— Может, девочки съездим по магазинам, дети проснутся, и поедем все вместе. У Вики хорошего колечка нет, а у тебя, Алла, ожерелья или колье. Хочется что-нибудь подарить вам, не на праздник, а от души. Может, платья какие нужны, Вике будет в чем поехать в Москву.
Они смотрели на Николая, стараясь понять его резкий поворот мыслей, почему он вдруг перешел на вещизм.
— А сколько ты на нас хочешь потратить, Коленька? — спросила Вика.
— Возьму 2 миллиона…
— Не-е-ет, дорогой, — перебила его Вика, — не могу я с таким подарком в Москву ехать, да и дома не всегда носить стану. Зачем мне лишние разговоры…
Николай понял, что имела в виду Вика.
— Ладно, девочки, остаемся дома и поговорим о детях. Нет, кстати, дома мы, наверное, не останемся. Некрасиво как-то полубогу иметь некрещеных детей.
— Ой, и правда, Коленька, не подумали как-то об этом, забыли в суете, — всплеснула руками Алла, — обязательно детей окрестим. Давай, Вика, собирайся, платочек не забудь: нельзя без него в церковь.
Николай смотрел, как засобирались они, улыбнулся, вставая.
— Умными растут наши деточки, я вмешался в их генетику и у их детей это уже станет наследственным. Давайте спросим, как оценивает их знания Маша.
Экран осветился, отображая на мониторе Марию Николаевну.
— Уровень развития Юли и Вити примерно одинаков, — заговорила она, — имеются большие разрывы знаний по предметам — в математике уровень 4-ого класса, по русскому языку 1-го класса, по литературе 4-го класса, по природоведению 2-го класса и так далее. К концу сентября знания выровняются и станут на уровне 4-го класса, если Николай Петрович разрешит нам писать.
Он кивнул и Маша продолжила.
— К Новому Году закончим 5 класс, в мае — 7 классов, к трем годам — среднюю школу. Можно быстрее, но Николай Петрович не разрешает.
Михайлов не стал обсуждать с Машей этот вопрос.
— Ты вот что, Машенька, обучи их американскому языку, чтобы говорили, как полагается, через месяц. Если считаешь, что школьная нагрузка низкая — включи в программу 10 иностранных языков. Какие у них наклонности?
— Юля больше гуманитарий, ей лучше идти по вашим стопам, Виктор одинаков в точных и гуманитарных науках. Что развить?
— Экономика, биология, юриспруденция, политика. Спасибо, Маша.
Алла поняла, что Михайлов хочет сделать из Юли доктора, а из Вити политического деятеля, догадалась об этом и Вика. Они молча собирались, обдумывая услышанное по-своему, но в основном их мысли сходились, главное — никто не был против намеченного пути.
А Михайлов думал совсем о другом, он представлял, как дети закончат ВУЗ. Он поработает с ними еще годик — два и можно купить виллу на Багамах или Канарах, или еще где-нибудь в теплом и солнечном месте. Ездить отдыхать туда с Аллой и Викой и вообще посмотреть мир, прокатиться по Европе, побывать на других континентах. Пока мечты…
«Тушка», набирая скорость и ревя турбинами, взмыла в воздух, уши заложило, и Вика бросила в рот резинку, предложенную охранниками. У стюардессы она отказалась взять конфетки и напитки, стала жевать резинку, в ушах как будто щелкнуло, тембр рева моторов изменился, и она почувствовала себя лучше, рассматривая в иллюминатор удалявшуюся землю и отодвигающийся все дальше горизонт. Самолет окутала белая пелена, облака проносились мимо, иногда пугая непривычного человека резкой сменой клочьев, но скоро самолет поднялся выше, и открылась картина перевернутого неба. Вика смотрела в иллюминатор, не отрываясь, на проплывающие внизу облака, ощущала непривычный и специфический запах самолета, но вскоре, устроившись удобнее в кресле, оглядела соседних пассажиров полупустого салона бизнес класса. В основном новые русские, смесь богатого невежества и немного интеллигенции. Вике захотелось пить, и она нажала кнопку вызова стюардессы, попросила ананасового сока, выпила и задремала.
Степанов летел этим же рейсом, но в аэропорту не подходил к ней и сейчас находился в другом конце салона, уничтожая маленькими глотками минеральную воду.
По прибытии он пригласил Вику во встречавшую его машину, усмехнулся про себя от настороженного взгляда охранников, нащупавших наметанным взглядом оружие у водителя, и приказал ехать к университету международных отношений.
Вика разглядывала Москву, слушая пояснения Степанова, но в мыслях была в ВУЗе. Как примет ее ректор, как пройдут экзамены, придется сдавать одной — там не увильнешь от ответа, не подсмотришь в шпаргалке. Она и не брала шпаргалок, язык знала в совершенстве, но все равно беспокоилась.
— Виктория Николаевна, пока вы общаетесь с ректором, машина отвезет меня и вернется за вами, она в вашем распоряжении. Вот мой сотовый, если потребуется.
Вика благодарно кивнула головой и взяла визитку. Машина остановилась, и Степанов объяснил, как пройти к ректору. Она поднялась с охранниками в приемную, представилась, сразу ставшей вежливой секретарше, и прошла в кабинет.
Ректор принял ее очень тепло, предложил кофе, расспрашивая, как долетела, как чувствует себя Михайлов, над чем работает. Сожалел, что незнаком лично.
Пока Альберт Иванович Загорский уважительно говорил о ее муже, Вика осматривала кабинет, невольно сравнивая его с кабинетом Николая. Больший по размерам, он казался слишком официальным и неуютным, наверное, из-за мебели и длинного стола, стоявшего чуть в стороне.
Альберт Иванович, седой 60-летний мужчина с начинающим появляться животиком, но, вероятно, следивший за своим весом, продолжал расточать комплименты. Его масленые глазки бегали по ее лицу и фигуре и поэтому казались противными, но Вика умела управлять собой, и расточала ни к чему не обязывающие улыбки.
Она пригласила Загорского побывать в Н-ске, осмотреть клинику Михайлова и отдохнуть. «Непременно приезжайте с супругой, — говорила она, — ни на каком курорте вы не наберете столько сил и энергии, как у нас дома».
Закончив обмен любезностями, Загорский попросил у нее аттестат.
— О-о! Вы окончили школу с отличием, прекрасно, прекрасно! Но все-таки некоторые формальности необходимо соблюсти.
Он говорил о сдаче профильного экзамена по иностранному языку, намекая, что можно перевести тесты с английского и в его кабинете. Тон и манера поведения казались странными, и Вика догадалась, что он не может, стесняется заговорить о какой-то болезни. Сам он не выглядел больным, но уж очень старался и суетился, а масленые глазки так и бегали из стороны в сторону.
«Может, больна жена, — подумала Вика, — а масленые глазки вовсе не отражают похоть. Просто такой он есть, надо вернуться к этой теме после экзамена».
— Нет, нет, Альберт Иванович, — возразила Вика, — я свободно владею тремя языками и мне не трудно сдать экзамен. Я бы хотела, если это возможно, решить все вопросы сегодня и вечером улететь домой.
— Ну вот, Виктория Николаевна, лишаете старика радости общения, а я хотел познакомить вас с супругой.
— А вы приезжайте к нам, я уверена, что вам понравится, — ответила Вика, передавая Загорскому визитку мужа.
— Я надеюсь, вы хотя бы не откажете мне в удовольствии пригласить вас на ужин к себе домой, Виктория Николаевна?
Вика поняла, что он хочет познакомить ее с супругой, а дальше бы события развились сами собой и, видимо, Загорский на это очень надеется. Ей стало жалко этого седого мужчину, стесняющегося попросить прямо, и она решилась на свою игру.
— Спасибо, Альберт Иванович, мне бы очень хотелось познакомиться с вашей женой. Скажите, она работает или домохозяйка?
Вика не ответила Загорскому ни да, ни нет, но она спросила о жене, давая себе возможность ответить на вопрос позже. Если бы он пригласил в ресторан, значит, речь пошла бы не о ней, если бы вообще пошла на эту тему. «Нет, это точно жена и она больна, а он не может сказать об этом при данных обстоятельствах — похоже на унижение или своеобразную взятку. Глупенький», — рассуждала про себя Вика.
— Год назад жена ушла с работы по состоянию здоровья, у нее больное сердце.