Выйдя из Гибралтарского пролива, военные суда «Инвинсибл» и «Инфлексибл» направились на юго-запад.

— Но почему же на юго-запад? — с живостью перебил Ринтельн. — Ведь они не знали, где находился Шпее?

— Они знали, где он должен был находиться, — отвечал Хершель.

Адмирал продолжал рассказ, как бы рассеянно всматриваясь в даль.

— Я ему телеграфировал, — сказал он тихо, — чтобы сообщить ему, что английские корабли собирались его встретить… и он точно явился к назначенному месту свидания.

Ринтельн находился в генеральном штабе берлинского адмиралтейства во время этого инцидента. Каково же было его волнение, когда он узнал всю правду о том, что всегда являлось тайной для Берлина. Почему фон Шпее отправился к Фолклендским островам? Это была такая непонятная загадка, что сам кайзер написал на полях донесения о катастрофе:

— Причина, побудившая Шпее атаковать Фолклендские острова, все еще остается тайной.

А Германии было только известно, что Шпее в результате разговора с германским посланником в Вальпарайзо созвал собрание штаба и командиров крейсеров на флагманском судне, чтобы сообщить им о своем намерении обойти вокруг мыса Горн и направиться к Фолклендским островам. Все стали его убеждать отказаться от этого опасного плана. Но уговоры были напрасны. Шпее никому не открыл тайны, что им была получена секретная телеграмма, посланная на имя адмирала, командующего эскадрой, «лично», в которой был приказ уничтожить станцию беспроволочного телеграфа в порте Стэнлей. Телеграмма была с точностью составлена по обычной формулировке германского адмиралтейства. Она была написана секретным шифром, и предписание носило категорический характер. На депеше была надпись «лично», и это обстоятельство указывало, что содержание ее нельзя было сообщать никому, даже офицерам. Но телеграмма эта исходила не из германского адмиралтейства. Англичане, по-видимому, как бы предвидели замечание, вырвавшееся у Шпее на банкете, устроенном в его честь в Вальпарайзо, когда восторженные немцы забросали его цветами.

— Это цветы на мои похороны, — прошептал он.

Один из моих прежних коллег, сэр Уильям Аллардис, был как раз губернатором Фолклендских островов, когда Шпее явился туда на «назначенное свидание». Он и рассказывал мне, как кончилась вся эта история. 7 декабря адмирал Штурди подплыл к порту Стэнлей на своих военных судах «Инвинсибл» и «Инфлексибл», не останавливая паровых машин. Он подоспел как раз вовремя, так как через 12 часов с наблюдательного поста на вышке дали сигнал о появлении эскадры, приближавшейся к острову на всех парах. Порт Стэнлей, окруженный высокими холмами, идеальный пункт для скрытия эскадры. Штурди опасался только, как бы не заметили дым, поднимавшийся из труб его судов над холмами. Но этого не случилось, и эскадра продолжала продвигаться вперед, в то время как английские суда готовились к нападению. Германские суда находились слишком близко от порта, чтобы успеть удалиться, когда после поднятия тревоги они хотели удрать. Всем известно, что произошло потом. Замечание фон Шпее относительно цветов оказалось пророческим.

Ринтельн провел ночь в отделении военной полиции в ожидании конвоя, который должен был его сопровождать в концентрационный лагерь для офицеров в Доннингтон-холл, где он, впрочем, был весьма холодно принят остальными пленными, полагавшими, что это английский шпион, подосланный для того, чтобы разузнать, каким образом Гютнер Плюшоф, германский летчик из Цингтау, сбежал из лагеря. Вскоре после этого фон Ринтельн был приглашен в канцелярию коменданта для нового допроса при участии адмирала Холла и лорда Хершеля. Они спросили его о его деятельности в Соединенных Штатах и пытались даже прийти к какому-нибудь компромиссу, чтобы избегнуть передачи его в руки американских властей, но он решительно отказался отвечать. Однако он сознался, что передавал донесения в Германию через женщин, которые не были замечены полицией британских портов. Несколько дней спустя он получил письмо от адмирала Холла.

«Ваше поведение последнего времени заставило меня призадуматься… Улики, которые постепенно накоплялись против вас, не могут быть более оставлены без внимания, и я в настоящее время поставлен в положение, не дающее мне никакого выбора относительно мер, которые я должен принять».

Через некоторое время в лагерь приехал офицер, чтобы отвезти фон Ринтельна в лондонский Тауэр, где он ждал два дня созыва военного совета, перед судом которого он должен был предстать. В часы прогулки он находился под стражей караула гвардейских гренадеров. Один из них, желая его утешить, сказал ему на ухо:

— Не огорчайтесь, сэр, пять наших королей были казнены в Тауэре.

Фон Ринтельн был обвинен в том, что высадился на британскую территорию в военное время, так как его хотели признать не военнопленным, а простым штатским, и передать его вследствие этого в руки американских властей, чтобы он ответил перед ними за свои действия, противоречившие нейтралитету Соединенных Штатов. Но он без труда доказал, что высадился не по. своей воле, и был оправдан. На другое утро ему показали газету, в которой жирным подзаголовком было напечатано:

«Капитан Ринтельн казнен как шпион в лондонском Тауэре».

Когда он вернулся в Доннингтон-холл, отношение к нему его товарищей совершенно изменилось. Человек, которого судили в военном совете, не мог быть английским шпионом. Но этим история еще не закончилась. К нему являлись сыщики и американские юристы, которые старались убедить его возвратиться по собственной воле в Соединенные Штаты, указывая ему, что у англичан он находится под угрозой расстрела. Гораздо позже мы узнали действительную цель, которую преследовали посещения этих американцев. Германское посольство в Вашингтоне договорилось с властями, что он будет арестован тотчас же по его прибытии в Соединенные Штаты и затем отпущен на свободу под залог в пять тысяч фунтов. Посольство рассчитывало спрятать его затем на торговом пароходе «Дойчланд», который отложил бы с этой целью свой выход в море на два дня.

Между тем мы не переставали собирать сведения об его деятельности в Соединенных Штатах. Некоторые из его сообщников, участвовавших в поджоге кораблей, были арестованы и во всем сознались. Было установлено, что он организовал взрыв верфей Блэкпайер, когда военное снаряжение уже было погружено; узнали также, что он поощрял и оплачивал изготовление сложной машины, чтобы испортить руль корабля, как только начнут им управлять; что он был первым, кто предложил убедить Мексику напасть на Соединенные Штаты, что он был повинен в забастовках среди ирландцев-докеров, грузивших снаряды на суда, и пр. Он нес ответственность за множество преступлений, но я считаю, что поджог кораблей, на которых столько невинных матросов лишилось жизни, было самым тяжелым из них, тем более, что в качестве морского офицера он должен был прекрасно понимать, что такое пожар в открытом море.

Американцы настаивали, чтобы он был передан в их руки, но мы не переставали давать им все один и тот же ответ: «Мы не можем выдать военнопленного нейтральному государству, какие бы преступления он ни совершил». Я обсуждал этот вопрос с секретарем американского посольства. «Как только ваша страна вступит в войну на стороне англичан, я советую вам возобновить ваше требование. Я не знаю ни одного международного закона, который запрещал бы находящимся в состоянии войны государствам выдавать военнопленных одному из его союзников».

Два события должны были ухудшить положение фон Ринтельна: прибытие в Фалмутфон Папена, который возвращался в Германию, после того как он стал «нежелательным иностранцем» в глазах американского правительства, и получение депеши Циммермана, посланной на имя германского посланника в Мексике, именно той телеграммы, в результате которой Соединенные Штаты вступили в войну. Я уже рассказывал выше, что документы, захваченные у фон Папена в Фалмуте, содержали явную улику против фон Ринтельна в виде чековых талонов; это было вещественное доказательство, которое мы тотчас же передали американским властям. В день, когда Америка объявила войну, секретарь посольства, о котором я упоминал выше, пришел сообщить мне, что американцы, по моему совету, возобновили требование о выдаче Ринтельна и получили согласие на это. В назначенный срок фон Ринтельн был увезен из Доннингтон-холл одним из моих инспекторов в сопровождении вооруженного стражника для защиты его против эксцессов толпы в Ноттингеме; там он сел в поезд, отходивший в Ливерпуль, а затем пересел на пароход общества «Уайт Стар — Адриатика». В Ливерпуле конвойный разрешил ему позвонить по телефону адмиралу Холлу в лондонское адмиралтейство.