- Неужели Старовойтова с Горюновым? Так я рад, очень рад, что эти подонки по-лучили по заслугам. Хорошую весть ты мне принес, участковый. Пойдем в дом, отметим это радостное событие, приглашаю.

  - Ты не ёрничай, Устинов, не ёрничай. Не поздравлять я тебя пришел.

  - Не поздравлять... Понятное дело - не поздравлять. - Голос Владимира вновь стал угрюмым и ледяным. - Признанку пришел получить. А вот хрен тебе с маслом. Ду-маешь, что если бывший зэк, то вам все можно?

  - Не все можно, а делаю, что положено, - перебил его Разумный. - Где вы находи-лись в момент убийства, Устинов?

  - Да-а-а, - печально протянул Владимир, - видимо, мне так и предстоит нести свой крест зэка пожизненно. Где что случись - сразу ко мне. Есть ли у вас, гражданин зэк, алиби?

  - Причем здесь зэк?

  - Да притом, участковый, притом. Ты же не пошел в соседний двор спрашивать, ко мне приперся. И говоришь - причем здесь зэк? Ты же разумный или только по фами-лии такой? А алиби?.. Я не спрашиваю, когда были эти убийства. Я никуда не хожу, все-гда дома. Вот и все алиби, которого для вас нет. А то, что этих мерзавцев убили - я дейст-вительно рад. Это не люди - нелюди, подонки.

  - Так говорить - нужны веские основания.

  - Основания тебе нужны, участковый? Есть основания. Когда-то давно трое их приперлись сюда, вот в этот как раз двор. Один стал кулаками махать, я его оттолкнул от себя. А он сделал шаг назад и упал. Упал прямо башкой на этот вот камень здоровенный, расшиб себе затылок и помер. Вот он этот камешек то, до сих пор здесь, его руками с мес-та не сдвинешь. Дальше ничего не помню - очнулся полуживой в СИЗО. Да, может быть я и виновен за убийство по неосторожности - толкнул все-таки я. Но в целях самозащиты. При хорошем адвокате вообще бы никакой статьи не было. А эти два поддонка пришили мне умышленное убийство. На суде совсем другой камень фигурировал, поменьше намного. Якобы я им, другим камнем, и размозжил череп мента. Свидетелей двое - Старовойтов с Горюновым. Они все и подтасовали. И самое главное - ты знаешь, Разумный, зачем они ко мне тогда приходили?

  - Не знаю, откуда мне знать? - пожал плечами участковый.

  - Я как раз по первому сроку тогда откинулся. Семь лет отсидел. Вот они и хоте-ли, что бы я никаких жалоб не писал. Били меня, запугивали. Девчонку эту они втроем изнасиловали. На меня случайно наткнулись, как на прохожего, который шел не в том месте и не в то время. Осудили меня тогда без каких-либо экспертиз, по одному чистосер-дечному признанию, которое сами менты и написали. А я подписал в беспамятстве - сильно они меня тогда били. Вот ты, Разумный, как это объяснить можешь? За что я си-дел?

  - Если ты говоришь правду...

  - Правду? - Перебил его Устинов. - Правда у меня есть, своя правда и единствен-но верная. А вот у вас, ментов, ее нет. Единственно - о чем сейчас жалею - не задавил этих сук, Старовойтова и Горюнова, собственными руками. Повезло кому-то другому. Но я все равно рад. Вот так и доложи своему начальству, что рад, но не убивал.

  И опять Устинов ушел в дом, оставив участкового во дворе со своими мыслями.

  "Если Устинов говорит правду... то надо доказать эту правду". Такое вот резюме мысли получилось у участкового. Он увидел на соседнем огороде женщину. "Надо бы зайти, поговорить".

  - Добрый день, хозяйка. Бог в помощь. - Поздоровался Разумный.

  - А... участковый, проходи. Здравствуй. Все по дворам ходишь, добрым людям покоя не даешь?

  - Это кому я покоя не даю? Добрых людей наоборот от всякого зла охраняю.

  - Да-а, вы наохраняйте... Соседу вот моему покоя не даешь.

  - А он добрый, сосед то твой? - С подоплекой спросил участковый.

  - Да уж не злой, как ты думаешь. Может и злой сейчас - отсиди-ка зазря столько лет. - Протопопова воткнула лопату в землю. - Может и злой на судьбу свою, на вас, мен-тов. А в действительности он добрый и хороший человек.

  - Зазря говоришь... Не зазря - он за убийство сидел. Все как положено - по суду.

  - Это так, все правильно говоришь - по суду, - Протопопова тяжело вздохнула. - Новенький ты здесь, ничего не знаешь. Не убивал он никого - липа все это ментовская. Липа. И все это знают. Все в округе.

  - А чего же ты тогда молчала, соседка, если он не виновен? Почему показаний не дала, если у тебя факты есть, а не домыслы?

  - Я же говорю тебе - новенький ты, ничего не знаешь. Старого участкового быст-ро на пенсию отправили. А ты молодой, тебя на пенсию не отправят - на зону могут, как соседа, на тот свет...

  - Ты что мне здесь говоришь, Протопопова, что несешь, пугать меня вздумала? - Возмутился Разумный.

  - На хрена ты мне сдался - пугать тебя... еще чего не хватало...

  - Зачем тогда чушь всякую мелешь. Почему раньше молчала?

  - Чушь мелю, раньше молчала, - взорвалась вдруг Татьяна. - Это ты здесь чушь мелешь, по дворам к честным людям ходишь... Не молчала я, а как положено дала пока-зания, допросили меня - потому как видела все своими глазами. Не убивал он никого, не убивал. Это они его, менты били. А потом один из них оступился и упал башкой о камень. Все видела, все рассказала. Вот здесь, на этом месте тогда стояла. Смотри - отсюда все видно в соседнем дворе. И где эти мои показания, где? Я тебя спрашиваю, а не чушь несу - где? В деле не оказалось ни свидетелей, ни моих показаний. А добрый человек срок отсидел. Из-за вас, ментов поганых. Чушь несу... иди отсюда... праведник нашелся из преисподней, - все продолжала кипятиться Протопопова.

  - Ты извини, Татьяна, я же не знал ничего, - опешил от такого поворота событий участковый. - Новенький, как ты сказала. Да-а-а, дела... а вчера и позавчера вечером ты соседа видела, может, заходила к нему?

  - Не заходила, но видела. И не раз - он курить часто во двор выходит, а может просто воздухом подышать. На свободе-то и воздух другой. Дышит и курит. А тебе зачем, опять какую-нибудь пакость затеваете?

  - Да нет, просто так спросил. Пока, Татьяна, удачи.

  - И тебе пока, участковый. Ходят тут всякие...

  Последнее Протопопова произнесла уже тихо, только для себя.

  А Разумный понял пока лишь одно - на время убийств у Устинова есть алиби. Но надо проверить еще одно - факт изнасилования. И Разумный пошел к Светлане.

  - Добрый день, Светлана.

  - Добрый день, Игорь Львович. Есть новости по моему заявлению?

  Светлана сильно заволновалась и это было заметно. Сильно заметно.

  - По заявлению новостей нет. Но вы очень нервничайте, Светлана, почему?

  - Нервничаю? Я не заметила. Но, может и нервничаю, а вы бы нервничали, если насильник из тюрьмы вышел, что у него на уме? - Она повысила голос.

  - Успокойтесь, гражданка Доровских, успокойтесь. Вы же понимаете, Светлана, что Устинов вам не опасен. И нервничаете вы совсем по-другому поводу. Вы боитесь других, не Устинова, я все знаю. С кем вы встречались, с Горюновым или Старовойтовым? Кто из них попросил написать заявление? Не молчите, Светлана, не молчите.

  Она нервничала, сильно нервничала. Руки тряслись и даже губы мелко подраги-вали. Доровских внезапно зарыдала.

  - Говори, Светлана, говори. Ну...

  - Это Горюнов приходил, он заставил написать, - всхлипывала Светлана.

  - Значит, это они тебя изнасиловали, они, а не Устинов? - Требовал и почти кри-чал участковый. - Они?

  - Да, да, да - они. Они трое... а потом заставили показать на другого, сказали, что вообще убьют. Я написала... Потом снова шантажировали, говорили, что если откажусь - получу срок за ложный донос. А там семь лет... Я не знаю... меня запугали. Что делать мне, что?

  Доровских закрыла лицо руками и рыдала вовсю, давая выход слезами накопив-шемуся страху.

  - Ничего не надо делать, Светлана, ничего. Твоих обидчиков нет в живых - они все убиты. Так что живи спокойно. А правду рассказать придется, настоящую правду. Ни-кто тебя не посадит, ты действовала под давлением. А вот оправдать Устинова и изви-ниться перед ним - тебе придется. Хочется тебе или нет, но придется.