Еще одно изменение в воздушной тактике врага приметили мы в октябре. Самолеты прорьгвались небольшими группами по 20–30 машин, промежутки между волнами стали предельно короткими: нападение начиналось с наступлением темноты и продолжалось весь вечер и большую часть ночи, держа население города в состоянии постоянного напряжения.

Враг стремился зажечь как можно больше пожаров. Тоже, видно, в расчете, что огонь не смогут тушить, не хватит сил. С самолетов за октябрь было сброшено вдвое больше зажигательных бомб по сравнению с сентябрем — почти 60 тысяч.

Жертв очень много. Особенно велики и тягостны они в разрушенных зданиях. Один из наших товарищей присутствовал при раскопках в самом центре города на улице Марата в многоэтажном доме № 74. Это случилось в понедельник, 13 октября. Под обломками оказались десятки людей. Многие из них еще были живы, умоляли о спасении. Кого-то спасли, а к кому-то, увы, помощь пришла слишком поздно!

Не меньше разрушений, пожаров, кровавых жертв приносили вражеские обстрелы. В октябре они участились и длились ежедневно в среднем по 4 часа 52 минуты. За это время по городу было выпущено 7500 снарядов (в сентябре на 2200 меньше).

Опасность состояла прежде всего в том, что под обстрел вы могли попасть неожиданно, не успев уйти в укрытие. Правда, вскоре наловчились предупреждать по радиосети жителей микрорайона, куда падали снаряды, но и для этого требовалось известное время. На фасадах, обращенных к югу, стали писать предупреждения об опасности. Это спасало от лишних жертв. И все-таки их было много. Осенью погибло от снарядов около семисот человек и ранено — почти две с половиной тысячи.

Стреляли гитлеровцы из дальнобойных орудий, установленных на железнодорожных платформах, с Дудергофских высот, в частности с Вороньей горы. Но и наши артиллеристы с каждым разом все точнее засекали по звуку вражеские батареи. Тут же в штаб сообщались координаты, и тяжелые корабельные орудия открывали огонь, стремясь с первых же выстрелов подавить батареи противника. Так приобрела первостепенное значение еще одна служба обороны — контрбатарейная борьба. В первые недели осады руководство этим было возложено на опытнейшего артиллериста контр-адмирала И. И. Грена. К нему поступали все сведения о стрельбе вражеских батарей, и он тут же отдавал необходимое приказание морякам, которым ближе и удобнее было подавить огонь противника. Со временем эта служба стала более совершенной: координировались усилия фронта и флота с привлечением авиации в качестве разведчика.

Контрбатарейная борьба сыграла весьма важную роль в защите города: фашисты не успевали пристреляться, как на их головы обрушивался огонь наших пушек.

Много лет спустя, работая в «Правде», мне довелось председательствовать на встрече в редакции с видными военачальниками-артиллеристами в связи с 20-летием Победы. Присутствовали на ней теперь уже покойные Главный маршал артиллерии Н. Н. Воронов и маршал артиллерии Г. Ф. Одинцов. Оба они, как известно, сыграли видную роль в обороне Ленинграда.

Заключая беседу, я, ссылаясь на личные наблюдения, высказал мысль, что контрбатарейная служба спасла Ленинград от разрушения, что не будь она столь надежной и мощной, город пострадал бы значительно сильнее. Фашисты в точности знали не только расположение улиц, но и местонахождение зданий, все время пытались разрушить лучшие из них. И разрушили бы, если бы не решительные ответные действия наших артиллеристов. И Н. Н. Воронов и Г. Ф. Одинцов поддержали меня. Вскоре после этого мне в руки попал «Ленинградский дневник» В. Саянова. С удовлетворением прочел я в нем: «Часто приходится слышать недоуменные вопросы людей, впервые увидевших Ленинград после блокады:

— Как же смогли спасти город от разрушения? Ведь огневые позиции вражеской артиллерии были так близко от Эрмитажа и Медного всадника, Зимнего дворца и Казанского собора, Адмиралтейства и Исаакия… Неужели фашисты щадили эти исторические здания?

Нет, фашисты, конечно, здесь ни при чем… Они бы охотно превратили город в руины. Русские артиллеристы спасли Ленинград от разрушения».

Это еще одно авторитетное свидетельство крупного писателя, человека в высшей степени наблюдательного, проработавшего все девятьсот дней блокады в качестве фронтового корреспондента.

Гитлеровцы, разумеется, были осведомлены о продовольственном положении в Ленинграде. Теперь они прежде всего уповали на голод, который, по их расчетам, должен заставить ленинградцев сдаться на милость победителей (какую они готовили «милость», мы с вами знаем). С этой целью фашисты приложили немало усилий, чтобы дезорганизовать нашу систему снабжения, подорвать ее изнутри. Началось с того, что в магазинах были задержаны подозрительные люди с фальшивыми хлебными и продуктовыми карточками при попытке получить паек. Происхождение этих подделок не вызывало сомнения — они были сфабрикованы по ту сторону фронта. То были отдельные случаи, для предупреждения которых нетрудно принять эффективные меры. Но были пресечены попытки и более опасного свойства.

Об одной такой вражеской авантюре крупного масштаба, вовремя обнаруженной бойцами комсомольского полка охраны революционного порядка, рассказал мне помощник начальника политотдела Ленинградской милиции по комсомольской работе Саша Горбунов. События развертывались в такой последовательности:

…В тот день сигнал воздушной тревоги звучал не однажды. Вражеские самолеты нет-нет да и появлялись над городом, но держались на высоте, недосягаемой для зенитного огня, и бомбы не сбрасывали. То тут, то там завязывался воздушный бой. Это советские истребители атаковали врага. В воздухе стоял неумолкаемый гул самолетов — вражеских и наших. К этому успели привыкнуть. Тем не менее во всех районах бойцы комсомольского полка охраны революционного порядка несли сторожевую вахту, каждый на отведенном ему посту.

Первыми заметили неладное бойцы отделения Геннадия Кривуна, в которое входили студенты Политехнического института, дежурившие на своей территории в Сосновке. Они увидели, как от немецких самолетов отделились черные точки и стали медленно снижаться.

— Непохоже на бомбы, — заметил Валерий Орлов.

— Да это же детские шары! — воскликнула Зина Олещук.

И действительно, круглые предметы, похожие на большие мячи, росли на глазах, постепенно приближаясь к земле. Некоторые, относимые ветром, скрылись за облаком. Вдруг один из шаров лопнул, за ним другой, третий. В воздухе замелькали кусочки бумаги.

— Наверно, опять листовки, — предположил Кривун. — Надо проследить, куда упадут, да собрать.

Первым подбежал к упавшим бумажкам Анатолий Трифонов.

— Деньги! Хлебные карточки! — поразился он.

Ребята моментально смекнули в чем дело: фальшивки! Враг пошел на очередную провокацию в расчете на то, что голодные люди припрячут карточки, чтобы получить дополнительные пайки. А это сократит и без того скудные запасы, строго рассчитанные на каждый день.

— Зина, мигом в штаб! — скомандовал командир отделения- Ты, Анатолий, и ты, Валерий, бегом по домам! Поднимайте пионеров и комсомольцев. Всюду расставьте посты! Немедленно выделите сборщиков!

Вслед за отделением Кривуна шары с фальшивками были обнаружены на Песочной улице. Там на крыше Электротехнического института дежурили студенты, бойцы комсомольского полка, командир отделения Василий Шевчук, Михаил Рубцов, Константин Круглов, Надежда Забелина. И здесь сразу же поняли, чем грозит вражеская диверсия, и сообщили в свой штаб. Почти одновременно шары были замечены и в других районах — за Московской, Невской и Нарвской заставами. Командование комсомольского полка, предупрежденное бойцами из Выборгского и Петроградского районов, сообщило о случившемся начальнику Ленинградского управления милиции Е. С. Грушко. По его указанию были приняты предупредительные меры. По всему городу разнеслась тревожная весть: враг сбросил фальшивые карточки и деньги. Отделения милиции и общественность домов подняли на ноги население. Руководители предприятий и учреждений также были поставлены в известность о возникшей угрозе. Тысячи фальшивок были собраны и сданы на специальные приемные пункты. Магазинам и столовым были даны инструкции, как отличить подделку от подлинника.