- Это идея, — серьезно сказал Луговой, — завтра распоряжусь, чтобы тебя сфотографировали, как ты выражаешься, нагишом. Прислать к тебе Крохина или сама придешь?

- Да ну тебя, — она слегка покраснела, — не понимаешь ты шуток.

- Ну ладно, тогда я в следующий раз прихвачу фотоаппарат и...

- Перестань! Терпеть не могу! — Ирина была очень стыдливой и не выносила «всякие там эти разговоры», как она туманно выражалась.

- Так ты же сама предложила, — Луговой по-прежнему сохранял серьезный вид.

Она с улыбкой вспоминала сейчас этот разговор. Да, на здоровье ей жаловаться не приходилось, она могла бы раздавать его налево и направо.

«Тело-то здоровое, — грустно размышляла она, — а душа вот нет. Ну что за Новый год для такой юной и прекрасной девушки, как я, от которой все без ума!» Она невесело усмехнулась.

Такие мысли посещали ее все чаще. И, поймав себя на них, она внутренне возмущалась собой: вот-вот, он прав, ищу себе другого, поскольку он того, чего заслуживаю, дать мне не может. Свинство! Он лежит там, бедняжка, больной, а я...

. Тем временем «бедняжка» уютно сопел на диване, довольный, что не пришлось скучать целый вечер в милой, но неинтересной ему компании, тоскуя по Ирине,

Люся, конечно, не поехала на дачу, но все же пошла к соседям, где тоже праздновали Новый год. Она провела там всю ночь, очень веселилась, однако каждые полчаса-час хмурилась, говорила: «Нет, нет, не удерживайте меня (чего никто не пытался делать), я должна идти к моему бедняжке», — и убегала, чтобы, побыв возле мужа несколько минут и убедившись, что он спит, опять вернуться к веселому застолью.

Вот так и закончился для них старый и наступил новый, 1977 год.

Не дождавшись, как и положено начальнику, полного выздоровления, Луговой вышел на работу и сразу же закрутился в потоке дел.

Уволился один сотрудник, надолго заболел другой. Сократили валютный фонд на зарубежную периодику, и надо было добиваться его восстановления. Просмотрели досаднейшую опечатку. Один автор подвел, другой поссорился с журналом, потому что его статью слишком сократили, авторы олимпийского сборника, все как один клявшиеся, что сдадут материал вовремя, столь же дружно подводили, прятались, ссылались на всякие объективные причины, а издательство давило, торопило, сердилось.

На президиуме федерации стоял его доклад о программе поездки группы зарубежных журналистов. За это мероприятие ответственным был он.

Его попросили дать очерк об Играх в толстый журнал, статью в сборник «Год олимпийский», и, как всегда, после Игр шли бесконечные выступления в воинских частях, в институтах, на заводах, в клубах, Домах культуры...

Луговой любил такие выступления, но, черт возьми, сколько на это уходило времени!

Впрочем, главным оставался, конечно, журнал. Где, как и в любых делах, бывали удачи и неудачи. Среди удач Луговой числил, например, фельетон, написанный Рубцовым, заведовавшим отделом фельетонов журнала и являвшимся единственным сотрудником этого отдела.

Он ядовито высмеивал директора одного из столичных стадионов, упразднившего у себя ложу прессы и предложившего журналистам занимать свободные места.

В фельетоне директору снился кошмарный сон... Журналисты, приходя на стадион и не обнаруживая свободных мест, уходили, никто не давал отчетов о состоявшихся там матчах. Стадион забыли, ничего не зная о нем, нигде о нем не читая, зрители перестали приходить, футболисты тоже, ворота заросли паутиной, как было изображено на карикатуре, сопровождавшей фельетон.

Директор в отчаянии мчался на свой пустой стадион и тем не менее, как в свое время журналисты, не находил места — все было занято. Он вбегал в свой кабинет, но и там его кресло уже было занято другим.

Фельетон возымел действие. Директору влетело, ложа прессы была восстановлена, даже расширена, а коллегия Спорткомитета приняла постановление, согласно которому все директора обязаны были обеспечивать на своих спортивных объектах нормальную работу прессы.

Соответственно был введен наконец порядок, которого давно добивалась Федерация спортивных журналистов. Вместо существовавшей дотоле разноцветной колоды пропусков на разные спортсооружения создали единый пропуск, дававший право занять место в ложе прессы любого.

Другой удачей явились итоги первенств Европы и мира по конькам. Собственно, не сами итоги, а их полное соответствие прогнозам, напечатанным задолго до этого в «Спортивных просторах». Составлены они были внутри журнала, после обмена мнениями с несколькими ведущими журналистами. Только журналистами. Это свидетельствовало об их высокой компетентности.

Луговой считал, что право называться специалистами в том или ином виде спорта имели не только тренеры, ученые, сами спортсмены, но и посвятившие иной раз всю свою жизнь этому спорту журналисты, хотя практически никогда им не занимавшиеся.

Что мы, не знаем режиссеров, не бывших актерами, литературоведов, не писавших ни стихов, ни романов, архитекторов, не державших в руках кирпича? Конечно, неплохо, если с теоретическими знаниями сочетаются и практические. Но легче журналисту изучить историю, теорию вида спорта, разбираться во всех его тонкостях, чем футболисту, например, стать журналистом.

Черта с два! — спорил с ним Лютов. — Много вы назовете наших коллег, никогда не занимавшихся спортом и глубоко разбирающихся в нем? А известных

спортсменов, ставших журналистами, сколько хотите — Маслаченко, Еремина, Озеров, Понедельник, Дмитриева...

Они же почти все телекомментаторы, а это совсем другое дело.

Могу назвать и не только телекомментаторов. Например...

Спор продолжался изо дня в день, из месяца в месяц.

—Да, — говорил Луговой, — на шахматных полях современных спортивных сражений появились новые фигуры, новую ценность приобрели некоторые из прежних.

Кто, например, слышал раньше о заливщиках катков? Об уникальных мастерах высевать газон на футбольном поле? А хореографы, работающие с фигуристами, психологи, прикрепленные ко многим командам?

Что уж тогда говорить о науке! Ученые всегда играли важную роль в подготовке спортсменов, в совершенствовании тренировочного процесса. Но разве были среди них физики, химики, математики, кибернетики?..

Разумеется, спортсмен, тренер — есть и будут главными фигурами в спорте, но сколь огромное, подчас решающее, значение приобретают и новые.

В первую очередь, говорил себе Луговой, я бы назвал здесь спортивного дипломата, спортивного журналиста, спортивного организатора или руководителя.

За покрытыми зеленым сукном столами заседаний решаются порой судьбы спорта, не на зеленых полях стадионов.

Именно в международных спортивных объединениях прогрессивные силы борются за то, чтобы оградить спорт от многих мешающих его свободному, успешному движению вперед явлений — расизма, коммерциализации, профессионализма, политиканства и других.

Спортивные дипломаты Советского Союза и других социалистических стран, прогрессивные деятели из ряда государств ведут там неустанную борьбу с реакционными силами.

Да и в технических вопросах роль спортивных дипломатов подчас оказывает решающее влияние на судьбы того или иного вида спорта. Именно они учреждают новые крупнейшие международные соревнования, чемпионаты, кубки мира и Европы, определяют уставы, правила, утверждают программы олимпиад, места их проведения... Даже такие вопросы, как введение новых весовых категорий в боксе или тяжелой атлетике, продолжительность схватки в борьбе, дистанции в легкой атлетике или плавании. Это тоже решают спортивные дипломаты. И от таких решений зависят порой успехи спортсменов или национальных команд.

Решающей является и роль спортивных руководителей любого ранга.

Почему, когда руководит (при прочих равных условиях) один человек, спортсмены выступают успешнее, чем когда руководит другой?

Почему спортсмены небольшого города подчас сильнее своих товарищей из столицы?

Почему в более малочисленном и менее мощном спортобществе рождаются чемпионы, которых никак не могут воспитать в более мощном коллективе?