Скоро к ним и Марибор с Тихомиром присоединились, стали рассказывать, что узнать успели. Злата слушала вполуха, в этой вылазке главным Сороку назначили, ему и решать, что делать. Она же пока нежилась в прохладе от фонтана, разглядывая дворец архонта, что высился на скале над городом, а ведь красиво как, словами не передать. Белые колонны, просторные балконы, сады из душистых деревьев, что очень напоминали родные ёлочки.

Сорока вдруг затих, пристально разглядывая купца в ярком халате. Полноватый мужчина лет сорока громко отдавал приказы паре рабочих, которые грузили какие-то горшки в небольшую телегу. Мужики закончили грузить товар, двинулись по улице прочь от площади, и торговец, поглядев им вслед, скрылся в ярко украшенной лавке. Десятник поднялся с места, указывая остальным следовать за ним.

Злата с Марибором вошли в лавку первыми, Тихомир остался снаружи, будто разглядывал ковры, расставленные у входа. Купец повернулся от полок, где заботливо поправлял товары, но приветливая улыбка на его лице вдруг сменилась презрением, как только Сороку на пороге заметил.

— И здесь нашел…

— Крысак… — десятник улыбался почти искренне, — разве так встречают старых друзей?

— Друзей, как же… Ты мне жизнь сломал, а мне теперь тебе кланяться? — торговец покосился на Злату, опасаясь спугнуть покупателя этой перепалкой, да по взгляду сразу же понял, что они заодно. — И меня давно уже иначе зовут.

— И как же? Гайюс Викториус какой-нибудь? Как этих греков, миром умащеных? Небось и веру отцов предал уже?

— Каждый выживает, как может, это не твое дело. А теперь выметайся и друзей своих забери.

— Что ты? После стольких лет найти родную душу в чужом краю и уйти ни с чем? Разве матушка не учила тебя гостеприимству, Крысак?

— Меня зовут Костас Деймос! И предложить мне вам нечего, убирайтесь!

Злата поглядела на купца злобно, насмешливо, как разбойник, что уже придумал, как над жертвой поиздеваться. Марибор потянулся к припрятанным под одеждой ножам и ждал только приказа.

— Знаешь, Крысак, — как ни в чём не бывало продолжал Сорока, — тебя нам, будто сами боги послали, ведь именно такой проныра нам и нужен.

— Я больше не торгую секретами да сплетнями. Я честный уважаемый человек и…

— Только не ври, будто не ведаешь, чем этот город дышит, не поверю. Старые привычки не умирают.

— Я не собираюсь вам помогать. Вы приведете сюда своё войско… — купец понял, что проговорился, да поздно.

— А говорил, не знаешь ничего.

— Я и не знаю, но раз уж ты здесь…

— Вот именно, — Сорока присел на сложенные друг на друга пёстрые ковры. — Я здесь, войско наше рядышком, а в городе тишина. Они думают, нас горстка? Думают, не станем на запад идти?

По глазам торгаша видно было, что ему много чего известно, но говорить он не намерен. Марибор и Злата шагнули к прилавку, долго упрашивать им не с руки было.

— Папа, у тебя там поку… — В лавку впорхнула темноволосая девица, одетая на греческий манер, и застыла на пороге. Радость на её лице сменилась испугом — сразу ясно было, что не за коврами да утварью эти трое здесь. Она попятилась, но Тихомир уже преградил ей путь. Девушка похолодела от страха. Только суровый предупреждающий взгляд отца заставил её сдержать крик.

— А это кто у нас? — осклабился Сорока. — Дана, так ведь?

— Д-Даника, — поправила его девушка, тоже на местный манер назвалась. Притворная приветливость десятника её не обманула, она сразу поняла, что ничего хорошего за его улыбкой не прячется.

— Ты гляди, как выросла! Я тебя совсем малышкой помню, столько лет прошло. Красавицей стала… — он подошёл ближе и заботливо поправил вьющийся локон на её челе. — Женихов, небось, уйма. Жалко будет, если её испортит кто, верно, Крысак?

— Не тронь её!

— Я? Что ты? Меня своя невеста ждёт. А вот Тихомир не откажется, ему по душе такие… юные.

В глазах дружинника мелькнул хищный огонёк — без слов понял, как Сорока задумал на торговца надавить. Провёл руками по тонкому стану, прижал к груди девушку. Даника ещё пуще перепугалась, когда он склонился и с упоением вдохнул запах её кожи, запуская руки под складки свободной одежды.

— Сладко… — прорычал. Девушка не смела и пошевелиться, только умоляюще на отца смотрела.

— Чего ты хочешь, Сорока? — кулаки хозяина лавки сжимались в бессильной злобе.

— Секреты и сплетни. Заплачу жизнью твоей дочери. Солжешь — получишь её не совсем целой.

С уст Крысака рвалась отборная брань, но он сумел промолчать. Думать тут было не о чем.

— Они знают про Боспор и вам его оставлять не намерены. Туда уже движется войско из Херсона, часть стражи Сугдеи готовится к ним присоединиться.

— И Кагана ждать не станут? Город-то хазарский.

— Архонты хотят забрать Каршу себе.

— Воно как… Так мы им, выходит, и помогли ещё?

— Это испокон веков был византийский порт, греческий. Там и городище их древнее стоит. Пантикапей был некогда цветущим садом, а хазары из него рынок сделали. За такое и войной пойти не грех.

— Тогда почему так тихо здесь? — снова спросил десятник. Губы купца сжались в тонкую полоску, он боялся говорить дальше. — Ну? Или твоя девочка двоих хочет, сразу? Марибор, вон тоже не прочь позабавиться.

Крысак задрожал от злости. Готов был наброситься на Сороку. Да кто ж тогда его милую Данику защитит?

— В городе гостит сын самого императора. — От этих слов Сорока расплылся в улыбке, наживу почуял. — Архонты делают вид, что всё ладно у них. Даже нищих из города прогнали.

— А я всё думаю, не так что-то…

— Им нужна благосклонность будущего императора, вот они и лезут из шкуры вон, скрывают, что у них война под боком. Это всё, что я знаю.

— Нет, не всё. Нам бы… во дворец попасть, уж больно хочется на императорского сынка взглянуть, хоть глазком, — Сороке паясничать — что воду пить.

— В этом я не помощник. Я — простой купец и во дворец не вхож.

Этот день Крысак позже признал самым неудачным за последние пять лет, потому что, когда Сорока уже готов был уйти прочь, Фортуна не то, что отвернулась, она ещё и камень в торговца кинула. В лавке появились слуги архонта. У прилавка остался только Сорока, остальные вместе с Даникой ловко скрылись за полками, будто товары рассматривали.

— Господин, велено забрать вино для праздника.

Торговец побледнел, понимая, что теперь Сорока уж точно прижмёт его к стенке. Отпираться, будто это просто слуги богатого вельможи, было бессмысленно — они даже одеты были богаче торговца, которому только что кланялись. Пришлось извиниться перед десятником, как перед дорогим покупателем, и поспешить отдать заказ. Чего доброго, ещё догадаются, что в его лавке лазутчики ошиваются, тогда и ему неприятностей не избежать.

— Что ещё за праздник? — спросил Сорока, когда Крысак вернулся в лавку. Тот аж зубами заскрипел от ярости.

— Именины наследника. Весь город праздновать будет.

— И ты им во дворец вина да яства поставляешь, верно?

— Верно.

— А ещё какие товары у тебя есть? Что архонты для именинника заказывают?

— Рабов, — торговец знал, что умолчать уже ничего не удастся — Сорока, будто волк, почуял добычу и уже не отпустит. Если надо, ни перед чем не остановится. Коль придётся, он и его самого и дочку любимую на куски порежет, лишь бы вызнать всё до конца.

— Девок красивых, значит?

— Не только.

— Вот как? — Сорока был не на шутку удивлён.

— Принц ещё не женат и, говорят, бережёт себя для суженной. А чтобы не скучал по ночам, ему присылают юношей, красивых да изящных, вроде этого, — Крысак кивнул в сторону Марибора.

— Тогда у меня для наследника есть подарок…

***

— Убью! — Радогора трое едва смогли удержать, когда Сорока явился в Боспор и доложил, что продал Златояру и Марибора в рабство. — Марой клянусь, скормлю тебя собакам, если хоть волос с её головы упадёт!

— Не кипятись, твоя жена не лыком шита, тем более она там не одна, — тут Борич оказался на стороне десятника. Ему пришёлся по душе его план, нужно было только всё рассчитать верно. — А что Крысак? Не выдаст их раньше времени?