Вика заметила, что Загорскому с трудом дались эти слова, но ее расчет оказался верен, и она решилась на штурм.

— Альберт Иванович, помните, Ломоносов сказал, что если в одном месте убыло, то в другом столько же прибудет? Разрешите мне покомандовать сейчас, а вы покомандуйте на экзамене?

Загорский от удивления растерялся, не ожидая от разговора такого крутого виража молодой женщины, совсем девчонки. А Вика уже горела напором и не собиралась отступать.

— Я бы хотела пояснить, — не давая ему ответить, продолжала она, — я еще не закончила ваш ВУЗ и даже не поступила. И не обучена дипломатическим разговорам и всяким приемам. Но просьба, исходящая от чистого сердца иногда действеннее иносказательной белиберды. Я уже говорила, что хочу сегодня вечером улететь домой, и меня ждут в приемной два охранника, которые не пустят одну никуда. А с ними ехать к вам домой не совсем удобно, я еще и Москву хотела посмотреть, первый раз в столице. Вечером мы летим в Н-ск вместе с вашей женой и никаких возражений, настоящий мужчина не может отказать женщине в такой маленькой просьбе. Она отдохнет у нас, подлечится, а в выходные вы ее заберете, заодно с академиком познакомитесь. Дом у нас большой, много пустующих комнат, а жену свою вы не узнаете, это уж точно — встретит вас отдохнувшая, помолодевшая и пышущая здоровьем женщина. Вот и славно, Альберт Иванович, жду вас с супругой вечером в аэропорту. Вы проводите меня — где экзамен сдавать?

Загорский отпил из стакана воды. «Нет, не обеднела еще Русь дипломатами, как повернула все… Я стеснялся попросить, а вышло, что она просит. Думал, приведу домой — догадается, а она все здесь выяснила и решила, не зря ее академик выбрал. Первый раз вижу молодую женщину, которую и учить-то нечему, самому впору у нее учиться. А сколько напора и убежденности в словах, настоящая Коллонтай», — рассуждал Загорский.

— Если бы наши обученные политики обладали вашим даром убеждения, Россия бы поднялась на качественно новый уровень дипломатии, — ответил Загорский.

Он еще долго нахваливал Вику, потом уточнил номер рейса на Н-ск и повел ее на кафедру английского языка.

Пока Михайлова сдавала экзамен, а сдавала она его долго, Загорский сидел рядом и наблюдал, иногда усмехаясь, что эта девочка поразила не его одного. Профессорша пробовала с ней говорить на английском, немецком и французском и везде потерпела фиаско — девочка говорила лучше. Она пригласила поговорить с ней коренную англичанку, преподавательницу ее кафедры — та не могла поверить, что Вика не англичанка и никогда не была в Англии.

— Что ж, Альберт Иванович, даже не знаю, что и сказать, — начала профессорша, — с оценкой здесь все понятно. Но не верю я ей, не может девочка, не общаясь с англичанами, так выучить язык.

— А вы верьте, Зинаида Андреевна, — ответил он профессорше, — это же Михайлова, — и на недоуменный взгляд добавил, — жена академика Михайлова. Это у них, наверное, семейное.

Вика покраснела под любопытными взглядами, но ректор пришел ей на помощь, уводя для подписания контракта.

Профессорша, конечно, сразу поняла, что абитуриентка необычная: время экзаменов прошло, набор сделан, и Загорский никогда не водил никого за руку, будь то хоть дочь министра иностранных дел. Зная о болезни жены ректора, поняла — повезет на прием к академику. Но водил-то он ее не по этому, не в его стиле дочек или жен водить — что-то удивило его, чем-то и его она поразила. В душе остался осадок — мог бы и заранее сказать — министры меняются, а такой академик один…

Степанов, поднимаясь по лестнице, увидел шефа.

— Думал, что ты пораньше подъедешь, — протягивая руку, сказал Астахов, — директор вызвал, пойдем, можешь понадобиться.

Степанов развернулся и последовал за Астаховым.

— Жену Михайлова до МГИМО довез, машину ей оставил, поступать приехала. Вот и задержался немного.

Астахов остановился.

— Почему одну оставил, без охраны, мало ли чего случится, директор три шкуры сдерет, на ремни порежет. Что случилось, не замечал за тобой такой безответственности.

— Все нормально, Михаил Сергеевич, с охраной она приехала, натасканные ребята и машину я им дал.

Астахов успокоился и пошел дальше. В приемной попросил подождать и прошел к директору.

Степанов уселся в кресло, чувствуя себя не совсем комфортно после полета — не мешало бы принять освежающий душ. Огляделся, в приемной находился полковник с другого главка и незнакомый генерал-майор. Полковник подсел ближе.

— Наверное, по званиям будет вызывать, — от нечего делать бросил полковник, — за мной будешь, — он еще не знал, что Степанов получил очередное звание.

Борис Алексеевич догадался, что полковнику предстоит «порка», иначе бы не говорил, как любовник о погоде. Зазвонил его сотик, Степанов вздохнул, вытаскивая его из кармана.

Полковник, не скрывая, прислушивался к разговору, стараясь от бездействия сложить слова Степанова в диалог, но что сложишь из коротких фраз: да, нет, понял, хорошо. Он бросил это занятие и стал изучать трещины на ближнем плинтусе, стараясь не думать о предстоящем разговоре с директором.

— Проходите, Борис Алексеевич, вас ждут, — сказал подполковник, секретарь-референт Соломина.

«Что за день такой сегодня, — подумал про себя полковник, провожая Степанова взглядом, — пришел последний, зашел первый: и тут не угадал».

Соломин сразу показал на кресло, предупреждая жестом руки уставной доклад.

— Садись и докладывай о поездке, — приказал он.

Степанов пересказал в подробностях разговор с Михайловым в Н-ске, протянул Соломину фотографию Стоуна.

— И еще, Игорь Вениаминович, только что, когда я был в приемной, мне позвонил Михайлов. Сообщил, что телефоны Пустовалова и его группы прослушиваются по приказу Чабрецова. Я верю его информации.

Соломин задумался, потом подошел к окну, оставаясь спиной к генералам, долго смотрел в него, не меняя позы. Степанов и Астахов не решались прервать его раздумий, молча ожидая вопросов или указаний.

— Вот что, Борис Алексеевич, — Соломин повернулся к нему, — иди в кадры, пусть тебе Захаров немедленно заменит удостоверение, и вместе с ним вернешься ко мне. У него и форму возьмешь сфотографироваться, передай, что жду через полчаса.

Степанов замялся, он знал, что Захаров его только примет через полчаса.

— Что еще? — спросил Соломин.

— Не успеет за полчаса Захаров.

— А это его проблемы, — взревел всегда спокойный Соломин.

— Есть, — отрапортовал Степанов и пулей вылетел из кабинета.

Следуя к начальнику управления кадров, генерал-майору Захарову, Степанов обдумывал ситуацию. Он знал, что Соломин не делает просто так ничего, но и знал, что Захаров не примет его сразу — полчаса продержит в своей приемной. Быстрота, с которой директор приказал сменить полковничье удостоверение на генеральское — понятна. Снова предстоит командировка в Н-ск: проводить служебное расследование по факту прослушки и генеральское звание будет более уместным. Заодно Соломин, видимо, хочет проверить оперативность Захарова — уже всем надоело сидеть в его приемной, если ты не начальник главка. Конфликтовать с кадрами не хотелось, но выбора не было.

Он зашел в приемную и подошел к сидящему за столом майору.

— Доложи: генерал Степанов, по срочному делу.

Майор встал, извинившись, полковников он не удостаивал такой чести, связался с шефом и бросил обычную фразу:

— Вас примут через полчаса, товарищ генерал.

— Доложи еще раз: мое дело отложить нельзя, — настоял Степанов.

Майор снова связался с Захаровым и ответил, что помочь ничем не может, примут через полчаса.

«Ну и хрен с ним», — подумал про себя Степанов. Он вышел из приемной и спустился в буфет, взял стакан минералки и с удовольствием выпил. Потом заказал еще стакан чая и бутерброд с ветчиной, съел, покурил в курилке и, рассчитав точно время, поднялся в кадры.

— Передай Захарову, что я не могу больше ждать, а его самого ждет директор через минуту.