Ленинградские газеты опубликовали немало писем читателей, рассказывающих о гибели близких, о ненависти, которую они питают к убийцам детей, стариков, женщин, раненых. Один из этих потрясающих по силе человеческих документов запомнился мне. Это письмо Н. Пахалиной, проживавшей на улице Маяковского в доме № 2. «Слушайте меня, бойцы!» — называлось оно.
«У меня была семья. Большая, дружная семья. Каждый вечер после работы мы собирались вместе, — я, моя сестра Тамара, дети. Наша мать, Анна Григорьевна, хлопотала вокруг нас.
И вот вечером, как обычно, мы пришли после работы. Мы увидели, что дом наш разрушен бомбой. Мы стали искать нашу мать, наших детей — их не было нигде. Мы нашли их мертвыми под обломками дома.
Моей дочурке Люсе было пять лет. А племяннику Юрочке всего два с половиной года.
Почему на детей направили проклятые убийцы свое оружие? За что убита фашистами моя мать, которая всю жизнь трудилась, которая 38 лет проработала на производстве?! Я все время думаю об этом. И я поняла. Я поняла не только умом, но всей своей душой, всем сердцем… Потому что фашисты— это взбесившиеся звери, которым не должно быть места на земле.
Бойцы, слушайте меня! К вам обращается советская женщина. Кровь убитых вопиет о мщении! Бейте врага. Ночью и днем, бейте без передышки.
Мне очень тяжело сейчас. Все время я думаю о тех, кого я потеряла. Но еще больше, чем горе, меня мучает ненависть к врагу. Я не успокоюсь до тех пор, пока убитые не будут отомщены.
Дорогие бойцы! Уничтожайте без жалости кровавых псов фашизма!»
Конец недели — 21 и 22 сентября — прошел в городе сравнительно спокойно. В субботу погода выдалась хмурая, нелетная. А в воскресенье, хоть и было солнечно, вражеские самолеты не появлялись. Причина стала известна на другой день— враг снова обрушил всю мощь авиации, сосредоточенной под Ленинградом, на Кронштадт и корабли, стоявшие на рейде/ В налете участвовало до четырехсот бомбардировщиков.
В этот день впервые в бой вступили штурмовики ИЛ-2, только что прилетевшие из Москвы на подкрепление. Одна группа самолетов штурмовала танки и мотопехоту под Ям-Ижорой и Красным Бором, а другая — позиции врага под Ораниенбаумом, где гитлеровцы пытались предпринять новое наступление против нашего Приморского плацдарма. Досталось и аэродромам противника. В этот день был нанесен существенный урон фашистской авиации — уничтожено 32 самолета: одиннадцать сбиты в воздушных боях, семь — огнем зенитчиков и четырнадцать разбомблены на земле. Кроме того, не менее тридцати самолетов были повреждены.
Ленгорисполком вынес решение: отныне после сигнала воздушной тревоги продолжают работать столовые, кафетерии и буфеты, продуктовые магазины и ларьки, парикмахерские. Жизнь показала, что без этого обойтись просто невозможно: люди остаются без обеда, без хлеба.
В субботу вечером мы получили материалы о награждении работников Кировского завода за освоение производства тяжелых танков. Публикуем на первой полосе указы Президиума Верховного Совета СССР и крупным планом портрету новых Героев Социалистического Труда — директора завода И. М. Зальцмана и главного конструктора Ж. Я. Котина. Вся третья полоса посвящена молодым кировцам, отличившимся в соревновании. Здесь статьи директора завода и секретаря комитета комсомола, выступления самих производственников.
Награда заслуженная! Тяжелые танки кировцев очень сильно помогают защитникам города. Правда, их пока выпускается недостаточно. Но то, что сделано за эти три месяца в Ленинграде, получит продолжение в неизмеримо больших масштабах на Урале, где развертывается массовое производство КВ. Многие из тех, кого мы чествуем, находятся на пути в Челябинск.
В передовой статье «Образцы трудового героизма», опубликованной вместе с материалами о награждении, мы горячо поздравили коллектив Кировского завода и его славную молодежь.
По мнению товарищей из горкома ВЛКСМ, «Смена» достойно отметила трудовой подвиг рабочей молодежи и всего коллектива кировцев. Но сколько труда пришлось затратить, чтобы подготовить материалы!
Об указах мы узнали только накануне, в пятницу вечером. Ранним утром на завод отправились Юдифь Бродицкая и Нина Романова. Выбор пал не случайно: Бродицкая — мастер писать очерки, Романова тяготеет к репортажу — умеет быстро собрать нужные сведения и тут же сделать зарисовку.
Наши женщины отлично справились с поручением. Они собрали весь необходимый материал и вовремя сдали в секретариат целую полосу.
Однако главными трудностями, которые пришлось преодолеть журналисткам, были не сбор ц подготовка материалов. Завод находился в непосредственной близости от фронта. Сюда долетали теперь не только снаряды, но и мины. Примыкавшие к заводу улицы и площади подвергались интенсивному обстрелу. В связи с этим трамваи в том направлении почти не ходили. Нужно было добираться пешком. Утром это удалось сделать довольно быстро, а на обратном пути Бродицкую и Романову несколько раз останавливали патрули и заставляли укрыться в бомбоубежище. Кое-где удавалось убедить пропустить их, но чаще приходилось подчиняться и ждать конца обстрела. Наши посланницы очень нервничали — они понимали, как волнуются в редакции, ожидая их с материалом.
Нина Романова и сейчас работает в «Смене», куда она пришла задолго до войны, еще девочкой. А Юдифь Викторовна стала писательницей, автором книг о воспитании молодежи. Встречаясь, мы вспоминаем вечер, когда они ходили на завод, как наконец-то появились в редакции, измученные, но улыбающиеся, — задание было выполнено!
В этом же воскресном номере «Смена» сообщила своим читателям и горькую весть: оставлен нашими войсками город Киев, столица Советской Украины. Ленинградцам особенно тяжело слышать об этом. Гитлеровцы провозгласили главной целью военной кампании этого года — захват Москвы, Ленинграда и Киева. Одна из целей достигнута. Правда, не так быстро, как они рассчитывали, и ценою больших потерь, но все-таки достигнута.
Мне предстояло прокомментировать это известие в докладе о текущем моменте на Витебском вокзале вечером того же дня. В кармане у меня лежала путевка городского комитета партии. Признаться, с тяжелым сердцем шел я исполнять партийное поручение.
Витебский вокзал — в прошлом Детскосельский, а еще раньше Царскосельский — уже бездействовал. Поездам ходить было некуда!
Собрались в просторном красном уголке вокзала. Главным образом старики, несколько женщин, пять-шесть подростков, а всего человек пятьдесят. Слушали внимательно. О положении на других фронтах, об обстановке под Ленинградом.
Я не скрывал всей трудности положения: фашисты подошли вплотную к городу. Фронт проходит через Стрельну, Пулково, Колпино, по берегу Невы до Ладожского озера. Враг продолжает рваться в город. Особенно упорные бои идут сейчас на правом крыле Пулковской позиции. Здесь поселок Финское Койрово и станция Горелово по нескольку раз в сутки переходят из рук в руки. Но есть все основания полагать, что у противника силы на исходе, что он измотан, смертельно устал. Привел свежее письмо, найденное у только что убитого гитлеровца. Меня им снабдили накануне в отделе пропаганды горкома партии. Лейтенант писал своему отцу: «Я полагаю, что мы имели в эти дни потери, во много раз превышающие все потери, что мы понесли во время польского и французского походов вместе взятых… Мы все надеемся, что до зимы все кончится, но на всякий случай я начал припасать теплые вещи».
Отчаянные письма пишут своим родичам маннергеймовские вояки. Вот одно из них, найденное в захваченных нами окопах близ Белоострова:
Дорогой брат! Пишу тебе с передовой линии в момент, когда русские ведут минометный огонь. Только что вернулся с места расположения командира взвода, где узнал, что мы должны провести проволочное заграждение около железной дороги в 50–70 метрах от русских. Это — ужасный приказ. Здесь приказы отдаются безумными офицерами-нацистами, и за невыполнение таковых мы подвергаемся жестоким расправам— или будешь расстрелян. Да, это настоящее проклятие… Если бы я мог передать тебе всю картину моего положения…»