал к завернутой в одеяло фигуре и быстро подняв, развернул ее лицом к себе.

  'Хану! Меня зовут Кайзи, Хану!' - из капюшона ему безобразно и жутко смеялось его собственное лицо, а на парализованное страхом плечо, сзади легла сухая и сильная рука, тряся его - 'Хану!'.

  Он выронил тяжелый куль и обернулся - там зловеще ухмылялись Оракул и Гридик.

  'Хану!' - глаза открылись, его осторожно будили. Чувство невероятного облегчения заполнило ум, быстро меняясь на ясное понимание того, что это был только сон.

  Перед ним стояло два человека, одним из которых был крупный и статный мужчина в форме с золотыми погонами, уверенным взглядом и волевым подбородком. Это, по всей видимости, и был сам Таши.

  Вторым был, еще более плотный, а скорее даже толстый и круглолицый парень в синей рабочей спецовке с большим черным пластиковым мешком в руках.

  Они, поддерживая его за руки, помогли ему встать. Хану еще плохо соображал и его сильно шатало, а мышцы ныли от любого движения. Он посмотрел в уже предусмотрительно закрытое окно. Кустарники, на которых он оставил значительную часть своего тела, приветливо махали ему колючими лапками. Солнце даже еще не показалось полностью и стало понятно, что он спал не более часа.

  - Таши, - представился первый из них, быстро ему кивнув. - У нас очень мало времени. Сейчас начнут искать и опрашивать свидетелей. Пока не поздно, вы должны немедленно покинуть порт.

  -Привет, а я Макс, полезай сюда! - сказал толстяк скороговоркой и открыв мешок, потряс им перед собой.

  Без лишних разговоров, сморщившись от боли, Хану залез в него. Завязав верх бечевкой, его быстро перенесли на уже стоявшую в коридоре тележку. Набросав разнокалиберных пакетами с мусором, Макс ее аккуратно вывез на улицу и время от времени жизнерадостно здороваясь с кем-то, покатил к пирсу, где стоял небольшой и дурно пахнущий кораблик с большим погрузочным краном.

  Все содержимое тележки бесцеремонно высыпали в уже почти заполненный контейнер. Резкий подъем и стрела крана перенесла весь этот хлам на корабль, уже стоявший с заведенными двигателями. Приняв последний груз, он немедленно отчалил.

  На открытый контейнер, налетела истошно вопящая стая крупных чаек, не замедливших раздолбать своими крепкими клювами пластиковые пакеты, разбрасывая вокруг куски источающего вонь мусора. Хану, разорвав уже пробитый птицами мешок, уже всерьез испугался перспективы остаться без глаз и беспорядочно замахал руками, не решаясь выбраться из зловонной коробки самостоятельно. Он уже понял, что попал на рейс местного мусоровоза, и в этом ему виделся особый символизм или даже знамение, напоминая опять, ту самую несчастную тварь из прочитанной накануне новеллы - 'лишняя в этом мире, наступает не туда и делает не то...'.