— Белуга, стерлядка… На нерест идут.

Злата продолжала смотреть заворожёно, а рыб становилось всё больше — сотни, тысячи. Казалось, потянись и голыми руками выловишь любую.

— Ох, ты гляди сколько… Багор, багор тащи! — разнёсся весёлый шум над рекою. — На дурилку идет! Давай-давай, не зевай! — кричали на соседних лодках.

Ладья вдруг сильно покачнулась, так, что Злата чуть за борт не плюхнулась. И тут же вокруг суета да шум поднялись.

— Держи, держи ее!

Дружинники ринулись к носу ладьи, где один из сорокиного десятка изо всех сил тянул на себя изогнутое дугой удилище. Трое самых расторопных уже метили баграми в воду.

— Слабую дай, пусть поближе подойдет! Сейчас мы ее… — голосили вокруг, и вот один багор нырнул в воду, за ним другой. Ладью накренило так, будто вот-вот перевернется. Парни ухватились за веревки:

— Тяни! Держи, держи крепче! И раз!

Из-под воды показалась широкая рыбья спина. Азарт уже захватил всех, кто стоял рядом, галдеж — хоть уши затыкай. Рывок, еще рывок и огромная туша перевалилась через борт, заливая лодку водой. Рыбина продолжала вырываться и бить хвостом, того и гляди всю лодку в щепки разнесёт. Кто-то выхватил топорик и ловко приложил рыбу по голове.

— Это ж надо же… — выдохнул кто-то в воцарившейся тишине.

Огромная белуга, не меньше двух саженей в длину, заняла собою, казалось, половину ладьи. Рыбаки заулыбались, отдуваясь.

— Вот это я понимаю — улов! — дружинник уже бросил удилище и вынул из-за пояса нож. Лезвие легко врезалось в тонкую рыбью кожу, — неси бочонок, и соли побольше! Попируем… — улыбнулся он, оглядывая брюхо рыбины, полное черной икры. — На костерок сейчас красавицу, да с травками…

Отовсюду послышался одобрительный гомон. Один Борич, похоже, недоволен был.

— Никаких костров. Рыбу засолить, дальше идём.

Дружинники все поникли разом — как так-то? Вторую неделю уже на плаву, на солонине да воде. Тут удача такая, а он… меж людьми недовольный ропот покатился.

— Борич, — вперёд Радогор выступил. — Пора бы на твердую землю ступить, дать парням размяться.

— Нет. Князь велел к зиме воротиться, а мы и без того времени потеряли.

— Да брось, воевода, хазары не обидятся, коль мы на пару дней задержимся…

— Не зови меня так, — зарычал Борич в лицо побратиму.

Он не хотел этой должности, не просил. Ему и сотником неплохо жилось. Сидел бы сейчас в Новгороде, поближе к жене и сыну, ведь после битвы за Избор всего полгода с ними побыть удалось. Его бедная Влада устала уже всё равно, что вдовою жить, при живом-то муже. Да поперек слова княжьего пойдешь разве? До сих пор он слово в слово тот разговор помнил. Светозар тогда даже челядь из горницы выгнал и дверь поплотнее закрыл, подальше от чужих ушей.

— Войско под твою команду завтра отдам, — молвил князь. — Три тысячи. Научишь хазар в степи сидеть и не высовываться.

— Я ведь сотник всего лишь, княже.

— И по опыту, и по умению тебе в сотне давно уже тесно, да и большая часть дружины за тебя стоит.

— Все ждут, что ты Всесилу войско отдашь. У него опыта да уважения не меньше будет, к тому же он родич тебе.

— Нет. Всесил тщеславен. Не могу я ему доверять, как тебе, — голос князя сошел до шепота. — Я дам ему войско, а он вернёт мне бунт. Выйдет в поле с тремя тысячами за спиной, власть почует. Он смирный, пока здесь, рядом, а стоит ему из терема выйти, там отец его и жена, змеюка. Их род до сих пор прадеда не простил, за то, что тот младшему сыну престол отдал. И они нашептывают ему, каждый день нашептывают, что я его место занимаю. Думаешь кто Белославу со свету сжил? Кто ей зелья от ведуньи таскал, чтоб род мой оборвать, без наследников оставить? Милада! Она и к Крижане в друзья напрашивалась, да ягодка моя неглупая, быстро змею отвадила. Я Всесилу даже коня моего седлать не позволю.

— А Радогор?

— Он без тебя никуда не пойдёт. Радорог умеет и людей собрать и лад между ними навести, но в бою он — один, только врага видит, как тур, упрямо вперёд идёт. Ты же видишь всё поле боя, чувствуешь, где ударить надо, знаешь, куда силы направить. Вместе вы — сила. А потому держи его близко.

— К тому же гроза собирается, — добавил Тихомир. Он так редко рот открывал, что к нему тут же с десяток удивленных взглядов устремились.

— А ты дождика боишься что ли? — хмыкнул Сорока.

— Дождик — благо, а вот огонь Перунов… — Тихомир указал на тёмные, наползающие с юга тучи, откуда уже доносились раскаты грома.

— А, пес с вами… Правь к берегу! — бросил Борич рулевому. А после прокричал, чтоб на других ладьях услышали. — К берегу!

Дым от костров дождем к земле прибило, так что весь лагерь до темноты оказался окутан сизым туманом. Гроза прошла быстро, оставив за собой лишь слабый дождик, что барабанил теперь по лёгким навесам и тихо шипел на горящих поленьях костров. Не будь они на вражьей земле, можно было бы забыть об осторожности и отправиться спать, но здесь сон не шёл.

— Эх… хороший ужин, жаль запить нечем, — молвил Важин, развалившись на брошенных на землю тюках.

— Ты только при воеводе такого не сболтни, голову снимет, — усмехнулся Сорока и бросил ему небольшой мех для воды.

Тот сделал глоток, замер на миг и передал мех дальше.

— Что за? — нахмурился Марибор, отхлебнув немного, натолкнулся на лукавый взгляд сорокин, на довольную рожу Важина глянул да отдал припрятанный десятником мех с брагой дальше по кругу.

Не то, чтобы с пары глотков захмелел кто-то, а жить как-то легче стало, и разговор у костра веселее пошёл.

— Эй, Тихомир, что ты туда всё смотришь? — Злата заметила, что он то и дело поглядывает в ночную темноту степи. Не повезло им разместиться у самого южного края лагеря.

— Да ничего, схожу это… — он кивнул в сторону, — воздуха глотну.

— Возьми пару рыбок, для дозорных.

Он прихватил недавно снятую с костра осетрину и направился в сторону от лагеря. Дождь почти прекратился и воздух теперь дышал свежестью и влагой. Кое-где между облаков начинали проглядывать звёзды, тонкий серп месяца взглянул мимоходом на умытую дождём степь. Около небольшого костерка ютились трое дружинников, беседуя о своём.

— Чего тебе? — спросил один, заметив Тихомира.

— Поесть принёс.

Тот с благодарностью принял угощение. Ещё спросить о чём-то хотел, да Тихомир жестом заставил его замолчать, а сам прислушался.

— Эй, ты куда? Мышку услышал? — хохотнул один из дозорных, когда он без слова пошёл дальше в открытую степь.

— До ветру… — услышали они, прежде чем широкая спина соратника скрылась в ночной темноте.

— Странный он… — протянул задумчиво один из дозорных.

— Знаешь его?

— Да нет. Знаю только, что он из десятка Златояры. Они там все, будто не от мира сего.

— Они, говорят, слышат чутко, как кошки, — подхватил третий. — Я однажды с ними на охоте был. Так показалось, что они с самим Велесом по рукам ударили — ходят без звука, стреляют без промаха, а дичь, будто сама к ним в руки идёт…

— Да быть такого не может!

— Ей-богу, сам видел… — дозорный осёкся на полуслове, из темноты послышался сдавленный крик и неясная возня.

Парни насторожились, за мечи взялись. Притихли так, что только дыхание и слышно. Тут вдруг отчётливо: удар, ещё один, и будто волоком кого по траве тащат, тишина и снова шорох, уже ближе. Мечи сверкнули в пламени костра. Дозорные уже нервно переминались с ноги на ногу, намереваясь шагнуть в темноту, когда в круге света снова появился Тихомир. Он только хмыкнул тихо и двинулся дальше к лагерю, волоча за собою тощего хазарина.

— Я ж говорил, как кошки чуют… — только и смог вымолвить дозорный, пока двое других вглядывались в ночь, едва ли веря, что в такой темноте можно было врага отыскать.

Хазарин шлёпнулся лицом в грязь у общего костра и с тихим стоном попытался приподняться, опираясь на руки.

— Это что? — Злата переводила недоуменный взгляд с Тихомира, на распластанного на земле парня и обратно.