Наши мысли и чувства выражены не только в письмах и статьях, посвященных Москве, но и в стихах. Александр Решетов пишет в «Ленинградской правде» — «Москве»:
В эти тяжелые для москвичей дни мы, ленинградцы, посылаем им слова привета и солидарности, зная по себе, как важны в пору испытания человеческих сил братская помощь и поддержка. 24 октября «Ленинградская правда» дает на месте передовой ответное письмо бойцов рабочих батальонов Москвы трудящимся Выборгского района Ленинграда. Мы в «Смене» 30 октября публикуем письмо молодых рабочих, новаторов производства, адресованное комсомольцам Москвы.
Во второй половине октября Ленинград жил надеждой на скорый прорыв блокады. На 20-е было назначено совместное наступление войск Ленинградского фронта с Невского плацдарма на левом берегу реки и 54-й армии, действовавшей по ту сторону кольца. Их разделяла полоса в 10–12 километров. Погода к этому времени резко переменилась. Золотая осень как-то уж очень быстро сдала свои позиции зиме. 14 октября выпал первый снег. А в конце месяца ударили морозы.
Накануне наступления, 19 октября, ленинградские газеты вышли с передовыми, обращенными к бойцам. «Быть бесстрашным, презирать смерть — наш девиз», так озаглавлена статья «Смены».
Читателю, думаю, нетрудно представить себе, какое важное значение придавалось успешному осуществлению этой боевой операции. За ходом ее пристально следили в Ставке Верховного Главнокомандующего. Торопили, высказывали неудовольствие медленным продвижением. В Ленинграде всюду только и разговоров о том, что армия под командованием маршала Г. И. Кулика вот-вот прорвется к нам на выручку. Это имя на какое-то время стало популярным в осажденном городе. Оно не сходило с уст и в штабе фронта, и в очередях за хлебом. На него уповали все, от мала до велика.
Однако маршал Кулик (вскоре он был лишен этого звания) не оправдал надежд ленинградцев. Как утверждают специалисты, он действовал робко и нерешительно, дав возможность противнику подтянуть резервы и создать сильно укрепленную оборону на пути соединения наших войск. Были и другие причины, повлиявшие на ход операции, неплохо задуманной. А войск, действовавших со стороны Ленинграда, с Невского плацдарма, было недостаточно для того, чтобы стать главной решающей силой прорыва. К тому же «Невский пятачок» простирался по фронту меньше, чем на три километра. П передний его край в самой широкой части находился в шестистах метрах от берега Невы.
И тем не менее, памятуя о том, что это единственный путь спасения города, командование Ленинградского фронта бросило сюда все наличные резервы, дабы попытаться прорвать кольцо. Это стоило больших жертв. Теряли людей при переброске войск через Неву, в непрерывных атаках на позиции противника. И переправы, и вся территория плацдарма насквозь простреливались не только вражеской артиллерией и минометами, но и огнем стрелкового оружия, систематически подвергались атакам с воздуха.
Солдаты, матросы и офицеры, направляемые на «пятачок», отчетливо представляли себе всю ответственность, лежащую на них: здесь на берегу Невы решалась судьба города. У многих воинов за спиной находились семьи. Надо ли говорить, что сражались они за каждую пядь родной земли, не жалея жизни.
Много рассказов о мужестве и геройстве людей, воевавших на «пятачке», мне довелось услышать от очевидцев тогда и читать позже. И все же я был потрясен, когда много лет спустя, в 1965 году, прочел в журнале «Нева» фронтовые письма доцента Политехнического института Н. В. Пимкина. Может быть, я и не обратил бы на них внимания, но публикацию подготовил мой старый товарищ по журналистике В. И. Аверин. Вместе мы работали в «Советской России», затем в «Труде». Я внимательно прочел весь материал и не пожалел об этом.
Появлению писем в журнале предшествовали обстоятельства, любопытные сами по себе. На левом берегу Невы, неподалеку от Дубровской электростанции вели земляные работы. И вдруг под верхним слоем почвы обнаружили бревна, а под ними скелет человека в истлевшей солдатской одежде с кожаной сумкой через плечо. Удалось установить, что это был старшина, отправлявшийся в начале ноября 1941 года с «Невского пятачка» на правый берег реки. Видимо, прямым попаданием снаряда или бомбы он был убит и погребен под бревнами. Когда, спустя двадцать с лишним лет, сумку открыли — в ней обнаружили письма. Каждое из них представляло бесценный человеческий документ. Надо ли удивляться, что они крайне заинтересовали пытливого журналиста, когда сумка попала к нему.
Особенно привлекло внимание Виктора Ивановича письмо пулеметчика Н. В. Пимкина, адресованное жене. Оно было пронизано гневом и презрением к врагу и в то же время глубочайшей нежностью к близким: «Снег у нас стал черным. По одному человеку бьют батареи. Гнусно. Отвратительно. Надо уничтожать фашистов, чтоб такой мерзости не было… Позвонить тебе мне неоткуда. Была здесь фабрика, но она «тае». Позвоню из Берлина… На небе снова луна. До чего же она противная, когда торчишь в окопе! А льду на реке все больше, он несет тебе мой- привет. Скоро по этой трассе я прибегу к тебе на лыжах. Жди гостей, готовь угощение…»
За строчками, проникнутыми иронией, журналист разглядел человека деликатного, душевного, и Виктору Ивановичу захотелось непременно с ним познакомиться. Или хотя бы разыскать его семью. Поиски увенчались успехом. Аверии встретился с супругой Н. В. Пимкина. Оказалось, Николай Васильевич погиб в бою вскоре после того, как написал свое последнее письмо, датированное 2 ноября. К счастью, сохранились письма, полученные от него ранее. Так появились они В журнале. Выяснилось также, что до войны он был заместителем декана факультета Политехнического института, вел преподавательскую работу. Сразу же после нападения фашистов Николай Васильевич записался в народное ополчение. Приведу несколько выдержек из его писем:
12 октября. «Утро в сосновом лесу. Солнечно. Падают редкие снежинки — предвестники близкой зимы, зимы в огне и стуже… Настроение? Оно неотделимо от настроения народа: боевое, но не радостное. Варим картошку. Она хороша — горячая, обжигающая».
13 октября. «Все хочу написать в институт. Но никак не соберусь. Пишу тебе. Все время сдуваю песок с бумаги, а он, подлый, лезет всюду. К нему прилипает снег. Я надеюсь превратиться в вояку и вернуться к тебе целехоньким после победы. Но это будет еще не скоро».
21 октября. «Читаю Сенкевича. Пишу письма для товарищей. Есть у нас в отделении такие, которые нуждаются в писарях. Я очень доволен, что вместе с ними защищаю Ленинград».
Подумать только, в каких условиях рождались эти задушевные строки! В окопе под дождем из пуль и снарядных осколков! Сколько надо иметь внутренней силы, какую питать ненависть к врагу, чтобы, несмотря ни на что, жить такой высоко интеллектуальной, глубоко нравственной жизнью, какой жил Николай Васильевич Пимкин, совсем еще молодой ученый и педагог, наставник будущих инженеров.
Задушевные письма и нравственный облик Н. В. Пимкина привлек мое внимание еще и потому, что он был воспитанником и преподавателем Политехнического института имени М. И. Калинина. Я уже упоминал о том, что получил диплом Технологического института имени Ленсовета. Институт издавна славился своими демократическими и научными традициями, отличной постановкой учебного процесса, именитыми профессорами. У меня сохранилось доброе воспоминание о нем. И все-таки своей альма-матер я считаю Политехнический институт, где началось мое высшее образование. С ним связаны самые радостные и самые трудные дни студенческой жизни. Поступал я туда в 1928 году по жесточайшему конкурсу.