62. Тем временем Ганнибал и Публий, подходя уже близко друг к другу, решили обратиться к своим войскам с увещанием, причем каждый из них говорил, сообразуясь с обстоятельствами. Так, с целью ободрить своих воинов, Ганнибал поступал следующим образом: он собрал войска и поставил перед ними тех молодых людей из числа пленников, которые тревожили его войска во время переходов через альпийские теснины и были тогда же захвачены. К этому моменту он подготовлял их жестоким обращением: пленников держали в тяжелых оковах, мучили голодом, тела их были измождены ударами. Ганнибал поставил юных пленников впереди собрания, перед ними велел положить несколько полных галатских вооружений, в какие облекаются обыкновенно цари их, когда идут на единоборство; кроме того, он велел поставить тут же лошадей и внести нарядные военные плащи. После этого Ганнибал спросил юношей, кто из них желает вступить в единоборство друг с другом с тем, что победитель получит в награду выставленные предметы, а побежденный найдет в смерти избавление от удручающих его зол. В ответ на это все громко заявили, что желают идти на единоборство. Тогда Ганнибал приказал бросить жребий и распорядился, чтобы первые два пленника, вытянувшие жребий, надели на себя доспехи и сразились друг с другом. При этих словах юноши подняли руки и молились богам, ибо каждый из них жаждал вытянуть жребий. Когда решение жребия стало известно, вытянувшие его ликовали, а прочие опечалились. С окончанием поединка оставшиеся в живых пленники одинаково благословляли как победителя, так и павшего в бою, потому что и этот последний избавлялся от тяжких страданий, какие им самим предстояло терпеть еще. Подобные же чувства разделяло и большинство карфагенян: они раньше видели страдания уцелевших пленников, которых теперь уводили из собрания, и жалели их, а умершего по сравнению с ними все почитали счастливцем.

63. Когда этим способом Ганнибал вызвал в душах воинов желательное для него настроение, он выступил вперед и объяснил, с какою целью выведены были пленники: для того, говорил он, чтобы воины при виде чужих страданий¹³⁵ научились, как лучше поступать самим в настоящем положении; ибо и они призваны судьбою к подобному состязанию, и перед ними лежат теперь подобные же победные награды. Им предстоит или победить, или умереть, или живыми попасть в руки врагов, но при этом победными наградами будут служить для них не лошади и плащи, но обладание богатствами римлян и величайшее блаженство, какое только мыслимо для людей. Если они и падут в битве, сражаясь до последнего издыхания за лучшие свои стремления, то кончат жизнь как подобает храбрым бойцам без всяких страданий; напротив, если в случае поражения они из жажды к жизни предпочтут бежать или каким-нибудь иным способом сохранить себе жизнь, на долю их выпадут всякие беды и страдания. Ибо, говорил он, нет между ними такого безумца или глупца, который мог бы льстить себя надеждою возвратиться на родину бегством, если только они вспомнят длину пути, пройденного от родных мест, множество отделяющих их неприятностей, если они помнят величину рек, через которые переправлялись. Потому он убеждал воинов отказаться всецело от подобной мечты и настроить себя по отношению к своей доле совершенно так, как они были только что настроены видом чужих бедствий. Ведь все они благословляли одинаково судьбу победителя и павшего в бою противника его; те же чувства, говорил он, должны они испытывать и относительно себя самих: все должны идти на борьбу с тем, чтобы победить или, если победа будет невозможна, умереть. О том, чтобы жить после поражения, они не должны и думать. Если таковы будут намерения их и помыслы, за ними наверное последуют и победа, и спасение. Никогда еще, продолжал вождь, люди, принявшие такое решение добровольно или по необходимости, не обманывались в своих надеждах одолеть врага. Пускай неприятели, как теперь римляне, питают противоположную надежду, именно, что большинство их найдет свое спасение в бегстве благодаря близости родины; зато несокрушима должна быть отвага людей, лишенных такой надежды.

Речь Ганнибала и приведенный им пример были встречены толпою сочувственно; она восприняла то чувство решимости, которое Ганнибал старался пробудить в ней своим обращением. Вождь похвалил воинов и распустил собрание, приказав на следующий день на рассвете выступать в поход.

64. Теми же днями Публий, перешедший уже реку Пад и решившийся переправиться дальше через Тикин¹³⁶, приказал знающим это дело людям положить мост через эту реку, а остальное войско созвал и обратился к нему с увещанием. Большая часть речи посвящена была прославлению отечества и подвигов предков. О тогдашнем положении он сказал приблизительно следующее: нет нужды испытывать неприятеля в настоящем для того, чтобы питать непоколебимую уверенность в победе; достаточно знать одно, что им предстоит сражаться с карфагенянами. Вообще решимость карфагенян идти на римлян должно считать необычайною наглостью, так как много раз они терпели поражение от римлян, заплатили большую дань и уже столько времени были чуть не рабами их. «Если, не говоря о прошлом, мы знаем по опыту, что и стоящий против нас неприятель не дерзает глядеть нам прямо в лицо, чего следует нам ждать от будущего при верной оценке положения? Разве вы не знаете, что карфагенская конница не вышла с честью из столкновения с нашей у реки Родана; что с большими потерями она бежала позорно до самой стоянки? Вождь их вместе со всем своим войском при известии о прибытии наших воинов перешел в отступление, походившее на бегство, и из страха, вопреки собственному решению, направился через Альпы». «И теперь», говорил Публий, «Ганнибал явился к нам, потеряв большую часть своего войска; а уцелевшие воины вследствие перенесенных лишений обессилены и не пригодны к битве. Точно так же потерял он и большую часть лошадей, да и оставшиеся ни к чему не годны после столь длинной и трудной дороги». Этою речью Публий старался внушить римлянам, что им стоит только показаться перед неприятелем. Больше всего должно ободрять вас, продолжал он, его присутствие. Ни за что не покинул бы он флота и не отказался от того дела в Иберии, ради которого был послан, не явился сюда с такою поспешностью, если бы не рассчитал до очевидности всю необходимость для родины такого способа действий, который к тому же обещает верную победу. Доверие, каким пользовался военачальник, а также правда слов его воодушевили всех воинов. Похвалив их за мужество и готовность к битве, Публий еще раз потребовал быть готовыми к исполнению его приказаний и распустил собрание.

65. На следующий день оба полководца двинулись вперед вдоль реки¹³⁷ со стороны Альп, причем римляне имели реку с левой стороны, а карфагеняне с правой. На другой день через фуражиров полководцы узнали, что находятся близко друг к другу, а потому расположились лагерями и не шли дальше. На третий день оба, во главе своей конницы каждый, двинулись дальше по равнине с целью узнать силы противника, причем Публий взял кроме конницы и метателей дротиков¹³⁸ из пехоты. Лишь только они сблизились и завидели поднимающуюся пыль, тотчас стали строиться в боевой порядок. Публий поставил впереди копьеметателей и вместе с ними галатских конных воинов, остальных выстроил в линию и медленно пошел вперед. Ганнибал поставил воинов на взнузданных лошадях¹⁰* и всю тяжелую часть конницы прямо против неприятеля и пошел навстречу ему; нумидийскую конницу он поместил на обоих флангах с целью охватить неприятеля кольцом. Но оба вождя и конницы их горели желанием сразиться, а потому первая стычка кончилась тем, что метатели дротиков, едва успели выпустить по одному дротику, — быстро подались назад и бежали между отрядов стоявшей за ними конницы¹³⁹: стремительное нападение навело ужас на римлян, и они страшились, как бы не быть растоптанными несущимися на них лошадьми. Тогда сразились фронтовые войска, и долгое время битва оставалась нерешительною; это было вместе и конное, и пешее сражение, так как в самой схватке многие конные воины спешились. Но когда нумидяне окружили римлян и ударили на них с тыла, пешие метатели дротиков, вначале уклонившиеся было от стычки с конницей, были теперь растоптаны массою напавших на них нумидян. Тогда те римляне, которые сначала сражались с карфагенянами во фронте, потеряв много своих и еще большие потери причинив карфагенянам, обратились в бегство под натиском нумидян с тыла; большинство их рассеялось в разные стороны, а некоторая часть столпилась около полководца¹⁴⁰.