Дружба между Мейбл Додж и Гертрудой длилась недолгое время. Разрыв стал типичным концом многих последующих дружеских отношений, возникших между хозяйками салона и гостями. Как только союз между Гертрудой и Элис укрепился твердыми взаимными обязательствами, прежние связи и контакты, те, которые, по мнению Токлас, угрожали их любви, резко обрывались. Мейбл случилось стать первой, кто испытал перемену. В частности, Токлас припомнила малоприятный эпизод, ранивший ее во время пребывания на вилле Курония.

В то посещение (видимо, последнее) у Мейбл была любовная интрига с домашним учителем сына, двадцатидвухлетним футболистом. Поскольку комната Гертруды соседствовала со спальней хозяйки, и работала она над рукописью до глубокой ночи, то могла слышать, как любовник проникал в спальню, уходил, и все, что случалось в промежутке. По свидетельству Мейбл, она убедилась, что Гертруда прислушивалась ко всему, что происходило за стенкой. И далее:

Взгляд этот не упустила и присутствовавшая Элис. Она тут же выскочила из-за стола и выбежала на террасу. Гертруда последовала за ней и вскоре вернулась с объяснением, что Элис не переносит жары и, отдохнув на свежем воздухе, присоединится к ним. «С того времени Элис начала отдалять меня от Гертруды — росо-росо[24] — но настоящий разрыв наступил позднее, уже после того, как я опубликовала первую в Америке статью о ее произведениях». Гораздо позднее Мейбл утверждала, что именно ее статья в Арт и Декорейшн нанесла окончательный удар по их отношениям. Она поинтересовалась мнением Лео: «Он рассмеялся и сказал, что, по-видимому, она [Гертруда] засомневалась, кто был медведем, а кто вожаком. Но я чувствовала: то было успешное усилие Элис оторвать от меня Гертруду — ее личное желание, но мне недоставало моего славного, толстого друга».

Элис, несомненно, ревновала, зная о бисексуализме Мейбл. ‘Выбежать’ для Токлас в тот момент было единственной возможной реакцией. Позже появляются другие, более сильные средства, и с 1914 года оживленная переписка между Гертрудой и Мейбл пошла на убыль. Стайн подчинилась Токлас, оберегая свою любовь.

Мейбл пыталась восстановить контакт, предлагала прочесть рукопись своего первого тома воспоминаний (в 1925 году), но все письма и призывы остались безответными.

Они так и не встретились.

Армори Шоу сопровождалось многочисленными встречами и приемами (соответственно, и знакомствами) в литературно-издательской среде. И везде Мейбл старалась, чтобы имя Гертруды Стайн оставалось на слуху. Одна из таких встреч подарила Гертруде редкостного и преданного друга — американского журналиста, писателя, ставшего позднее фотожурналистом, — Карла Ван Вехтена.

По рекомендации Мейбл Ван Вехтен написал статью о Гертруде, озаглавленную Кубист письменности пишет новую книгу, появившуюся в газете Нью-Йорк Таймс от 24 февраля 1913 года. В ней журналист приводит краткую биографию Стайн, ее творческие планы, включает отрывки из Портретов Пикассо и Мейбл Додж.

Карл Ван Вехтен с детства интересовался музыкой и театром. Окончив университет в Чикаго, работал журналистом, а в 1906 году переехал в Нью-Йорк на должность музыкального критика газеты Нью-Йорк Таймс.

В качестве такового Ван Вехтен освещал гастроли в Америке балетных трупп с участием Анны Павловой, Айседоры Дункан и т. д.

Упомянутая статья послужила поводом для личного знакомства автора с героиней очерка.

В мае 1913 года Карл Ван Вехтен приехал в Париж и попросил встречи со Стайн. И он и Гертруда, оба оказались на представлении балета Стравинского Весна священная, не ведая, что скоро им предстоит познакомиться. «Мы осмотрелись вокруг [в театре] и увидели высокого, хорошо сложенного молодого человека, то ли голландца, то ли скандинава или американца — вспоминала Гертруда. — На нем была вечерняя рубашка из нежной ткани с тонкой плиссировкой на груди; мы никогда и слыхом не слыхивали, что они [мужчины] носят подобные вечерние рубашки».

Молодой человек произвел неотразимое впечатление на Гертруду, и, вернувшись из театра домой, она в тот же вечер сделала небольшую зарисовку незнакомца, озаглавив Портрет одного.

Когда в ближайшую субботу, в назначенный час Ван Вехтен появился на улице Флерюс, он узнал, что уже стал героем очерка. Знакомство складывалась нелегко, ужин неудачен («необычайно плохой» — заметила хозяйка), и вообще весь вечер прошел странновато. Гертруда поддразнивала Ван Вехтена, временами вставляя ремарки, свидетельствующие о знании некоторых интимных сторон его жизни[25]. Вехтен мог явиться еще одним мостиком в литературный мир Америки, но Гертруда никак не рассчитывала на его благосклонность, зная, что следующая остановка Ван Вехтена — Лео, который к тому времени почти разошелся с сестрой. Лео обрушился на Вехтена с критикой гертрудовской прозы и подверг остракизму совместную жизнь двух женщин. Гомосексуализм Лео не принимал, считал, что Гертруда полностью полагается в своих делах на Элис, и добром это не кончится. Ван Вехтен уехал от Лео под впечатлением, что Гертруда не в состоянии «сварить яйцо, пришить пуговицу и даже наклеить почтовую марку нужной номинации».

Победил, однако, необыкновенный магнетизм Гертруды, а ее умение слушать и беседовать всегда очаровывало гостей. Вернувшись, Ван Вехтен развернул кампанию по популяризации Стайн. Он опубликовал заметку Как читать Гертруду Стайн, а затем через своего друга Эванса способствовал выходу в свет книги Нежные почки. Благодаря его усилиям, в феврале 1914 года пришло письмо от издательства Клэр Мэри с предложением о публикации пьес. Кажется, впервые писательнице обещали и рекламу и гонорар: 10 % с первых 500 и 15 % с остальных проданных экземпляров. «Моя публика — говорилось в предложении, — самая цивилизованная в стране». Мейбл Додж уговаривала Гертруду не иметь дело с издательством, имевшим дурную репутацию. И имела на то основания, ибо никакой Клэр Мэри не существовало. На самом деле существовала некая доморощенная мастерская Дональда Эванса, близкого друга и приятеля Ван Вехтена. Последний-то и уговорил Эванса опубликовать пьесы Стайн. Гертруда же была под впечатлением, что переписывается с женщиной, о чем призналась в Автобиографии: «Мы приняли как само собой разумеющееся, что то была Клэр Мари». Гертруда отказалась от публикации пьес, пока их не поставят в театре. И предложила взамен три эссе, озаглавленные Объекты, Пища, Комнаты. Эванс рекомендовал дать общее название сборнику, и Гертруда придумала заголовок Нежные почки. Книга вышла своевременно и вызвала бурю возмущения со стороны критиков. Эванс писал: «Газеты просто взбесились, ознакомившись с книгой. Все довольно забавно — их тупость и недоумение». Недоумение, впрочем, вполне обоснованное. Стайн продолжала экспериментировать. На сей раз она описала предметы (например, графин), завтрак и т. п. предложениями, связь между которыми практически невозможно установить. И в наши дни лингвисты все пытаются найти нечто общее, объединяющее описанные предметы; равным образом пытаются раскодировать само заглавие. Нет смысла приводить бесчисленные толкования Нежных почек — они простираются от реалий ежедневной жизни Стайн-Токлас до скрытого (но очевидного для психологов) сексуального подтекста.

Лихость Ван Вехтена и публикация Нежных почек в Америке привели Гертруду в восторг. Понятно, что когда в тот же, 1914 год, Ван Вехтен предстал на улице Флерюс с новой женой Фаней Маринофф, актрисой кино и театра, русской по происхождению, он уже был более чем желанным гостем. Вечер прошел отменно: «Фаня пришла в восторг от Вас, и мы оба чудесно провели время», — сообщил в письме Карл Ван Вехтен. Началась обширная переписка между новыми друзьями. Виртуальная дружба развивалась полным ходом, и вскоре письма стали подписываться ‘с любовью’ вместо ‘ваш’, ‘ваша’.