— Ешё мальчишкой знал. Калёные ядра из малых требушетов. Зажигают.

— Ядра… Воитель нашёлся. Что там с твоими собственными?

— Ноют. Сними кольцо, — Коль лежащий на правом боку, чуть пошевелился, подвинулся к своему старшему.

К изумлению Фаля, крошечное осадное орудие набрякло, расширилось от прилива крови и семени и почти сравнялось размерами с его собственным.

— Святая ****ь! Вот я, дурень, расстарался с твоей подачи. Ты же снова излиться не сумеешь.

— Так помоги. Возьми вон у себя в головах.

То была узкая, более похожая на полую иглу трубка с широкой воронкой на открытом конце.

— Это ж порядочная-таки боль. Нашего деда знахарь однажды этим пользовал.

— Так то зна-ахарь, — ответил морянин, в точности воспроизводя былую интонацию собеседника. — А то ты сам. Не беда, во мне уже столько лишнего скопилось, что ещё крупица погоды не сделает.

Врачебная процедура заняла гораздо больше времени и усилий, чем ожидалось обоими: один страшился доставить лишние неприятности, другой — показать, что их испытывает.

Наконец, всё стало на место. И тут Фаль обнаружил у себя…

Понятно что. Снова переросшее предмет, стоящий напротив.

— Прости, ребёнок, — пробормотал он, отнимая руку от члена партнёра и перехватывая свой собственный. — Я сейчас.

Но Кола не дал ему отвернуться. Только рассмеялся, перехватил руку — и его мейстер понял, что излиться можно в нарочно подставленную для этого чашу. Живот морянина вздрогнул, втянулся под рёбра ещё больше, и Фальбер почувствовал, что его плоть — крайнюю плоть — семя с жадностью втягивают внутрь и пьют всем телом.

— Что ты делаешь?

— Исцеляюсь, — усмехнулся ба-нэсхин. — Разве ты не знал, что человеческая сперма полезна Народу Соли? Ибо тоже солона.

И почти сразу:

— Теперь ты можешь делать со мной всё, что пожелаешь и придумаешь. Спереди, сзади и со всех сторон. И не будет на нас обоих греха.

На следующий день, с самого раннего утра, Колумбан явился ко мне в логово. Выглядел он, против ожиданий, не очень помятым, но сильно задумчивым. Я понял так, что они с юным мейстером устроили нежное прощание по всей форме.

— Ланиста, — назвал он меня по старинке. — Я беру расчёт. Неустойки за мной не числится, прибыль я вам принёс дай боги каждому из нас.

Второе значение моего старого прозвища, кстати, «палач». В соответствии с той мерой презрения, которая доставалась и тем, и этим. Но я чуть ли не поощрял в своё время эту шуточку.

— И куда же ты направишься, содружник?

— Не знаю пока. К независимым родичам, в другой порт, к примеру, Дивэйн, а то и здесь пока останусь. Если вернусь — назад примете?

Отчего его потянуло в бега, я понимал прекрасно, хоть и не до конца.

— Да нет вопросов, приятель. Возьмём с радостью. Погоди: а жить ты на что собрался?

Тут он как-то неопределённо пояснил, что копил деньги и подарки, сделанные ему родовитыми и богатыми землянцами, а в последнее время Фальбером, а теперь их забирает. Это ведь обеспечивается клубными правилами?

Снова никаких колебаний. Верное и честное решение. Только немного расплывчатое.

Мы ещё малость потолковали, раздавили на двоих бутылочку «Фрайбуржского деликатного». Вещи Фаля он, по его словам, упаковал, то своё добро, что не захотел тащить с собой, оставил на усмотрение девочек, каморку просит передать…ну, неважно кому, у нас многие ночуют у подруги или в пыточно-игровом зале, когда случается особенный наплыв клиентуры. Ну, не ночуют, отдыхают, ночью тоже находится работа, кому как предпочтительней.

А примерно через сутки наш дорогой палач явился за вещами и принёс отвальный подарок. Какой — неважно, я его тогда как следует не рассмотрел.

Тут его и порадовали тем, что голубок упорхнул в неизвестном направлении.

— Как то есть неизвестном? — возмутился он. — Ты же за своих меньших всегда отвечал, мэс Лебонай.

— Когда получалось, — ответил я. — Они люди свободные.

— Но ведь и рабы, — отпарировал он. — А рабы, по-старому, — те же дети. Слабейшие изо всех.

— Эх, дорогой мой, — ответил я, как помню. — Они вышли из моря. Море — это вода. И они словно вода. Подаются на любое прикосновение, принимают такую форму, какую от них захотят. Очень послушны. Это послушание трудно бывает купить, легко заслужить, но обеспечить навсегда невозможно.

— Найдите его мне, — сначала требует, потом просит. — Вы же сумеете. У вас, бордельных, обширные связи.

— Сумел бы, наверное, но ничего хорошего бы из того не вышло, — ответил я.

— Тогда я сам своего добьюсь, — отчеканил он и с гордо поднятой головой удалился.

И ведь и впрямь добился своего. Не так скоро, но куда быстрее, чем мы надеялись. Кола забился в пустующую рыбацкую землянку — крыша из торфа, стены из булыжников, которые притащило с собой наступающее море, и скреплена грязью. Вокруг жили такие же, как он, маргиналы, то бишь обитатели прибрежной полосы. Именами друг друга не интересовались, жили с той скудной добычи, которую можно было собрать на каменистой литорали: хорошая рыба ушла, ба-фархи — вслед за ней, оттого и селение очистилось от прежних обитателей.

Среди новых поселенцев были и моряне — дряхлые, никуда не годные, доживающие последний год жизни или вроде того. Это также порядком смазывало общую картину и затрудняло поиск. Но исполнители суровых приговоров — это не просто гильдия и даже не только огромная семья, напоминающая мангровое дерево-рощу. (Не забывайте их брачных традиций: палачу достаётся в жёны дочь, сестра или вдова другого палача, а мужчина со стороны, который польстился на красотку из этого племени, часто вынужден бывает подключиться к ремеслу.) Это — здесь я употреблю термин, коим воспользовался в разговоре со мной некий чуженин — типичная каморра. То есть общество, крепко спаянное той враждой, которая окружает его словно океаном, и привыкшее отстаивать свои интересы… хм… в несколько агрессивной форме. По счастью, пока укладывающейся в рамки закона.

Это я не совсем об экзекуторах. Что я, бишь, хотел сказать? Да, вот. У таких вот каморр повсюду связи и знакомства, весьма крепкие, что также помогает им выстоять. Кто обладает связями — обладает и знанием. Владеющий же знанием — владеет миром. По крайней мере, Готией.

Фальбер, разумеется, отыскал его. Не скоро, поэтому к моменту обнаружения Коломба оказался сильно беременным. Вынашивание у морян длится только восемь месяцев против обычных девяти, даже если отец — землянец, Основные события происходили поздней весной, а когда Фаль откинул меховой полог, закрывавший дверной проём, даже вода в котелке, что стоял рядом с примитивным очагом, покрылась тонкой плёнкой льда.

Так что думайте сами, судите сами.

Как мне передал один бродяга, который проводил нашего без пяти минут главного мейстера на стоянку троглодитов, морянин сидел, обхватив руками колени. Он очевидно мучался от холода под своими тощими одеялами: даже волосы у корней покрылись изморозью. На пришельца даже не глянул: тот расхаживал вокруг порядком-таки шумно, а слух у ба-нэсхин тонкий.

— Прямо сейчас со мной отправишься или денёк подождать? — спросил Фаль прямо с порога.

— А надо? — ответил Кола вопросом на вопрос.

— У тебя мой сын. Ты ведь не животное…

— Не совсем животное, — с ехидцей вставил его собеседник.

— …не животное, чтобы рожать в стылой норе, да ещё под зиму.

— Как насчет спячки? — снова спросил Коль. — У медведей вот так всё и происходит. Спят — родят, спят — кормят. До самой весны священной.

Тогда палач ввалился в хижину, едва не пропахав макушкой борозду в гнилой потолочной балке. Выдернул дружка из кокона и влепил звучную пощёчину.

— Такой язык ты, надеюсь, понимаешь? Немедленно собирай шмотьё и пошли отсюда. Не хочешь ногами — на руках понесу. Я так велю.

Магическая фраза вроде бы усмирила Коля, и он сказал:

— Хорошо, только выйди и погуляй часок в окрестностях. Не бойся, не зарежусь: я же в тягости, а младенец ни в чём не виноват.