- Понимаю, Иван Сергеевич, понимаю. С ним тяжело. Амбициозность, говни-стость, но мозги то есть. И этим все сказано. Пойдем, пора уже.

  В цехе уже стоял Загурский. Спеси, может быть, поубавилось, а может и нет. Та-кой не покажет вида перед охраной. Наверняка внутри все кипит от ярости. Куда он ее направит?

  - Вот этот материал, Валентин Дмитриевич.

  Михайлов протянул квадратный метр тонкого листового металла. Загурский взял, повертел его в руках. Что за сплав - не понял. Легче железа и алюминия. Бросил с пафосом на пол.

  - И вот из этой жестянки вы хотите делать корпус атомной подводной лодки? - спросил он с иронией у Михайлова.

  - Почему же только корпус? Реактор тоже будет внутри такой обшивки. Уйдет вся свинцовая составляющая. Представляете - насколько легче станет лодка? На тонны, на многие тонны. Это даст...

  - Хватит, - оборвал Загурский, - с меня хватит. Я уезжаю. Шизофренией занимай-тесь без меня.

  Он направился к выходу, но по кивку Фролова охрана схватила Загурского за ру-ки.

  - Вот что, Иван Сергеевич, - произнес Михайлов, - увещевания здесь, видимо, бесполезны. Я предлагаю следующее. Снимите с него штаны, привяжите к какой-нибудь станине и отстегайте ремешком хорошенько. Солдатским ремешком, до крови, чтобы по-чувствовал. А пока учите его уму разуму, пусть он материал в действии посмотрит, под прессом, например. Потом в этих листах его в сам реактор засуньте, где никакой свинец не спасет. А потом, с ученой жопой, уже ко мне.

  Михайлов ушел, слыша за спиной смех от последних слов. Он прошел в выделен-ную комнату, налил рюмку коньяка, выпил. Наверное, прав Фролов в своей характеристике. Ничего, это несколько остудит Загурского, сильно ударит по гонору, тем более прилюдная порка. В другой ситуации это бы озлобило, затаился бы он и отомстил. Не Михайлову или Фролову, государству бы отомстил, например, продав совершенно секретную документацию за рубеж. Здесь другое - он увидит, поймет и, как ученый, будет ошеломлен, а не озлоблен. Очень на это надеялся Михайлов, но не собирался лишний раз рисковать. Теперь путь для Загурского за границу закрыт навсегда.

   Он появился в комнате через час. Михайлов предложил сесть.

  - Спасибо, мне стоя удобнее.

  Николай не стал улыбаться, хоть и хотелось это сделать. Зачем лишний раз оби-жать.

  - Все посмотрели, Валентин Дмитриевич?

  - Все, Николай Петрович. Жаль, что сразу не мог даже предположить возможное.

  - И не надо было предполагать - надо было просто послушать и посмотреть.

  - Извините, Николай Петрович, но мне представить сие было невозможно.

  - Ладно, проехали, - отмахнулся Михайлов. - Надеюсь теперь вы не станете ки-читься простых инженеров, свысока разговаривать с подчиненными, потому как сами еще младенец в науке, несмышленыш. И я младенец, хоть и побольше вас знаю. Коньяк?

  - Пожалуй, можно. А вы расскажите немного о своем материале?

  - Вы его видели в действии, Валентин Дмитриевич, - Михайлов говорил, наливая коньяк. - С ним можно нырнуть на дно Мариинской впадины, на все одиннадцать кило-метров. Какая лодка на это будет способна? Никакая. А ваша нырнет запросто. Ваша лод-ка, ваша, Валентин Дмитриевич, - как бы предугадывая возражение, повторил Михайлов.

  Загурский взял коньяк.

  - Я не об этом, Николай Петрович, она не сможет нырнуть на такую глубину - элементарного веса не хватит.

  - Вот это уже конструктивно, Валентин Дмитриевич, это разговор. Но, поверьте на слово - нырнет и еще как нырнет. С вашей, естественно, помощью. Балласт - это за-бортная вода в любой лодке. Именно балласт регулирует глубину погружения. Я правильно понимаю?

  Загурский кивнул, отпил коньяк. Он уже слушал внимательно и заинтересованно.

  - Так вот, я продолжаю. Вы должны предусмотреть в своей конструкции объем балласта в многократно меньшем размере. Я не оговорился - именно меньший объем. Это, в свою очередь, позволит, как и метал, увеличить полезный, рабочий объем лодки. Я же в свою очередь дам вам балласт не из воды. Он будет образовываться и исчезать по мере надобности. Принцип простой - есть вес - нет веса, есть вес - нет веса. Вы задаете на приборе необходимый вес балласта и все. Расположите его на лодке из расчета - один кубический сантиметр, подчеркиваю - сантиметр, десять тон.

  - Сколько, сколько?

  - Десять тонн. Теперь вы понимаете, что лодке требуется кардинальная пере-стройка. И опять же - наши атомоходы станут безопасными. Этот тоненький лист метал-ла, Валентин Дмитриевич, способен выдержать взрыв атомного реактора в непредвиден-ной обстановке. Ни взрывная волна, ни радиация - не просочится ни что. Вот, за этим я и позвал вас сюда. Никто другой этого не увидит, а про меня и вы забудете. Договорились?

  - Да-а, вас забудешь...

  Загурский так и остался стоять, потрогал заднее место и они расхохотались враз.

  - Какой же я все-таки идиот, - сквозь смех произнес Загурский, - не смог такого великого ученого разглядеть.

  - Можно совет, Валентин Дмитриевич? Вы осознали свою ошибку, но из заданной системы координат не вышли. По ней - теперь я на олимпе, а вы внизу. Надо выбрать к общению другую - обыкновенную ступенчатую. Вы здесь, - Михайлов показал уровень ладонью, - я чуть выше. Кто-то здесь и здесь, и здесь. - Его ладонь поползла вверх. - А там, на самом верху далеких галактик тоже сидит кто-нибудь и отмеряет ладонью уровни. Нам трудно, сложно или невозможно пока понять самую ближнюю ступеньку. Это как первобытному человеку объяснять принцип работы автомата. Стрельбу услышит, увидит, но поймет ли? Я понял свое. А кто-то, может еще в пеленках пока, способен познать неведомое нам с вами.

  - А вы не только ученый, Николай Петрович, философ еще вдобавок.

  - Философы, Валентин Дмитриевич, они тоже ученые. Да Бог с ней, наукой. Сегодня отдыхаем, сейчас стол накроют.

  - Согласен, но если можно - последний вопрос. Почему к вам так подобострастно охрана относится, генерал этот Фролов в частности?

  Михайлов задумался на секунду.

  - Вы знаете, Валентин Дмитриевич, когда-то мне приходилось общаться с воен-ными. Не с ФСБ, а именно военными, армейцами. Я чисто гражданский человек и они общались со мной... вот, как вы недавно, извините. Солдатом никогда не был, но при-шлось Президенту мне генеральское звание дать. Я генерал, Валентин Дмитриевич, по-этому и общение соответствующее. Ровня.

  - Да какие они вам ровня...

  - Простите, Валентин Дмитриевич, вы обыкновенный шкаф смастерить сможете? Выстрогать, выпилить, прибить.

  - Я же не столяр.

  - Вот именно - не столяр. Значит в столярном деле вы ему точно не ровня. Так - подсобник, может быть, не более. Главное - вы меня поняли и...

  Загурский улыбнулся.

  - С вами, Николай Петрович, точно лучше коньяк пить, чем рассуждать. Я многое понял сегодня, спасибо.

  Поезд пел свою обычную песню - тук-тук, тук-тук, тук-тук. Какому-то уставшему путнику хорошо засыпалось под этот равномерный стук колес, кому-то он не давал за-снуть, навевая дремоту.

  Михайлов ехал домой, в свой родной город. Пусть не самый большой, но свой, пусть один из самых грязных, но любимый. Он очень редко мог заснуть в дороге и сейчас дремал - то ли спал, то ли нет. На какое-то мгновение провалился в забытье и сразу же очнулся, как ему показалось, с бьющимся, колотящимся сердцем. В сознании пронеслись громовые слова - "действуй, посланник". Он приподнялся на локтях и огляделся - слы-шал ли кто этот громовой голос? Казалось, он разбудил весь поезд, всю округу. Но рядом мирно дремала охрана, которая никогда ранее подобного себе не позволяла. Николай опустился на спину, чуткая охрана услышала шорох и очнулась. Оглядывалась, не пони-мая - не спали же.

  Михайлов прикрыл веки, чтобы не смущать охрану. Значит, только ему предна-значался этот необычный, неземной голос, только в его мозг вошли и осели не дающие покоя слова.