— Не к нам. Дунья — это ближний мир. Андреевскую Розу Мира точнее было бы перевести «Вард-ал-Эхирату». Роза дальних земель. Полей Блаженства. Символ, в который обратилось живое и страстное существо.
— Ты так говоришь о человеке?
— Да, У города не так давно появилась покровительница — или покровитель. Не знаю, как точнее сказать. Не из Морского народа, однако многим похожая на лучших из лучших ба-инхсани. Юхан Дарк дю Ли. Юханна Вробуржская. Видела укреплённый город Вробург-на- Скале? Во время одной из войн за престол Запада его осадили. Она была там главным Мастером Оружия, а отряд молодых скондцев был призван снимать осаду.
— И она погибла?
— Не совсем обычным образом. Под самый конец военных действий попала в госпиталь. Там были раненые из обоих лагерей, и когда ненароком над ними всеми подпалили крышу, Юханна вынесла на себе едва ли не больше былых врагов, чем до того убила. А потом её любимый порох, что хранился неподалёку, взорвался, и огонь принял в себя тело. Так рассказывают в житии святой — или святого. Юханна ведь имя мужское, а те, кто знал деву при жизни, все умерли. Теперь её сердце, которое не сгорело, заключили в небольшую раку или дароносицу — не знаю, как сказать. А вокруг соорудили небольшую церковь.
— Хотя сама она не из Вробурга родом и даже ни разу в Сконде не бывала, — уточнил основательный Тхеадатхи.
Так беседуя, они во главе отряда подъехали к кольцу пригородных слободок, еле заметных среди гущины разноцветных листьев, далеко ещё не осыпавшихся. Вернее, глаз-то и впрямь не замечал дворов, заросших бурьяном, и домиков мышиного оттенка, зато нос и желудок сразу начинали бурно протестовать.
— Боги, что это?
— Издержки цивилизации. Свечники, мыловары и кожевенных дел мастера. Это ещё ветер в нашу сторону повеял. Здесь тоже имеется своя роза — ветров. В городе почти не чувствуется, а вот кто на них войной пойдёт, тому тоже с походом достанется.
Галине отчего-то вспомнилось, что свечи и мыло варят с добавлением жира, не исключено — человечьего. Павших противников. Дальше фантазировать на тему никак не хотелось.
Тем более что свежий ветерок тотчас развеял всё сомнительное для души и тела, а тут и пригороды кончились. Через пологий ров, заросший шиповником, была перекинута пологая арка моста, плющ карабкался по опорам и перилам. Всадники прошли по нему по четверо в шеренге.
И сразу встали перед их глазами большие четырёхугольные монолиты с навершием из небольших зубчатых башенок, облицованные светло-серым мрамором. Они словно вырастали из шубы дикого винограда, который вцеплялся коготками в щели и поднимался по кладке на огромную высоту, но самым удивительным образом не разрушал камень, а, похоже, рождал с ним своего рода симбиоз. Дорога замыкалась вокруг них кольцом, от него тянулись ветви улиц, которые делили Скон-Дархан на неровные с виду ломти.
— Мы можем остановиться в одной из ближних хоромин и рядом с нею вымыться, — предложила Орихалко. — Или пройти Скон насквозь парадным маршем и остановиться на противоположной стороне.
— Все пришельцы должны навестить Часовню Странников, прежде чем начать какие-либо дела, — ответили ей.
— Но ведь непристойно молиться грязными и пыльными, — разноголосо отозвались другие.
— А искушать судьбу — пристойно? В Сконе временами будто на ниточке повисаешь.
— Как ты, Гали моя, что решишь? — спросила морянка.
— Мне непременно надо решать? Я ведь самая чуждая из чужачек, — ответила девушка. — Но вот что подумайте: на площади рядом с храмом отыщется место для добрых пяти десятков лошадей с их конскими яблоками?
Народ одобрительно зашумел. Орри смачно хихикнула:
— Грубая проза, как и обычно, перевесила напыщенный эпос. Заворачиваем в ближайший дворец для путешественников!
Как ни удивительно, гостиница в самом деле расположилась на нижнем этаже громадного строения, вытянутого кверху. Это слегка напомнило Галине знаменитый московский «Дом на ходулях», только вместо перевёрнутых латинских «V» тут были разлатые «A» c непропорционально малой верхней частью. В трапециевидную нижнюю половину были вписаны длинные бруски конюшен. Лошади, мулы, носилки и экипажи стояли здесь бок о бок с хозяевами, которые обычно занимали комнатку, немногим большую денника и такую же безукоризненно чистую. А поскольку Орихалко воспротивилась разделению сил, им отдали один из пустующих складов — и говорите спасибо, господа, что нынче не сезон для торговли и паломничеств.
Расседлали лошадок, хорошенько протёрли тряпками, развели по денникам. Вывернули из кофров и сундуков имущество — просушить. Потолковали с конюхом, довольно хилым на вид парнишкой, насчет того, чтобы напоить и задать всем корму, когда можно будет.
И едва успели развернуть тонкие постели, чтобы отдышаться, повалившись на них навзничь, как невдалеке гулко и однотонно затрубили рога.
— Что это? — с лёгким беспокойством спросила Галина.
— Зовут в баню. Ох, я и забыла, что ближе к зиме под вечер тоже котлы разогревают. Думала — пожуём чего ни на то и из одной колоды со скотиной ополоснёмся. Последнее было шуткой — четвероногих поили из кожаного ведра, хотя то, что оставалось на донце, нередко выплёскивалось на шкуру заметно тоньше лошадиной.
Бывалый народ уже зашевелился, прочие подтягивались.
— Ребята, по два медяника на рыло наскребём? Прошлый раз больше не потребовали. Еще бы лучше — по три, чтобы уж с кофе и сладостями.
Галина, естественно, знала от отца, что вестфольдская и франзонская золотая марка — это полторы готийских и составляет примерно шестьдесят серебряников, тогда как готийская — в лучшем случае сорок. Медных грошей, или медяников, или в просторечии медянок, в одном серебрянике от девяноста до ста двадцати, в зависимости от чеканки. Жизнь преступника обходится от шести до двенадцати марок, вира за случайное убийство невинного человека — не менее чем в пятнадцать. Первые марки платит маэстрат, вторые — маэстрату: для передачи семье покойника.
Таким образом, чистота в Скон-Дархане стоила очень дёшево.
Орри же продолжала командовать:
— У кого есть чистая смена — захватите, пожалуй, только там все равно грязное выстирают, прокатают и кстати потравят насекомых. Ожидайте того, что в родимое стойло вернётесь за полночь, распаренные и голодные. Со своими харчами в баню не пускают, берите медь, а ещё лучше серебро для повара. Мы что — совсем обнищали?
— Орри, я, по правде говоря, не понимаю, откуда эти-то гроши возьмутся, — полушёпотом проговорила Галина.
— Свои трачу, — заговорщицки прошептала та.
— А точнее?
— Попросила союз ромалинских купцов выдать мне вексель под залог нерушимых сокровищ, запрятанных в женском монастыре. Сроком на двадцать лет без оборота на тебя и дробления основного капитала. Получить деньги по векселю можно в любом месте Вертдома, но адресован он скондским негоциантам. Процент будет покрываться за счёт моего воинского жалованья, которое до сей поры благополучно оседало в казне града Лутении, а основная сумма целевая. Освоение выморочных земель.
— Ну, запутала меня вконец. Вроде бы я сама купеческая дочь… Тут есть подвох?
— Небольшой. Твоё имущество, как я уже сказала, — неотделимая от тебя часть, подобие вашего рутенского мажората. Вместо денег и добра с нас обеих могут потребовать наполнить своим трудом эти пустые земли. Кстати, на то и делают свой расчёт король и Совет Высоких Защитников: войны и мор обезлюдили материк и ещё больше — архипелаги. Но платить понадобится по истечении двух десятков лет, когда любой наёмник или помрёт, или захочет осесть вместе с семейством.
— Потребовать — с обеих?
— Не сердись. Ведь я не лгала никому, что мы заключили полюбовный союз без закрепления на письме. Подобное уважают не в одном только Сконде.
— Постой. Кое-что из этого я просекла. Ты заявила, что те сундуки — это мой дар тебе? Будто я покупаю тебя как мужа?
— Или жену. Для Сконда такое без большой разницы. Залог нужен на случай развода. И ты своей собственности нимало не теряешь. При полюбовном или каком ином расторжении нашего союза она останется за тобой — или вернётся к тебе: с какой стороны уж на это посмотреть.