Мальчик, наконец, вышел из-за её спины, позволяя разглядеть его совсем ещё детское лицо и хрупкую стать. Только глаз его, спрятанных длинной пепельной чёлкой, Злата не увидела. Далемир вдруг взял её за руку, Злата не противилась, хотелось понять, почему мастер сына «особенным» назвал. А тот приложил её ладошку к щеке да улыбнулся блаженно:

— Очень хорошие руки… Береги их, Мишка, обещаешь?

Мальчик прислушался, ожидая ответа, снова улыбнулся, ласково поглаживая лук, словно кошку, и довольный направился вглубь мастерской.

Годарич не дал Златояре долго мучиться вопросами:

— Он… не то, чтоб юродивый, просто странный очень, для тех, кто не знает, — взглянул грустно вслед сыну и продолжил: — в глаза никому не смотрит, сам заглянуть попытаешься — отвернётся. Будто для него людей вокруг не существует, только вещи да животные. Волхвы говорят, что милостивые боги лишили его разума, такого как у всех, а взамен талантом одарили. Вся резьба, что здесь есть — его работа. Я же только луки да стрелы делаю. Твой лук тоже он украсил, хотя раньше за такое не брался. Просто увидел его и забрал на свой верстак, я и останавливать его не стал, знаю же, что не испортит.

— Опять хвастаешь? — Олеся по-доброму пожурила мужа, выходя из избы в мастерскую. Красивая, румяная, видать, только от печки. Вытерла руки о передник и тепло обняла Радогора. — Право слово, гости желанные. А это Златояра, стало быть? Велеслав нам все уши прожужжал про то, какую хорошую жену для Радогора нашёл, вижу теперь, что не врал. Останетесь на ужин? Я у Марфы сегодня такую утку хорошую купила…

Злата уж обрадовалась — наконец-то домашней стряпни поесть можно будет, а то в лагере только каша да солонина, если поохотиться не выйдет.

— Здесь ли Радогор-кузнец? — в мастерскую заглянул запыхавшийся парнишка, по всему видно, что из младшей дружины.

— Здесь.

— Ну, наконец-то, боярин, полдня тебя ищу. Князь тебя видеть хочет, срочно, — Олеся поспешила подать парню воды, уж еле дышал малый.

— Зачем это? — нахмурился кузнец.

— А мне по чём знать? — выдохнул дружинник, с благодарностью принимая ковш с водой. — Велено привести.

— Хм… Ну, велено, так веди.

Пообещав вернуться позже, Радогор со Златой последовали за дружинником в сторону княжьего терема.

По широкому двору то и дело сновали люди: дружинники, прислуга. Строгие приказы младшим чинам и голоса суетливых тётушек возле людской смешивались в сплошной невнятный гомон. Где-то рядом слышались удары кузнечного молота по наковальне. От терема к ним уже спешила девочка лет пятнадцати, из челяди.

— Доброго дня, — поклонилась, — идёмте со мной, боярыня.

Злата округлила глаза от удивления и перевела недоумевающий взгляд на мужа. Тот вздохнул тяжело и кивнул, мол, не удивляйся, позже объясню. Сам же последовал за дружинником в терем, где князь уже совет держал с воеводой и старшей дружиной.

— Идёмте, боярыня, — поторопила её девушка.

— А чего это ты меня боярыней кличешь? Я ведь всего лишь жена кузнеца. — Злата вспомнила, что и дружинник Радогора боярином называл, да только тогда внимания не обратила.

— Верно, Радогора-кузнеца, про него тут все знают, каждый уважает, — проговорила девочка, ведя гостью узкими лестницами да переходами к верхним теремам.

— За что же? — странно, но он никогда Злате не рассказывал о жизни в Новгороде, всё о походах.

— Как же это вы не знаете? — искренне удивилась та. — Он целых пять лет подле князя воевал, а раз прямо здесь на княжьем дворе… — осеклась вдруг, опять лишнего болтает. Ключница настрого запретила сплетни слушать и разносить, — простите боярыня.

— Нет уж, говори, раз начала. И перестань меня боярыней кликать, меня Златояра зовут.

— Как скажете, боярыня, — Злата недовольно глаза закатила, но исправлять не стала, раз уж велено, пусть называет. Строго, видать, с челядью тут.

— Так что там на дворе-то приключилось?

— Ну… — замялась, — я ещё мала была, но тётушки на кухне рассказывали, что однажды четверо хазар в город пробрались, прям сюда, к палатам пройти сумели. Прокрались ночью — князя убить хотели. А боярин тогда, по счастью, в кузнице допоздна задержался, заметил их да и перебил всех, один. Говорят, при нём даже оружия не было, только молот кузнечный. Князь тогда дозорных чуть не казнил всех, а мужа вашего хотел чином высоким наградить, да он отказался, в родную деревню уехал, к вам, видимо.

— Не ко мне… — Злата нахмурилась, задумалась, почему же он смолчал, про всё это? Почему не поведал, что был здесь важным человеком?

— Простите, коль огорчила чем-то, — испуганно залепетала девушка, но Злата лишь отмахнулась, пустяк это.

Остальной путь до комнат проделали молча. Увидев богато убранную горницу, что для них приготовили, Златояра ещё раз убедилась, что Радогор здесь не просто рядовым дружинником был. Сбросила мешок заплечный, огляделась, девчонка принесла воды, умыться, обед предложила. Злате даже неловко стало, не привыкла она, чтоб ей прислуживали, казалось, что её спутали с кем-то или потешаются. Час-другой помаялась да вышла в сад, что за теремом раскинулся — невмоготу в горнице без дела сидеть. Хоть по саду бродить тоже не велико дело, да всё ж хорошо было под деревьями. Яблони недавно отцвели, и в воздухе ещё витал их сладковатый запах, земля свежестью дышала.

Заметила вдруг, что по ступенькам осторожно да неловко ещё спускается малыш, лет двух, не больше. Какое-то женское чутьё толкнуло её подойти ближе, и не зря — мальчик оступился и прокатился бы по ступенькам вниз, если бы Злата его не подхватила. Он едва понял, что случилось, вроде упасть должен был, а не больно. Держат его теплые ласковые руки, хоть и не знакомые. Мальчик замер на несколько мгновений, разглядывая свою спасительницу и всё же заплакал, так, на всякий случай.

— Ну-ну, чего ты? Не ударился ведь даже, — приговаривала Златояра, покачивая его на руках. — Сейчас мы поищем твою маму. Знать бы ещё, кто она… Рубашенка на тебе вон какая, золотом шита, значит не простой ты малыш, верно?

Мальчик скоро притих и разглядывал её ясными зелёными глазками, теребя в руках одну из тонких косичек, что падали свободно на её плечи.

— Княжич! — донёсся встревоженный голос из верхних переходов.

— Княжич! — вторил ему ещё один, не менее обеспокоенный. Вниз по узкой лестнице уже спешили две пышнотелые няньки.

— Вот же непоседа, — сокрушалась первая, — на минутку отвернулась, а он и сбежал! Обыскались уже.

— Боярыня, милая, благодарствуем. Не сносить бы нам головы, случись чего…

— Так ты княжич? — улыбнулась Злата мальчику. — Это что ж твои няньки так плохо следят за тобой? Может, матушке твоей расскажем, как ты голову чуть не разбил только что?

— Помилуйте, боярыня, — взмолились нянюшки, чуть ли не в ноги кланяясь. — В первый раз такое, как ходить научился, никакого сладу с ним нет.

— Тогда следите пуще, а то первый раз едва последним не стал.

— Клянёмся, боярыня. Всеми богами клянёмся, — запричитали. — Вы только матушке-княгине не говорите, несдобровать нам будет.

— Ладно, не скажу. Но коль снова такое увижу, прямо к самому князю пойду, — сурово проговорила Злата, передавая малыша нянькам.

Вот тут-то княжич нрав свой и показал. Понял, что его сейчас из сада заберут и снова в терем утащат, схватился за Златояру и так взревел, будто его от матери родной отрывают. Вот же капризный, шельма.

— Эй-эй, не плачь, ты же мужчина, — Злата взяла его за ручку и доверительно в глаза заглянула. — Мы ещё увидимся, в другой раз я даже поиграю с тобой, идёт?

Княжич от её голоса успокоился, поглядел так спокойно, внимательно, да ручки разжал, позволяя нянькам забрать его. И пока не скрылись они из виду, всё продолжал на Златояру смотреть, будто говорил: «Смотри же, ты обещала».

Злата улыбнулась, всё ещё чувствуя на себе тот особый запах ребёнка, даже грустно немного стало, ведь она сейчас вот так же своего сына держать могла. А теперь, может, никогда ей матерью и не сбыться. Из мыслей её выдернул звон стали о сталь. Незаметно для себя она добрела через весь сад до площадки, где дружинники упражнялись. Двое молодцев бились там на мечах, казалось, не на шутку.