В показе нашей борьбы на фронте и в тылу нужно говорить не только о героическом, заслуживающем подражания, но и о недостатках. Следует сочетать положительное с отрицательным, как это и есть в жизни.
Шумилов замолчал. Почему-то посмотрел на меня так внимательно, будто видит в первый раз. А потом сказал:
— Надо готовиться к худшему. Не исключено, что придется отстаивать дом за домом, улицу за улицей. В печати уже сейчас следует давать побольше практических советов, как вести рукопашный бой, использовать любые средства для истребления врага.
Необходимо, — продолжал он, — сосредоточить огонь нашей критики по трусам, паникерам, дезертирам. Надо окружить их общественным презрением, чтоб земля горела у них под ногами. В то же время поддержать малодушных, помочь им стать на ноги, избавиться от постыдного чувства страха. От малодушия до трусости один шаг! Важно методично, изо дня в день публиковать письма и корреспонденции, вызывающие у людей новый прилив духовных сил и энергии, воспитывающие ненависть к трусам. Паникерство, малодушие, трусость, неверие в наши силы — самый страшный пособник врага в нынешних условиях.
Я подробно записал все, о чем говорил Н. Д. Шумилов, Разумеется, все это относилось и к «Смене». Были и у нас элементы крикливости, трескотни. Советы читателям, как готовиться к обороне в условиях уличных боев, мы давали, но маловато.
Я обещал секретарю городского комитета партии рассказать об этих замечаниях и требованиях редакционному коллективу. Уже с сегодняшнего дня мы сделаем необходимые выводы при подготовке и редактировании наших материалов. Заверил, что все это обмозгуем и учтем при составлении плана редакционной работы на ближайшее время.
Мои товарищи, как и следовало ожидать, по-партийному восприняли замечания в наш адрес и принялись активно проводить их в жизнь.
В завтрашнем номере «Смены» появится статья Героя Советского Союза А. Краснова «Мужество и храбрость рождаются в боях». Она прямо отвечает на новые требования. В горкоме могут даже подумать, что мы сверхоперативны. На самом же деле этот материал давно готовился к печати и мы лишь ускорили его публикацию. Несколько слов об авторе. Майор А. А. Краснов, человек необычайной храбрости, воинской доблести, смекалки, командир полка 70-й стрелковой дивизии. Эта дивизия еще до войны входила в состав нашего округа. Костяк ее составляли ленинградцы. Прославилась она во время военного конфликта с Финляндией. В феврале 1940 года ее войска прорвали линию Маннергейма и стремительно вышли в тыл выборгской группировки противника, заставив его капитулировать. Для этого орудия и танки, приданные дивизии, с пехотой на броне совершили бросок по льду Выборгского залива.
В первый же месяц Великой Отечественной войны 70-й дивизии доверили принять участие в нанесении контрудара по противнику в районе Сольцов, бок о бок с войсками Северо-Западного фронта. Удар, как известно, был неожиданным для противника. Он сорвал замыслы гитлеровского командования по молниеносному овладению Ленинградом. Бойцы ее впервые ощутили на берегах Шелони сладость победы над фашистами. Но потом дивизии пришлось испытать и горечь отступления. С тяжелыми боями пробивалась она к Ленинграду и в последнее время, когда готовилась наша статья, сражалась под Пушкином и Павловском.
Статья получилась, по общему признанию, интересная, поучительная. Вернее, это была запись беседы. Анатолий Андреевич не охочий до всякого рода «писанины», как он любил выражаться, рассказывать был мастер! Язык у него сочный, по-военному лапидарный. Вообще это был человек во всех отношениях незаурядный. Громадного роста, весельчак, балагур. Густые черные усы придавали ему вид заправского рубаки кавалериста, хотя он никогда им не был.
Вот отрывок из статьи, получившей широкий отклик у читателей:
«Героизм, мужество, самоотверженность. Кто из нас не произносил этих священных слов? Кто не восхищался боевыми подвигами наших героев? Но кто скажет мне, что героями рождаются? Героизм, стойкость — это сила воли, а волю эту можно воспитать в себе. Молодые люди, бывало, говорили мне:
— Вам, конечно, ничего не страшно, вы — Герой Советского Союза.
И я должен был рассказывать им, что я — обыкновенный пензенский агроном и что, честно говоря, в первом бою мне было тоже боязно.
Наши бойцы — храбры и стойки. Но есть и такие, в ком страх затмевает все чувства. Они думают: только бы скрыться, только бы уйти подальше оттуда, где взвизгивают пули, где от разрывов стонет земля. И хочется крикнуть такому человеку: «Остановись! Куда ты бежишь? Что скажешь ты старухе матери, жене и детям или любимой девушке, убежав с поля боя? Там страшно? Но что будет, если враг, не встретив твоей пули, твоего штыка, продвинется вперед? От врага не убежишь, он настигнет тебя…»
Я видел много храбрых и стойких людей. Я видел, как оставались на своих местах бойцы, когда на них мчались немецкие танки. Один наш пулеметчик бил по вражеской пехоте, следовавшей за танками, до тех пор, пока его не придавило тяжелой гусеницей. Это не напугало остальных, а лишь еще больше озлобило. Бутылками с горючей смесью, связками гранат красные пехотинцы выводили из строя машину за машиной. Не советская пехота дрогнула, а немецкие танки. Они повернули обратно».
День 19 сентября стал днем боевого крещения и для нас, сменовцев. С утра стояла солнечная погода. На небе ни облачка. С тревогой ожидали мы налета. И вот вечером, в половине пятого на город двинулись бомбардировщики: 280 самолетов участвовало в нападении. Это была самая сильная, самая жестокая бомбардировка Ленинграда с начала войны. Продолжалась она несколько часов подряд. Было сброшено более пятисот фугасных и полторы тысячи зажигательных бомб. Кроме того, начиная с двух часов ночи и до семи вечера почти непрерывно вела обстрел вражеская артиллерия.
На этот раз бомбы рвались в непосредственной близости от нашей редакции. Одна из них попала в здание типографии имени Лоханкова, расположенной на нашей Социалистической улице. Бомба мало того, что разрушила до основания все здание, оставив только коробку с глазницами окон, но и повредила соседние. В нашем доме вылетели все стекла, обращенные на улицу. После бомбежки я вошел в свой кабинет и не узнал его: комната была усыпана стеклом, вдребезги разбилось не только большое — во всю стену — зеркальное окно, но и стекла в книжном шкафу, позади письменного стола. На уровне головы в деревянную часть дверцы вонзился рваный осколок. Пришлось перебраться в ту часть помещения, которая выходила окнами во двор, а пустые проемы забить фанерой, чтобы сберечь тепло.
На наше счастье, в этот момент никого не было в наружной части здания. Поэтому никто не пострадал. Еще несколько бомб упало совсем недалеко от нас на Большой Московской улице. Одна из них угодила во двор дома, где я жил до переезда на Лесной проспект. Другая разорвалась посредине улицы. Громадные разрушения, много жертв! Особенно пострадал первый этаж, где была как раз наша квартира. Все это я увидел поздно вечером.
В этот же день было сильно повреждено здание театра оперы и балета, бывшего Мариинского, — красы и гордости Ленинграда. Бомба весом 250 килограммов попала в правое крыло, пробила насквозь шесть междуэтажных перекрытий и только тогда разорвалась. Взрывная волна распахнула все двери зрительного зала. Взрыв был настолько велик, что железный занавес отодвинулся на целый метр. Вся мебель в зале и ложах превращена в обломки.
Но самая ужасная катастрофа произошла в этот день на Суворовском проспекте, неподалеку от Смольного. Здесь в большое многоэтажное здание, где размещался госпиталь, попало шесть фугасных и множество зажигательных бомб. От взрывов рухнули верхние этажи. Только в результате мужественных действий пожарников комсомольского полка и девушек из участковых команд МПВО удалось спасти большинство находившихся в здании людей. И все же более шестисот тяжело раненных солдат и офицеров, которых не успели унести в бомбоубежище, были убиты и завалены обломками.