5 сентября… Здравствуй, папа! С 14 до 15 часов все время трещали зенитки, было опасно выйти на улицу. Поэтому отправляю письмо вместе с предыдущим. Бабушка очень боится теперь налетов… Ну ладно, хотел писать дальше, но не могу. Нужно идти* на чердак, на свой пост.
Еще, папа, напиши мне точно, что с твоей ногой и как твое самочувствие, я очень беспокоюсь о тебе. Ну, ладно, до свидания.
20 сентября… Жутко и грустно видеть те места, которые знал с раннего детства, разрушенными фашистскими бомбами и снарядами… Сейчас уже вечер, восьмой час, сегодня пасмурный день — опять дождь, и потому не было тревог. Думаю, сегодня будем спать дома (обычно мы спим в бомбоубежище, так как с бабушкой во время тревоги трудно и медленно спускаться вниз).
Вчера достал на чердаке остатки двух зажигательных бомб… Я пока работаю на зажигательных бомбах.
27 октября… Сегодня у нас настоящая зима. За ночь выпало очень много снегу. Небо хмурое, поэтому не только немецких самолетов, но и самого черта ждать нечего. Во время дежурства на чердаке я раздобыл печурку — «буржуйку». На днях мы получили полкубометра дров. Этого хватит на первое время, а там видно будет. По-прежнему работаю на зажигательных бомбах, но последнее время отдыхал…» А еще через несколько дней Юра напишет отцу об очередном воздушном налете: «Взрывами разрушено рядом с нами несколько домов… Во время бомбежки я был в нижнем этаже лестничной клетки, воздушной волной меня отбросило к стенке, но ничего. Мы вместе с домом целы».
Из детских писем мы узнаем, как мужает маленький человек, сколько тяжких забот легло на его неокрепшие плечи. И бомбежки. И обстрелы. И бессонные ночи на крыше. И хлопоты о пропитании семьи, о дровах на зиму. Он горячо любит близких ему людей, трогательно печется о них. Он с величайшей ответственностью относится к своим гражданским обязанностям, патриотическому долгу — «работает на зажигательных бомбах», обезвреживает их, пренебрегая опасностью. В одном из писем он добродушно, и тем не менее язвительно, посмеивается над бабушкой, когда та «ноет и ругает Гитлера, но действует на нервы не Гитлеру, а мне». Он делает это скорее всего в том же духе, как когда-то его отец подтрунивал над тещей. Сам Юра предпочитает не посылать проклятия, не сотрясать воздух громкими словами, а отражать вражеские атаки на крыше дома с лопатой в руках.
В другом письме мальчик сетует на то, что долго нет вестей от отца. Он еще не догадывается о том, что транспортные самолеты с Большой земли берут на борт только продовольствие — на вес золота каждый килограмм муки и крупы, каждая банка консервов, каждая пачка сахара и масла. Страна делает все, чтобы прийти на помощь ленинградцам, не дать им погибнуть от голода.
В это время в Ленинграде много думали над вопросом: как быть с ребятами младшего возраста, такими как Юра? Учебный год начинался с опозданием на два месяца — 3 ноября. Да и то лишь в старших классах, начиная с седьмого. (В специальных школах, готовивших кадры для артиллерийских авиационных и военно-морских училищ, занятия начались на две недели раньше—18 октября.) В 103 школах должны были сесть за парты 33 176 учеников. Школьники младших классов были лишены этой возможности. Слишком опасно было собирать такое количество детей. Однако многие учителя нашли выход из положения — стали заниматься в бомбоубежищах, с небольшими группами по месту жительства.
Накануне начала занятий в воскресном номере 2 ноября «Смена» посвятила знаменательному событию целую полосу — первую из страниц для пионеров и школьников, которые мы должны выпускать отныне по решению городского комитета ВЛКСМ. Значительную ее часть составляли традиционные приветствия в адрес школьников. Вот некоторые из них:
А. Киселев, рабочий: «Я уже стар, жизнь насквозь вижу. Послушайте, ребята, мое рабочее слово. Берегите как зеницу ока свою Родину-мать, давшую вам свободу, счастье, радость учиться и жить. Преодолевая все трудности, учитесь и учитесь!»
А. Зайцева, начальник группы самозащиты домохозяйства № 66: «За хорошую работу спасибо, ребята! Школьники — мои лучшие помощники. Я не знаю ни одного случая, чтобы ребята опоздали на дежурство. Даже самый маленький — Игорь Горюнов — отлично выполняет обязанности связиста. Наши пожарники-школьники получили уже «боевое крещение». Вражеский самолет сбросил на наш дом 14 зажигательных бомб. Бомбы упали на крышу, во двор, на дрова. Но ни одна из них не причинила беды. Игорь Горюнов, увидев горящую бомбу, забрался на дрова, скинул ее на землю и раскидал загоравшиеся поленья».
Предоставили мы слово и самим маленьким героям.
Леня Степанов, ученик 4-го класса 312-й школы написал: «В 3-м классе я учился на «отлично» и «хорошо». Теперь буду учиться еще лучше. Это мое боевое задание. Обещаю всем нашим славным бойцам учиться только на «отлично».
С большим удовольствием мы напечатали в тот день приветствие в адрес ребят от художественного руководителя ТЮЗа, народного артиста республики А. А. Брянцева:
«Узнав, что ленинградские школы возобновляют учебные занятия, мы, работники Театра юных зрителей, художественно-воспитательная работа которого тесно связана с советской школой, шлем вам наш горячий тюзовский привет и желаем успехов в учебе».
С Александром Александровичем Брянцевым детвору связывала давнишняя, нежная дружба. Сколько поколений ленинградских мальчишек и девчонок впервые встретились с артистами в маленьком уютном театре на Моховой! И я запомнил на всю жизнь наши коллективные походы в 20-х годах на спектакли «Догоним солнце!», «Соловей», «Похититель огня», когда мы с замиранием сердца следили за действиями любимых героев, радовались и горевали вместе с ними. Позднее, уже будучи студентом, я по-прежнему с удовольствием бывал здесь и мне посчастливилось увидеть удивительный спектакль — «Дон Кихот» с Николаем Черкасовым — рыцарем Ламанчским и Борисом Чирковым — Санчо Панса.
А будучи секретарем городского комитета комсомола по пропаганде, я с товарищами из нашего отдела не пропускал ни одной тюзовской премьеры. Тогда мы близко познакомились и подружились с А. А. Брянцевым, Л. Ф. Макарьевым, Н. Н. Казариновой, А. А. Охитиной, Б. М. Шифманом и другими артистами театра.
И все же самое яркое впечатление осталось у меня от ТЮЗа школьных лет. И вовсе не потому, что тогда он был лучше. Просто в детские годы все воспринимается непосредственнее, все доброе и благородное откладывается в душе глубоко и неизгладимо. Видимо поэтому я пока еще не встречал человека, который бы дурно отозвался о школе, где он учился, о своих учителях. А ведь школы тоже бывают разные. Все зависит прежде всего от педагогического коллектива.
Мне и моим однокашникам посчастливилось. Школа, где мы учились, была прекрасной во всех отношениях. Она дала нам не только систематические знания, необходимые для дальнейшего образования, но и повлияла на формирование нашего мировоззрения, привила гражданские качества и навыки, что было особенно ценно в те годы, годы становления новой, советской школы. Из нее вышло немало замечательных, образованных людей. Только в мою бытность здесь учились будущий академик С. Л. Соболев, член-корреспондент Академии наук А. В. Десницкая, писатели Владимир Поляков и Константин Кунин, известные в Ленинграде музыканты Ася Барон и Исаак Рубаненко и многие другие видные деятели культуры.
Школа славилась сильным составом педагогов. Такие наши учителя, как М. Г. Арлюк, В. П. Андреева, Л. В. Георг, Д. П. Якубович, Л. С. Бреговский, могли украсить университетскую кафедру, что они, кстати, позже и сделали. Даже рисование у нас преподавал очень интересный и талантливый человек, родной брат писателя Леонида Андреева П. Н. Андреев, а после него художница О. А. Кондратьева. Вот почему у нас учились ребята не только со всех концов нашей Петроградской стороны. Многие ежедневно приезжали из центра, с Выборгской и с Васильевского острова, из Новой и Старой Деревни.