Гремит огневая речь.

А в зале, как гул орудий,

Как море, шумит: «Ура!»

И гаснет экран. Мы будем

У пушек твоих, «Марат»,

На вахтах у аппаратов

О виденном вспоминать,

Чтоб лучше уметь с раската

Противника накрывать.

Мы вышли... ночь штормовая

Медведем метнулась на нас.

О славная жизнь Чапая,

Прожитая нами за час!

1938

ЕГОРКА

Выйдет кок и глянет зорко

На береговой припай,

Крикнет звонко: «Эй, Егорка,

Где ты, братец, выплывай!»

И, расталкивая льдины,

Одолев и сон и лень,

Подплывает к трапу чинно

Наш старинный друг - тюлень.

Он о борт тихонько трется.

В белой пене гладкий мех,

Уважает краснофлотцев,

Любит кока больше всех.

Ну и мы его любили,

103

Но Егорка чуял сам,

Не гоняли и не били,

И тюлень привык к бойцам.

Не страшат Егорку воды,

Шторм тюленю нипочем,

Мы ему, как мореходу,

Уваженье воздаем.

Знает флотские законы

И почетный стол гостей,

Он стремится к макаронам

На пределах скоростей.

Вот он, гладкий, круглобокий

Обитатель здешних мест.

И спешат с улыбкой коки

За борт вывалить обрез.

Все: остатки, кости, корки -

Быстро на воду летит...

У приятеля Егорки

Подходящий аппетит.

Он, с волной большою споря,

От границ родной земли

Выплывает быстро в море

И встречает корабли.

И его сигнальщик зоркий

Примечает в пене вод.

И кричит братве: «Егорка

Снова выплыл встретить флот!».

Так в волнах и под волнами,

Рыб хватая на лету,

Наш Егорка служит с нами

В дальнем северном порту.

1940

104

ВИСБИ

Край неба восходом окрашен.

Побудку, горнист, протруби.

Стрельчáтою готикой башен

Встает из тумана Висби.

То город старинный торговый,

То узел ганзейских путей,

Сюда, над волною свинцовой,

Несло новгородских гостей.

И снасть, просмоленная жестко,

Гудит под напором ветров,

А в трюмах обилие воска

И русских бесценных мехов.

Не вьюга ли выткала пряжу

Вот этих широких холстин?

Да, многое есть на продажу

Со всех новгородских пятин.

А купят не бархат из Брюгге,

Не камни, что светят в ночи,

А прочной работы кольчуги

И годные в дело мечи.

Прощай, берегов полукружье,

Недешево взято, но пусть.

Оружье, оружье, оружье

Отсюда уходит на Русь.

В ладонях, не знающих страха,

Над озера псковского льдом

Оружье расколет с размаху

Тевтонский рогатый шелом.

Оружия доля - не ржаветь,

И ждать - не его ремесло.

Врагов же, понесших бесславье,

Несчетно в Руси полегло.

Но времени плотны завесы,

И город совсем захирел,

105

Торгует помалости лесом,

Ломает помалости мел.

А вид сохранил величавый:

И море, и древняя стать.

Туристы соседней державы

Привыкли его посещать.

Гуляют в узорчатых гетрах

И морщат пиявки бровей:

«Неплохо б на трех километрах

Поставить пяток батарей».

И смотрят, где плохо, где слабо,

Где можно пробраться тайком.

Устав генерального штаба

Им лучше молитвы знаком.

Бей медным пронзительным пеньем,

Побудку, горнист, протруби!

...Так проплыл туманным виденьем

Старинный ганзейский Висби.

1940

ПРЫЖОК

Возьми разбег короткий и могучий

И крепче охвати упругий легкий шест,

И прыгай вверх стремительней и круче

К далекой грани солнечных небес.

И, бронзовое напрягая тело,

Над планкою на миг окаменев,

Взлети в полете радостно и смело

Сквозь брызги солнца к теплой синеве.

Высокий взлет и легкое паденье

Соедини в порывистом броске.

Шест оттолкни, сильней согни колени,

Упруго приземляясь па песке.

Всю крепость мышц и силу их почувствуй,

106

Вновь испытай полета торжество

И овладей стремительным искусством

Прыжка с шестом.

1937

* * *

Свирепый ветер рвется под бушлат

И гонит облака не уставая.

Так возникает утро, Ленинград,

Холодный лязг небыстрого трамвая.

Да, осень - это стынущий гранит,

Неву хранящий в сумрачных объятьях,

И в семь утра горящие огни,

И ветер этот, злобный, как проклятье.

Лежит у ног матросский сундучок,

А надо мной скупого неба просинь...

А улиц вид туманен и далек,

Стою, курю, и горек дым, как осень.

1937

ПОСЛЕДНЕЕ

За жизнь, за мед в телесном улье,

За дни, которым расцвести,

Пусть обожжет горячей пулей

Мои кудрявые виски.

И если жизнь грозит закончиться,

Уже неотвратим расстрел,

Не буду в воплях жалких корчиться,

А буду холоден и смел.

Душа до края не исчерпана,

Хоть кровь струится по плечам,

Но мозг в броне тяжелой черепа

Врагу задаром не отдам.

Уже палач спешит приказывать:

«Иди налево, коммунист», -

Но руки крепкие не связаны

107

И плечи сталью налились.

И с яростью последней мысли я,

Всю силу сжав в удар врагу,

Я стисну горло ненавистное

Тяжелой хваткой смертных рук.

И пусть над головой простреленной

Мои враги клинками вьют,

Я жизнь прошел дорогой смелою,

Я встретил смерть свою в бою.

1934

ОСТРОВ

Песчаный остров мрачен и суров,

За проволокой ржавою в тумане

Барак, кресты, полузаплывший ров...

Не так давно здесь были англичане.

Вздымался стек в руках офицерóв

И падал на спину. В штыках холодной грани

День отражался, лязг тупой оков

Летел к заре, подобной свежей ране.

Там на скале, черневшей, как проклятье,

Я видел надпись: «Отомстите, братья!»

И пуль следы еще на камне стыли.

И, вынув нож и не щадя клинка,

Надежного, как слово моряка,

Добавил я па камне: «Отомстили»...

1940

ПРИХОД К МОРЮ

* * *

О, Балтика! Где бы я ни был,

Куда б ни вело бытиё,

108

Я буду любить это небо,

Холодное небо твое.

И город, что бурям преграда,

Где встал революции флот

На страже ворот Ленинграда,

Великих Союза ворот.

Летит над путями морскими,

Проходит сквозь штормы и град

Стальное короткое имя,

Как лозунг и клятва, - Кронштадт!

1940

ПРИХОД К МОРЮ

Ты никогда не видел раньше моря,

Но все пути влекли тебя к нему,

Мятущимся громам и бурям вторя,

Оно предстало взору твоему.

Бегут прибоя палевые ленты,

На скользкий камень силятся всползти.

Ты встал у моря, житель континента,

И целый час не можешь отойти.

И медленно из тьмы тысячелетий

Владыкой хмурым северной земли

Встает рыбак, бросавший в море сети,

Сплетенные из дикой конопли.

Встает дикарь, что, сжав упрямо зубы,

В полупотухшем, непогодном дне

Себя доверил вырванному дубу,

Рукам мохнатым и седой волне.

Встает матрос, пушкарь на чьем-то бриге,

В лицо пахнул морской тяжелый зной,

И это всё написано не в книге -

Всё сохранилось бережно душой.

109

И вновь, и вновь удары сердца громки.

На ветхий снимок лет ложится тень:

Вот твой отец, и ленточка «Потемкин»

На бескозырке, сбитой набекрень.

Перед тобой от края и до края

Не устает буруны воздымать

Клокочущая родина морская,

Всего живого истинная мать.

Ты видишь даль, сверкнувшую опалом,

Ты не уйдешь! Смотри вперед и жди...

А шторм гремит торжественным хоралом,

И голос волн поет в твоей груди.

1941

ОБЫЧНОЕ ДЕЛО