— Я в этом не участвовал. Мне не нравится то, что здесь твориться. Только изменить у нас всё равно ничего не получиться. Есть культ славы и денег. Война за открытия доходит до абсурда. Каждый готов идти по головам. Давно забыты идеалы, к которым стремились наши деды и прадеды. Мы учимся по их книгам. Но по факту прикрываемся их идеями. Они улетели в неизвестность на чистом энтузиазме. На жажде открытий. Мы же летим по принуждению, потому что нам нет места на более успешных планетах. Отбросы общества не могут проповедовать гуманизм. А мы и есть отбросы. Как формируются и вербуются исследовательские миссии? Кто-то из учёных или группа ученных берет корабль и отправляется в исследовательскую экспедицию. Берут наёмников, которым уже ничего терять. Берут людей, которым обещают земли и поддержку. Но не полетит нормальный человек терпеть нужд и опасности, когда есть возможность устроиться в тёплое местечко. Где не надо оглядываться, боясь, что тебе воткнуть нож в спину. И не всегда это будет враг. Потому что здесь надо держаться стаей. Или ты со всеми, или тебя выкинут из стаи, перерезав горло, чтоб не пополнить тобой коллекцию врагов.

 — Я всё это знаю. У меня родители фанатики-энтузиасты. Те, кто из старой гвардии. Я знаю и как происходит получение быстрой славы и быстрых денег. Не надо мне это всё говорить. Но у нас есть выбор: быть со всеми или оставаться человеком.

 — Глупый выбор. Идти против системы — значит быстрая смерть. Или долгая смерть. Смотря, как повезёт.

 — Но зато я спать по ночам буду спокойна и не глотать горстями наркотики, чтоб забыться.

 — Спать ты не будешь. Тебя уже ничего не будет волновать. Это своего рода самоубийство. Только сделанное чужими руками. Сколько таких смертей входит в историю! Но они ничего не меняют.

 — К чему весь этот разговор? — спросила я.

 — Ни к чему. А может к чему-то. Валента сейчас думает кого оставить в больнице во время отступления. Выбор стоит между мной и тобой. Дежурный остаться должен. Но сюда будут свозить раненых Мясников. Их свои лечить не будут. Они это прямо сказали. Останутся лишь три нянечки старенькие, которые уже никуда ехать не хотят. И им терять нечего. Из наших останется только один врач и медбрат. Рейж.

 — А тебя за что в немилость?

 — За то, что я пытался пойти против стаи, но не впрямую, а окольными путями. Хотел напомнить зачем мы здесь. Только это никому не нужно.

 — Не бойся. Скорее всего, меня оставят. Да я и не боюсь уже ничего. Так устала, что мне всё равно, кто враг, а кто друг.

 — Ты не понимаешь, кого сюда привезут...

 — Раненых мужиков, которые будут под даратиками. Их не запихнёшь в сканер, потому что сканеры капсулы не берут местных. Придётся их вязать и лечить по старинке. Может привезут кого-нибудь из тяжёлых солдатиков, который  умрёт на операционном столе, потому что будет тяжёлый. А ещё здесь будет конвейер. Я так вижу ситуацию?

 — Примерно.

 — Только куда раньше свозили Мясников?

 — В один город, но мы его оставляем. Раненных переведут сюда.

 — Ясно. И когда назначена эвакуация?

 — Скорее всего на завтра.

 Солнце медленно садилось. Оно было неторопливым, ленивым. В воздухе витали ароматы подсолнухов, которые здесь росли чуть ли не на каждой клумбе. Они символизировали солнце. Яркое солнце, которое дарило жизнь и отнимало её. Пора было приступать к работе. Ночное дежурство было впереди.

 Эвакуация началась ещё ночью. Колоны машин с жителями ехали по дороге, освещая путь фарами. Машины были предоставлены колонистами. Они не хотели оставлять за своей спиной «врагов», поэтому увозили их ближе к космодрому. Всё ещё надеялись на урегулирование конфликта.

 Меня нашла Рена. Она выглядела намного лучше. Малыш лежал в тряпке, что она повязала наискосок. Получилось что-то вроде гамака.

 — Как он?

 — Всё хорошо, — Рена улыбнулась. — Кричит и ест всё время. Как и положено детям.

 — Ну и ладно. Главное, чтоб без последствий обошлось.

 — Я сегодня ухожу, — сказала она уже серьёзно.

 — Эвакуация?

 — Нет, в леса ухожу. Пойду к матери окольными путями, — ответила она. — Да не бойся. Не одна. Нас много уходит. В этой суматохе это лёгче всего сделать.

 — Удачной дороги, — ответила я.

 — Я спасибо тебе сказать хотела. И вот, — она сняла с шеи талисман. Деревянный кружок был раскрашен в яркий цветок подсолнуха и покрыт глазурью. — Мужу моему отдай, когда его увидишь. Он в город приедет, когда всё закончится.

 — Ты скорее ему отдашь, чем я.

 — Нет, не скоро. Ещё много лет пройдёт прежде мы свидимся с ним. Он узнает, что ты своя. Может к тому времени и не нужно тебе это будет, но всё равно. Не надо по глупости погибать. А ещё весточку ему передай от меня. Скажи, что если не вернётся до прилёта птиц, то вещей своих не увидит. Так и скажи. Он поймёт. А остальное, я всё прощу.

 — Передам.

 — У меня тут идея появилась. А давай мы своих детей сосватаем? У меня сынок, у тебя дочка будет.

 — Рано сватать, когда ещё детей нет, — улыбнулась я.

 — И чего? Так ведь будут. Уговоримся заранее.

 — У вас ведь не принято сватать.

 — Иногда можно, — осторожно ответила она, отводя глаза.

 — Это что же за исключения?

 — Чтоб род не угас, чтоб кровь свежая вошла. Когда род крепкий, то сватают. Если род слабый, то нет. У меня сильный род. Пусть и проклятый, но мы всегда гонения переживаем. У тебя род будет сильный. Ты поймёшь. Потом поймёшь о чём я говорю. Ты солнцем поцелована. Многие породниться захотят. Да и ты сама мне это предложила, когда тарелку подарила. Я подумала, что хорошо было бы сговориться.

 — Я её вчера купила. Не знала символов.

 — Судьба. Чего от неё бежать? Ветер нас подталкивает к правильному решению. Против его воли плохо идти.

 — Хорошо, сговоримся. Если будет у меня дочка, то отдам её за твоего сына. При условии, что она против моей воли не пойдёт. Неволить не буду.

 — Так это пусть он её завоёвывает. Главное ведь согласие получить, что ты не будешь против, — отмахнулась Рена. — Ты береги себя. И не бойся. Всё хорошо будет.

 — У тебя такая уверенность в этом. Я сомневаюсь...

 — А я нет. Я просто это знаю. А ты верь мне, — упрямо сказала она. Рена уже к двери пошла, когда я остановила её.

 — Подожди, а как я твоего мужа узнаю, чтоб передать ему талисман?

 — Так он самый красивый будет, — улыбнулась она. — Вот как посмотришь на него, так сразу дух захватывает. У меня другого мужа и быть не могло.

 — Жаль, что вкусы-то у всех разные.

 — А ты тоже себе красивого выбирай. Чтоб и дети были под стать, — ответила она. Потом рассмеялась. — Жап Ронк. Как услышишь его имя, так и знай, что это мой милый.

 — Хорошо. Удачной дороги. Ветра и солнца.

 — Он всегда с нами, — ответила она и ушла.

 Я же отправилась в палату. Нужно было помочь погрузить раненных в машины. Мысли же крутились, что жизнь и судьба непредсказуемые сёстры. Мы располагаем, планируем, а оно вон как получается. Вместо того, чтоб работать на Земле, я сговариваюсь о сватовстве будущих детей.

 — Арина, поговорить нужно, — беря меня за рукав, сказал Родик.

 — Мы вроде уже наговорились.

 — Это важно, — сказал он.

 — У меня сейчас есть окно. Но небольшое. Пойдём, поговорим, — согласилась я.

 — Арина, хочешь я с тобой останусь? — выпалил Родик. Сам нервничает. Глаза бегают. Бледный. По вискам пот стекает.

 — Зачем? Ты сам говоришь, что это глупо, — хмыкнула я, наблюдая в окно, как отъезжает очерёдная машина, увозящая аппаратуру.

 — Вместе... Я хочу остаться с тобой не просто так. Мы можем уехать.

 — Ничего не поняла. То ты остаться хочешь. То уехать. Может определишься?

 — Я могу тебя провести по программе, как научный эксперимент. До тебя не было случаев заражения вирусом. Ты ценный экспонат.

 — Всё сказал? — окинула я его недобрым взглядом. — Экспонат? Вот экспонатом и экспериментом быть не желаю.