- Кто ты, что тебе надо?

  Его голос сорвался в испуганном крике.

  - А что надо было тебе, ментяра, или понтяра? Как вас теперь правильно назы-вать? - Устинов вышел из-за спины. - Что надо было тебе, сука, когда ты меня, безвинно-го, засадил на семь, а потом и на восемь лет? Что надо было тебе, мразь, когда ты со дружками насиловал девчонку, а посадил за это меня?

  Старовойтов узнал Устинова и несколько успокоился. Он не принимал его всерьез и выбрал тактику наезда. Впрочем, выбирать ему не приходилось - не ударенная голова, а природная скудоумость не позволяла другого.

  - Так, быстро развязывай и поехали. Я тебя, петушок, в этот раз на пожизненное отправлю, если не хочешь, чтобы пристрелил тебя здесь. Быстро развязывай, шевели граблями, падла.

  Он окончательно пришел в себя, страх исчез, уступая место властной тупой, на-пыщенной важности и осознания незыблемости своего служебного положения.

  Устинов откровенно расхохотался.

  - Ты на себя со стороны посмотри, - все еще продолжая смеяться, говорил Влади-мир. - Лежишь голенький, готовый к порке и командуешь. Хоть ты меня и рассмешил, но снисхождений не будет, не надейся. - Уже серьезно закончил он.

  - Быстро развязывай, я тебе сказал. Меня в детстве и то не пороли... Пороть он собрался... Быстро давай, шевелись, - командовал Старовойтов.

  - Быстро, так быстро, как скажешь на этот раз, - уже угрюмо и зло заговорил Вла-димир. - Только пороть тебя не ремень будет - ишь, размечтался о детстве. Пороть тебя вот эта вот машинка будет. В шопиках продается... кто садо-мазо увлекается, бабам опять же удовольствие... и таким, как ты.

  Устинов показал инструмент - цилиндр с электромоторчиком, внутри металличе-ский шток, на конце которого упругий синтетический член.

  - Ты чо это задумал, падла, чо задумал? Быстро развязывай, а то пристрелю, как собаку.

  Старовойтов так и не понял пока опасности, продолжая в уверенности надеяться на свою неприкосновенность из-за полицейской должности. Вновь попытался освобо-диться и не смог. Постепенно самоуверенность вытеснялась осознанностью. Страх при-шел внезапно, ворвался бурей, когда синтетика прикоснулась к анусу. Он задергался, за-юлил волосатой задницей и уже запричитал умоляюще:

  - Ты чо это задумал то, чо? Отпусти меня, отпусти. Будем считать, что ничего не было, разбежимся по-хорошему. Отпусти.

  - Отпустить? А ты меня отпустил? А ты думал - каково это на зоне сидеть за из-насилование, за твое изнасилование? Ты думал, когда насиловал девчонку, думал - каково ей? Вот и подумай, прочувствуй все сам, всей своей поганой шкурой, жопой своей прочувствуй.

  Его голос отдавал ледяной хрипотцой, глаза сверкали яростью.

  - Нельзя так, Володенька, нельзя. Виноват я, виноват. Давай, по закону все сдела-ем, я признание напишу чистосердечное. Отпусти меня, отпусти...

  Устинов заклеил его рот широким скотчем.

  - Если бы ты чистосердечно признался и действительно раскаялся - я бы тебя от-пустил. Но, такому, как ты, верить нельзя. Ты же убьешь сразу, со злорадством убьешь. Потому, как нету у тебя ни совести, ни чести, ни ума. И бред твой слушать я не хочу.

  Устинов включил инструмент, видя и слыша, как замычал дико и задергался Ста-ровойтов. Бросил напоследок:

  - Лежи, сука, получай заслуженное удовольствие. Я ухожу, утром вернусь. За ночь, надеюсь, до смерти напорешься, подумаешь о многом.

  На следующий день Устинов не стал закапывать или топить труп. Выбросил так, что бы не сразу, но достаточно быстро нашли. Одежду и целлофан, на котором все проис-ходило - сжег. Табельное оружие и секс-интрумент разобрал на части и утопил в разных местах. Следов не осталось никаких. А Горюнова просто зарезал следующим вечером в собственном подъезде, пока еще не нашли первый труп и он не стал опасаться.

  Судье, который его незаконно осудил первый и второй раз, которого явно "под-мазали", который вынес приговор без достаточных доказательств - отправил письмо. Обыкновенное простое письмо по почте: "Ожидание смерти - хуже самой смерти. Жди, падла." Что с судьей делать, Устинов еще конкретно не решил. Он добился справедливо-сти, своей справедливости. И не пошел бы на это, если бы правоохранительные органы были права охранительными. Отсидев семь лет ни за что, он обратился в полицию. Но вместо справедливости получил еще восемь лет тюрьмы. Теперь не верил уже никому.

  ХХIV глава

  Два трупа враз в одном отделе - такого в городе не происходило еще никогда. Одного банально зарезали в собственном подъезде, не взяли деньги, пусть и небольшие, часы, табельное оружие и удостоверение. На грабеж убийство не походило - сотрудник был в форме. Пока рассматривалась одна основная рабочая версия - убийство в связи с профессиональной деятельностью. Пришлось поднимать все дела Горюнова практически за весь срок службы. А их было совсем не мало. В первую очередь отрабатывались осво-бодившиеся недавно зэки. Естественно, в список попал и Володя Устинов.

  Второй... Здесь все обстояло намного сложнее. Сотрудника нашли абсолютно го-лым и изнасилованным. Скончался он от разрывов прямой кишки и возникшего при этом кровотечения. Причем, как утверждают судмедэксперты, насиловали его многократно и после смерти тоже. Вот это - после смерти - наталкивало на иные мысли. Могли изнаси-ловать, могли. Но, насиловать после смерти - это не похоже на обычную расправу, месть. Здесь, как считали специалисты, похоже поработала какая-то новая необычная секта.

  Возбудили два уголовных дела и после горячих споров объединять их все-таки не стали. Совершенно разные способы убийств.

  Участковый хотел было предложить свою версию. Вернее конкретного человека, который отсидел, как раз освободился недавно и считает себя невинно осужденным. Ре-альный мотив у него был.

  Но, что-то остановило его от поспешного шага. Может быть мысли о возможной невиновности Устинова. Но, скорее всего, необычность убийства Старовойтова. Да, Устинов мог изнасиловать и убить. Тем более, что сам познал насилие. Но, у него явно не хватило бы физических сил на многократное действие. И потом - зачем ему насиловать труп? Он же не извращенец. А если извращенец? Нет, все равно тогда должны быть сообщники, а зачем ему лишние свидетели? Вот, Горюнова, возможно, он завалил. Много мыслей приходило в голову. И он решил пока не говорить ничего, провести собственное небольшое расследование.

  Вновь участковый посетил Устинова и снова беседа состоялась на улице, во дворе дома. Но, в этот раз, первым начал разговор Владимир:

  - Что, участковый, что ты ко мне все ходишь и ходишь? Вроде бы я все сказал в прошлый раз. Скоро получу паспорт, устроюсь на работу, антиобщественный образ жизни я не веду, не бомж. Или так положено - раз бывший зэк, значит надо мозги ему парить и после отсидки? Почему вас народ не любит - поэтому и не любит. Прав я или виноват, но я отсидел свое, участковый, отсидел. Не по УДО откинулся, по звонку. И нечего меня тут обхаживать - стукачем не стану, не надейся. Кстати, хоть бы представился, что ли? А то и звать как не знаю.

  - Старший лейтенант полиции Разумный Игорь Львович, ваш участковый. Вот мое удостоверение.

  - Да на хрена мне твое удостоверение, Разумный. И не разумный ты вовсе, если все ко мне ходишь и ходишь. Преступников лови, участок охраняй, покой людской.

  Участковый заметил, что изменился Устинов, сильно изменился. Исчезла ледяная угрюмость в глазах, разговаривать стал хоть и с наездом, но нормальным голосом. Види-мо, ушла куда-то кипящая внутри его ярость. От чего эти изменения? Совершил все-таки месть или пообвык на воле?

  - Не просто я зашел к тебе, Устинов, не просто так. Прошлый раз ты говорил, что не виновен, зря сидел.

  - Ничего я тебе прошлый раз не говорил, - перебил его Владимир, - об этом и ска-зал прямо.

  - Да помню я, все помню.

  - Раз помнишь - не начинай заново.

  - Не начинал бы, но обстоятельства так сложились. Двух оперов у нас убили, как раз тех, кто твое дело вел.