— А что? Бабы это же… сласть. Возьмёшь её в руки, и жить хочется.

— И то верно, — вставил слово Марибор. — Мне вот бывалые вояки рассказывали, что после битвы нет ничего лучше, чем красавицу какую… ну… полюбить.

— Правда что ли? — засмеялась Злата. Странно, ведь ещё вчера она этих молодцев только по именам и знала, а сейчас чувствовала себя, будто среди родных. Хмель уже успел ударить ей в голову, она и забыла почти, что сама женщина и говорить о таком с чужими мужиками ей не пристало. — Эй, Радогор! — выкрикнула она, заметив мужа в толпе неподалёку. Он отозвался на её голос и подошёл ближе. — Парни тут говорят, что после боя бабу надо обязательно, что думаешь?

— Пойду девку для тебя поищу, — подхватил тот её веселье.

— Я бы и на молодца согласилась, — усмехнулась лукаво. — Где тут сеновал ближайший?

— Злата! — в знакомом голосе всё ещё неприятного ей человека Златояра уловила отчаянье.

Сорока чуть ли не бегом приблизился к ней, крепко прижимая к себе завёрнутую в плащ белокурую девушку.

— О, гляньте-ка, а Сорока уже нашёл себе забаву. Вот что значит опытный.

— Помощь нужна, — выпалил десятник, не заметив даже яда в её голосе.

Злата откинула край плаща, чтобы увидеть, что с девицей стряслось. Бледные тонкие ручки её были наспех перевязаны, как она поняла, обрывками сорочки, худые ножки сплошь были покрыты багровыми синяками, по виду девушки можно было судить, что остальное тело пострадало не меньше.

— Э-как ты её! И когда только успел?

— Я её не трогал! — не выдержал издевательства Сорока. — Помоги ей!

— Мне нечем ей помочь, — Злата равнодушно пожала плечами. — Она не выживет. Можешь отнести её вон туда, — она указала на кучу, куда стаскивали трупы варягов, которых добили уже в городе.

Радогор, собирался было воды напиться, да замер на месте от таких слов — чтобы его Злата помочь кому отказалась? Ещё вчера он бы в это не поверил. Взглянул на жену, а в глазах, будто льдом всё затянулось. Деревянный ковш в его руке заскрипел жалобно, казалось вот-вот и треснет. Никто и заметить не успел, как студёная вода колодезная прямо в лицо Златояре выплеснулась, остатки сажи потекли по щекам чёрными каплями.

— Сними маску, зверюга! Бой окончен.

— Да как ты… — Радогор вмиг оказался прямо перед ней и заставил замолчать, больно схватив за подбородок.

— Сейчас ты умоешься и сделаешь для этой девочки всё, что сможешь. Посмеешь перечить — высеку прямо здесь, за нарушение приказа, — прорычал он, неотрывно глядя ей в глаза.

Остальные бойцы и рты поразевали от неожиданности. Они уже уважали и побаивались Златояру, а уж насколько муж её силён да страшен, если вот так, словом одним, её к месту пригвоздить может.

У Златы и коленки задрожали. Никогда Радогор не говорил с ней так, никогда не видела она в его глазах такого гнева.

— От-отнеси её под навес, — пролепетала она Сороке, всё ещё прикованная взглядом к мужу.

Не глядя, она указала туда, где несколько женщин хлопотали над раненными воинами. Их было так много, что места в домах для них искать уже не стали, перевязывали прямо на улице, чтобы не терять времени даром.

Злата наспех отмыла руки и лицо от грязи и взаправду почувствовала, как затихает в ней жестокость и спесь. Поспешила за Сорокой, потому что видно было, что девочка, которую он принёс, уже одной ногой в Навь ступила. На широком столе под навесом она нашла в изобилии травы целебные, нитки, повязки — никак со всего города всё это сюда снесли. Рядом на костерке грелась вода, какие-то девочки отвары готовили, едва успевая добавлять свежей воды и зелья*.

Сорока сидел около девушки, едва ли не дрожа от нетерпения. Казалось, что он знал её много лет и дорожил ею превыше всего на свете. А ведь Радогор рассказывал, что никого близкого у десятника не осталось, даже его воины были для Сороки не больше, чем мечами под его командой.

Сердце девушки билось едва слышно. Уже пожелтевшие синяки на теле сливались с лиловыми и багровыми, казалось, живого места на ней нету. Видно было, что её избивали, жестоко избивали и не единожды. Злата осторожно сняла повязки с её рук. Неровные раны, нанесённые дрожащей рукой, тянулись вверх по запястьям, грудь едва заметно вздымалась при дыхании.

— Интересно, за что она себя так? — будто сама себя спросила Злата, перетягивая руку повыше раны и принимаясь промывать её целебным отваром.

— Я её в тереме боярском нашёл, — пробормотал Сорока, слепо глядя перед собой.

— Из челяди что ли?

— Нет, их там таких десятка два было. Варяги из соседних деревень их собрали, красавиц, потехи ради.

— Хм, теперь тебя злит такое, — Златояра не удержалась, чтоб не съязвить. Сорока метнул на неё полный гнева взгляд.

— Злит.

Злата заставила себя сдержать новые едкие слова, что уже так и рвались на язык, только драки им сейчас не доставало.

— Придержи эту руку, чтоб не дёрнулась, если очнётся, — Сорока повиновался. Злата заметила, что руки его дрожат, — «да что ж это такое? Кто эта девочка, что заставила его бояться, взаправду бояться?»

Крохотными стежками Златояра ноготок за ноготком стягивала рассечённую кожу, старалась справиться как можно скорее — девочка морщилась от боли, хоть и не просыпалась. Закончив с этим, Злата ещё раз промыла раны и перетянула их тугими повязками. Теперь оставалось лишь ждать — сумеет ли девочка дорогу из Нави на свет найти или решит по ту сторону остаться.

Сорока остался подле неё, а Злата, уходя, всё же решилась спросить о том, что её беспокоило:

— Почему ты так трясёшься над ней, знаешь её?

— Её зовут Агния, — ответил тот, не отрывая взгляда от бледного лица девицы.

— И всё? Только имя?

— Да.

— Тогда почему…

— Не знаю, я просто не могу позволить ей умереть, — и столько боли, столько искреннего участия было в его голосе, что Злата решила больше не беспокоить его.

Однако просто спокойно уйти она не смогла — раненых всё продолжали приносить, и Злата осталась, чтобы помочь. До самого вечера она, позабыв себя, сновала от одного к другому, изо всех сил старалась помочь каждому, спасти как можно больше жизней. Кто знает, сколько ещё оставалась бы там, если бы её, уже едва стоящую на ногах, Радогор с Карином не забрали оттуда силой и не заставили поесть и отдохнуть. А после, полусонную, Радогор унёс её в терем боярский, который теперь старшая дружина занимала. Идти самой Златоряре, казалось, было уже не под силу.

— Прости, — заговорил Радогор, растирая её ушибленное плечо мазью из мать-и-мачехи и зверобоя, — что так резко говорил с тобой сегодня. Ты ведь и так устала после битвы, а я…

— Надо было ещё и ударить, — почти простонала Злата, чувствуя, как его прикосновения снимают напряжение в теле, боль унимают. — Заслужила. Это то, чего я боялась — забыть, кто я на самом деле. И всё же забыла, зверем стала.

— Ты научишься с этим справляться, — он нежно поцеловал её в висок, укладывая на подушки. — Что с той девушкой?

— Агния. Не знаю, я всё, что смогла, сделала. Сорока унёс её куда-то.

— Он ей зла не причинит, не тревожься.

— Никогда его таким не видела.

— Я тоже. Он даже к Светозару явиться отказался. Тот его сотником хотел назначить, говорят не в первый раз уже. Он и тебе сотню пожаловать хотел.

— Да куда мне сотню, я и трёх десятков уберечь не смогла, на смерть отвела.

— А всё ж вывести их против трёх сотен сумела.

— Пятеро… всего пятеро из целой сотни осталось, — пред мысленным взором Златояры промелькнули лица тех, кто отдал сегодня жизни в этой кровавой бане. К горлу горький комок подкатил. — Я жить не смогу, зная, что почти все, кто последует за мной, погибнут.

— Ты держи тех парней при себе, после увидим, что из этого выйдет. А пока спи, завтра об этом подумаешь.

***

Просторная горница была залита солнцем. Лишь одно окошко было завешено плотной тканью так, чтобы свет не попадал ей на лицо. Она лежала на мягкой перине, однако не могла понять, где она, и как здесь оказалась.