— Твое имя фигурировало при заключении сделок?

— Нет, для этого я слишком хитер.

— Раньше, — проговорила я задумчиво, — ты имел обыкновение брать не деньгами, а натурой, а затем продавать полученные ценности. Последнее время ты действовал так же?

— Да.

— Ты уже продал свою собственность?

— Нет, лишь незначительную часть. Я не дурак, милая Каролина. Стоимость движимого и недвижимого имущества постоянно растет. Жду, когда смогу получить максимальную прибыль.

— Таким образом, у тебя на руках все документы, — с удовлетворением констатировала я.

— Разумеется.

— Давай еще раз уточним. Твое имя не фигурирует ни в одной из бумаг?

— Нет.

— А капитана Пишона?

— Понимаю, куда ты клонишь. Если там только его имя, значит он один и виноват. Но нет, даже он нигде не упоминается. Главное — наличие актов передачи имущества.

— Ну что ж, — усмехнулась я. — Тогда бедняга Пишон в моих руках.

Остальное было довольно просто. Капитан Пишон располагал скромной квартирой во дворце Мюрата. Через несколько дней Мюрат пригласил его на обед, во время которого я постаралась быть особенно обворожительной. Перед началом трапезы Мюрат пожаловался на головную боль; немного погодя, симулируя жестокий приступ мигрени, он поспешно покинул столовую. Капитан Пишон, по-видимому, большой любитель женского пола, остался, чтобы составить мне компанию; за это время Мюрат сумел положить все документы, касавшиеся незаконных сделок, под стопку сорочек в одном из ящиков комода в спальне капитана. После полуночи помощник Мюрата, сопровождаемый шестью солдатами дворцовой охраны, произвел в квартире Пишона обыск и обнаружил пресловутые документы. Капитана арестовали и на следующее утро доставили к Мюрату. Совершенно сбитый с толку и донельзя перепуганный, он хорошо понимал бесполезность обвинений в адрес Мюрата. Заслуживающие доверия свидетели были готовы под присягой показать, что он из корыстных побуждений обманул не только Мюрата, но и первого консула. Ночью, обуреваемый страхом, капитан Пишон повесился в тюремной камере. Немедленно я написала конфиденциальный доклад, но, прежде чем его отослать, строго поговорила с мужем.

— Я разорву это письмо, если ты пообещаешь никогда больше не совать свой нос в политику, тайно или открыто.

Мюрат дал слово.

— Предоставь это мне, — добавила я. — В нужное время я сделаю все, как положено.

— Ты уже задираешь нос, — заметил Мюрат добродушно.

На мой доклад Наполеон ответил весьма вежливым письмом. В нем он признавал полную реабилитацию Мюрата и сообщил, что имеет для него особое поручение; пока же Мюрату надлежало оставаться в Италии, где он был все еще нужен, при условии, что я буду рядом с ним, дабы удержать от опрометчивых поступков.

Следующим шагом предстояло продать имущество, якобы украденное капитаном Пишоном, и послать вырученные деньги Наполеону. Я настаивала на этом, и Мюрат, хотя и неохотно, все же согласился. Наполеон остался очень доволен. Кто после этого осмелится утверждать, что Бонапарты разбойники? Никто, кроме, конечно, прелестной Жозефины.

Мы все еще находились в Милане, когда на свет появился мой третий ребенок, еще один мальчик, и когда пришло известие о том, что Полина вновь вышла замуж, за принца Камилло Боргезе, очень богатого аристократа, который принадлежал к одному из старейших и благороднейших семейств Рима. Наполеон считал принца Камилло несколько глуповатым, но этот союз помогал осуществлению политических целей в Италии. Он только немного поворчал, поскольку Полина сыграла свадьбу до окончания вновь введенного во Франции официального периода траура. Как цинично утверждал Люсьен в одном из своих редких писем ко мне, Наполеон вышел из себя потому, что Полина сделалась принцессой прежде, чем он сам успел захватить пустующий трон Франции и осчастливить ее этим титулом. Люсьен также подробно описал прием, устроенный Жозефиной в честь принца и принцессы Боргезе вскоре после их бракосочетания. Помня свое фиаско, Полина постаралась предварительно убедиться, что кресла Жозефины в прежней зеленой обивке, и нарядилась в зеленое платье, кроме того на ней было множество украшений из жемчуга и бриллиантов, а также бриллиантовая диадема. Какова же была ее ярость, когда она обнаружила, что все кресла и софа в салоне были голубые. Целая армия драпировщиков трудилась ночь напролет, меняя бархатную обивку.

Бедной Полине следовало сообразить и надеть что-нибудь белое.

Меня уже стало охватывать нетерпение в связи с затянувшимся пребыванием в Милане, когда из Парижа неожиданно пришло радостное известие. Мюрат отзывался из Италии, получал чин губернатора Парижа и назначался комендантом Венсеннской крепости. Пока мы были вполне довольны и горячо благодарили Наполеона, когда он принял нас в Тюильри. С циничной улыбкой он лишь отмахнулся.

— Что касается дела капитана Пишона…

— Да, Наполеон? — спросила я.

— Не верю ни единому твоему слову.

— Но Пишон покончил жизнь самоубийством.

Наполеон пожал плечами.

— Думаю, вы принудили его к этому.

— Если ты так полагаешь, — изумилась я, — то почему сделал Мюрата губернатором Парижа?

— Это награда тебе, Каролина, за твою находчивость.

Наполеон улыбнулся и впал в игривое настроение.

— Быть может, мне следовало наградить тебя лично и назначить министром полиции… Как вы полагаете, Мюрат?

А теперь о моем брате Люсьене и обстоятельствах, которые заставили его отправиться в изгнание.

— Последнее время Люсьен ведет себя тихо, — заметил как-то Наполеон. — Ты часто виделась с ним после возвращения из Милана?

— Только один раз, у Элизы.

— Хочу, чтобы ты занялась им, Каролина; постарайся заручиться его доверием.

— Будет не просто, — нахмурилась я. — Ему известно о наших с тобой близких отношениях.

— Разве наши отношения такие уж близкие, Каролина?

— Очень близкие, — уверенно сказала я.

— Именно поэтому, — улыбнулся Наполеон, — мне нужна твоя помощь с Люсьеном. Не знаю, затевает ли он какую-нибудь пакость или нет, но меня очень печалит, что мы с ним все еще в ссоре. Заглядывая в будущее, я хотел бы, чтобы все члены нашей семьи держались вместе, жили бы в полной гармонии и взаимопонимании.

«Наполеон надеется на чудо», — подумала я, но промолчала.

— В будущее?

— Не очень далекое будущее.

— Королевский трон Франции для Наполеона Бонапарта?

— Именно. У меня нет желания слишком долго ждать. Передай Люсьену, что я готов простить его вполне искренне, если он согласится жениться на моей избраннице. Для начала пошлю его послом в Этрурию, а потом… Но ты не слушаешь меня с должным вниманием, Каролина! — оборвал он свою речь.

Я извинилась и сказала:

— Быть может, лучше начать с завоевания доверия любовницы Люсьена.

— Любовницы? Ты знакома с ней? Уже встречались?

— Нет, и очень немногие знакомы с ней. В обществе почти не говорят об этой банкирше. Элиза когда-то принимала ее у себя, но они уже длительное время не виделись. Люсьен ее почти никуда не пускает.

— Вдова банкира, — поправил меня Наполеон. — Сам банкир умер несколько недель тому назад. Фуше ручается за это. Ты раньше думала, что Люсьен может выполнить свою угрозу и жениться на этой женщине, между тем она все еще только любовница. Ну ладно, начни с завоевания ее доверия. Посети ее завтра днем. На это время я под каким-нибудь благовидным предлогом вызову Люсьена в Тюильри.

— А он послушается? — усомнилась я.

На секунду Наполеон сердито нахмурился, потом пожал плечами.

— Я скажу ему, что мне необходимо поговорить о мамином здоровье. Как тебе известно, последнее время она чувствует себя не очень хорошо, и Люсьена это очень тревожит.

Любовницу Люсьена, вдову банкира, звали мадам Жуберту. Она давно возбуждала мое любопытство. Была ли она элегантной, умудренной жизненным опытом и, как большинство подобных женщин, похожей на Жозефину интриганкой? Или, быть может, скромной, признательной и застенчивой? Люсьен предпочитал именно такой тип женщин. Почти наверняка мадам Жуберту, по крайней мере своим характером, напоминала его первую жену Кристину.