- Ах, вот ты о чем! Да нет, Андрей, ничего особенного делать не собираюсь. Но журнал-то меняется радикально, сам подумай — вдвое чаще периодичность. Человек двадцать новых работников брать придется. А откуда? Ты вот, к примеру, пойдешь?

Луговой приподнялся на локте. Сон отлетел окончательно.

В темноте раздался Тихий смешок Журавлева.

—Ну какой я новый, Лужок? Я старый. Да и не уйду я из своей газетки никогда. А тебе действительно новые нужны, понимаешь? Во всех смыслах новые. Другие требования теперь к нам, спортивным журналистам, нельзя по старинке жить.

Слышать такое из уст Журавлева было забавно, уж если кто и работал по старинке, так именно он. Словно прочтя мысли Лугового, Журавлев сказал:

- Я не пример, мне поздно переучиваться. Да и вообще я так, вроде музейный экспонат. Приводят молодежь с факультета журналистики, и экскурсовод в меня указкой тычет: «Вот, товарищи студенты, ископаемый экземпляр...» Знаешь, как сейчас первый паровоз или граммофон показывают.

Перестань юродствовать, — рассердился Луговой,— у таких, как ты, всем нам не мешало бы поучиться. Ладно. Как ты думаешь, хочу вот Короткова сманить. А? Не век ему в молодежной газете торчать.

- Что ж, это правильно, — подумав, согласился Журавлев,— он парень толковый, серьезный, суетлив немного, так это пройдет, обкатается. Бери. А вот, — он опять помолчал в темноте, — Ирину Ганскую не советую.

Луговой был поражен. Ирина! Откуда Журавлев мог знать о скромном литсотруднике центральной спортивной газеты, где работали сотни людей? И почему именно ее упомянул? И не советует брать?

Он так и спросил:

—Почему?

—Чтоб сплетен не было, — раздался четкий ответ.

Луговой даже сел в постели. На этот раз молчание длилось долго. Наконец Журавлев заговорил тихим голосом:

—Ты не обольщайся, Лужок, уже замечают. Мало кто и не очень, но замечают. Ну а меня, старого воробья, на мякине не проведешь. Видел я вас раза три на стадионе, все мы в ложе прессы вместе сидим. И посматриваем иной раз друг на друга. Только так, как она на тебя смотрит... ты-то умеешь себя держать, а ей куда, девчонка еще. Ушел ты теперь из газеты — и, слава богу, не будет разговоров, а если переманишь в журнал, тогда разговоров не оберешься, верь мне. А вообще-то хорошая она, мне многие говорили. Да и сам не слепой. Ну ладно, спать давай. Что ты мне спать не

даешь! Полуночник!

Наступило молчание. Но Луговой так и не уснул до утра...

С Вистом Луговой встретился еще раз на прощальном банкете по случаю закрытия Игр.

В огромном зале, где столики были расставлены и в «партере», и в «бельэтаже», где ломились многометровые столы от разных изысканных блюд и вин, где царили шум, веселое возбуждение, разноязычная речь, они столкнулись в проходе.

- А, господин Луговой, — весело вскричал Вист,— рад вас видеть! Познакомьтесь, это Элен, моя секретарша,— и он подтолкнул вперед высокую красивую женщину в вечернем платье. Ее большие золотистые глаза были слегка затуманены вином. Она приветливо улыбнулась, пожимая Луговому руку своей поразительно сильной для женщины рукой.

- А! — заметил Вист, прочтя удивление на лице Лугового. — Черный пояс в дзю-до. С ней я никого не боюсь.

- Это я с ним боюсь, — усмехнулась Элен, — с ним никакой черный пояс не поможет. Чемпион!

- И в дзю-до тоже? — в свою очередь, рассмеялся Луговой. — Я думал, только в автогонках.

—И еще в журналистике, — сказала Элен. В золотистых глазах ее, устремленных на Лугового, промелькнул вызов.

«Ах да, это все же враги, хоть и любезничаем, — подумал он. — Ну уж, враги? Враги, враги, — спорил он сам с собой. — А как же! Этот чемпион, если сможет, столкнет твою машину в любую пропасть, за милую душу проведет удушающий прием, только позвонки захрустят. И нечего стесняться выражений, — враг — он и есть враг. А что не все у «них» такие, как этот, что мы сейчас не на поле боя, а на банкете и что идет светский разговор, так это другое дело, таковы уж правила игры».

—Поздравляю вас с победой, господин Луговой. Только не задавайтесь. Подождем до летних Игр.

- Подождем, господин Вист, но будет то же самое.

- Ай-ай, а вдруг не будет — еще повоюем, — Вист сделал быстрый властный жест рукой, и Элен торопливо бросилась к столу и вернулась с двумя бокалами в руках.

—Выпьем за войну! — сказал Вист и, насладившись изумлением Лугового, продолжал: — Разумеется, на спортивных полях, не на полях сражений. Сражаются пусть политики, военные, в окопах, на земле, в океане, в воздухе, хоть в космосе. А на стадионах и в бассейнах только мирные поединки. Так?

- Так-то так, — усмехнулся Луговой, — но пусть уж на земле и в океане тоже будет мир. Да и в космосе. Вон посмотрите,— и он указал на столик, где весело проводили вечер прибывшие на Игры экипажи «Союза» и «Аполло». Так что ваш тост с поправкой — за мир вообще, не только в спорте. А, господин Вист?

- Уговорили — за мир вообще. Выпить ничего не стоит, а что получится — посмотрим.

Они чокнулись.

—Да, господин Луговой, и еще разрешите поздравить с высоким назначением — слышал, вы теперь директор крупного журнала. Пригласили бы как-нибудь в СССР. А я вас к нам.

«И этот уже узнал — прямо всемирная известность,— усмехнулся про себя Луговой. — Информация у них поставлена будь здоров». Вслух сказал:

—Спасибо. Насчет приглашения подумаю. Почему бы нет?

Они распрощались.

А на следующий день Луговой выходил из самолета на родную землю.

ГЛАВА IV. «СПОРТИВНЫЕ ПРОСТОРЫ»

Его встречала Люся. Она была очень эффектна в черной каракулевой шубке, в высоких сапогах, в белой шапочке, которую связала сама, чем немало гордилась. Люся-младшая, без шапки, в джинсах и лыжной куртке, с развевающимся шарфом (тоже связанным матерью), бросилась ему на шею. Она была похожа на мать, только рот больше и рост повыше. Люся-младшая была заядлой спортсменкой, уже играла в институтской волейбольной команде, достигла I разряда. В прошлом году она поступила в иняз.

Люся улыбалась, она нежно поцеловала мужа, взяла у него из рук сумку.

- Как ты долго! Пошли скорей. Гости заждались.

- Какие гости? — Луговой нахмурился.

- Не бойся,—Люся неодобрительно усмехнулась,— Жанка с мужем и Виктория. Олег придет попозже.

Это были Люсины подруги — неизвестно чем занимавшиеся, но милые, веселые женщины, муж Жанны работал инженером. А Олег, тихий юноша в очках,— последний по счету и, судя по всему, довольно прочный поклонник Люси-младшей.

«Ну эти еще ничего — без претензий, — подумал Луговой. — Только для чего было звать их в первый вечер?»

Они уже приближались к стеклянным дверям, когда сквозь толпу встречающих протолкался Лютов. Высокий, костистый, смуглый настолько, что всегда казался загорелым, он вытирал платком глубокие залысины — торопился.

Устремив на Лугового настороженный, пронзительный взгляд черных глаз, он расплылся в улыбке.

—Новому начальству — коллективный привет! — громко произнес он и обернулся. За ним толпилось человек пять — руководящие работники журнала. — Все как один — навстречу боссу! — еще громче воскликнул Лютов.

Лугового охватила досада. К чему эта подхалимская демонстрация? Наверняка никто из сотрудников не собирался его встречать, это Лютов притащил всех. Зачем? Сразу восстановить людей против Лугового? Вот, мол, новый шеф, попробуйте не придите, не поклонитесь в ножки! Или хотел заслужить похвалу начальства? Вряд ли, Лютов слишком умен для этого и слишком хорошо знает Лугового.

- Спасибо, товарищи, — Луговой нахмурился, — но, право же, вы зря побеспокоились.

- Какие будут указания, Александр Александрович? — почтительно спросил Лютов. Он прижал шапку к груди, словно швейцар, ожидающий чаевые.

Луговой не выдержал:

—Никаких, Родион Пантелеевич. Одно только — в дальнейшем при моих приездах и отъездах не вывешивайте, пожалуйста, флагов и не приглашайте оркестров.