К его крайнему изумлению, первым повторить его подвиг отважился не Муз. Хотя, надо заметить, он уже почти было собрался, как вдруг в очередной, поравнявшийся с ними промежуток, нырнула девушка. Да так ловко начала продвигаться по нему, будто целыми днями только в этом и упражнялась. Не удивительно, что уже через пару минут она оказалась стоящей рядом со своим любимым.

Козорезов внимательно посмотрел ей в глаза. Она не улыбнулась, но и оцепенение явно спало. По крайней мере, выглядела Муза теперь вполне адекватной.

— Я немного испугался за тебя, — произнёс Валера, взяв её маленькие ладошки в свои руки. — Что с тобой было?

— Да так, задумалась, — уклончиво ответила она.

— О чём, чёрт возьми? Ты выглядела, как зомби!

Девушка оглянулась. На той стороне Муз только-только сровнял шаг с колонной и теперь ждал подходящей прорехи в строю.

— Понимаешь, — начала Муза, — я видела его лицо, когда ты нашёл выход из положения, и предложил способ перебраться через дорогу. Он разозлился. Нет, скорее он был в ярости!

— И что? — не понял Валера.

— А то, что, когда ты смотришь на музу, то видишь то, что желаешь увидеть.

— Это я уже понял.

— А тогда ты на него не смотрел!

— Ты хочешь сказать… — Валера оторвал взгляд от девушки и посмотрел на дорогу, где грек уже преодолел почти половину пути.

— Он тебя ненавидит!

— Тогда к чему весь этот цирк? — удивился писатель.

— Он любит только себя, — будто не слыша его, продолжала Муза. — Я уверена, что он и хотел бы всё сделать сам и стяжать все лавры себе одному. Но он, почему-то, не может обойтись без тебя. Ты ему зачем-то нужен.

— Правильно, — кивнул Валера, — я же его автор.

— Не то, — отрицательно покрутила головой девушка, — хотя, — подумав, решила она, — быть может, и то. Ты нужен ему, как писатель. Вот только главным в вашем союзе, абсолютно главным, мечтает быть он.

Муз тем временем удачно завершив переход, улыбаясь во все зубы, неспешной походкой направлялся к ним.

— Я не очень понял твою тревогу, — заметив его приближение, тихо произнёс Козорезов, — но обещаю подумать.

— Опять о любви воркуем, голубки? — продолжая улыбаться, поинтересовался подошедший к ним грек.

— За тебя переживали, ковбой, — как ни в чём не бывало, улыбнулась в ответ девушка. — Но, как оказалось, напрасно. Ты здорово справился.

— Но не так лихо, как ты, — хотя Муз и продолжал при этом искриться улыбкой, в его голосе явственно звякнул металл. — Ты прошла так, словно занимаешься подобными упражнениями по несколько раз в день уже лет сто. Не поведаешь нам, как тебе это удалось?

— Просто повезло, — отмахнулась Муза.

Некоторое время грек буквально сверлил её глазами. Валера это чувствовал. А внешне обе музы просто лучились взаимной симпатией. И пока абстракции вели свой незримый бой, как казалось теперь Козорезову, за его расположение. Сам он решил немного прогуляться.

Местность по эту сторону дороги резко шла на подъём. Но на высоте метров десяти он резко заканчивался. Чтобы разглядеть местность за этим пригорком, Валера решил совершить маленькое одинокое восхождение. Спутников он оставил выяснять отношения.

Теперь, после разговора с Музой, он решил для себя, что дело тут в банальной ревности. Ведь и среди людей не редко случается, что лучший друг и любимая девушка никак не могут поделить между собой предмет своей привязанности. А тут ещё и профессиональная гордость задета, причём с обеих сторон.

Продолжая подниматься, Козорезов вдруг поймал себя на мысли, как легко он за каких-то несколько коротких часов привык к обществу воплотившихся муз. Хотя ещё вчера считал их, в лучшем случае, мифическими аллегориями вдохновения у древних греков. Да что там ожившие музы, он уже начал воспринимать художественные образы, как живые существа. От чего и испытал недавно шок при воскрешении трупа в эпизоде. Тут он вспомнил о предостережении Муза на счёт возможности застрять в этом мире, превратившись в его часть, если воспринять его слишком близко к сердцу и сродниться с ним душой. От этого воспоминания неприятный холодок пробежал по его спине.

Тем временем подъём закончился. Пригорок оказался валом, идущим вдоль всей дороги, насколько хватало взгляда. Позади внизу прямой лентой лежала трасса, по которой тёмной массой всё шли и шли образы. А вот впереди, где-то на полпути к горизонту, дрожало над вечными песками неясное марево.

Вот чего здесь Валера меньше всего ожидал увидеть, так это мираж — призрачное ведение в призрачном мире. Какая-то нереальность в нереальности. Как по матрёшкиному принципу, но с поправкой на нематериальность мира.

Присмотревшись внимательнее всем своим единичным на оба глаза пока ещё, слава богу, зрением, он смог рассмотреть некоторые детали видения. Всё, что удалось идентифицировать, вполне соответствовало стандартным представлениям обывателя о миражах в пустыне. Зелёный оазис, пальмы, а посреди него нечто большое с башнями — толи дворец, толи монастырь. Всё это колебалось и меняло формы.

При виде зелени и пальм оазиса, Козорезов решил, что сейчас должна возникнуть жажда. Ведь он не пил с самого утра, а «сушняк» после вчерашнего баловства с «Бехеровкой» уже давно должен был себя проявить. Однако, в отличие от него, организм так не решил. Пить совершенно не хотелось. И это при том, что он ещё и изрядно потел при перебежках по щиколотку в песке. Оставалось лишь ещё раз удивиться своеобразной природе этого мира.

Под ногами зашуршало. Валера посмотрел вниз и обнаружил, что часть бархана песчаным ручейком сползла к его подножью, обнажив у вершины почти правильной круглой формы валун. Но в следующее мгновение валун открыл глаза, и смачно сплюнул через возникшую несколько ниже глаз щель полную белоснежных зубов, оказавшуюся ртом. Привыкший уже, казалось, ко всему здесь Козорезов всё же довольно громко ойкнул.

Валун, в свою очередь, вздрогнул, поднял глаза и пару секунд рассматривал писателя. Затем из-под песка, напомнив фильмы про восставших мертвецов, выпросталась рука. Её пальцы ловко нащупали в промежутке между ртом и глазами нос, и звучно высморкали его. Пока первая рука вытирала сопли о бархан, появилась вторая и стряхнула песок с остальной части валуна. От этого акта очищения загадочный глазастый и рукастый валун превратился в лысый череп человека, закопанного по самый подбородок.

— Ты кто такой? — с опаской глядя снизу вверх на писателя, спросил череп.

— Валера, — представился Козорезов, сделав на всякий случай шаг назад.

Череп на пару секунд задумался.

— На слуг Того ты, Валера, вроде не похож, — сделал он, наконец, вывод.

— Кого того?

— Пожирателя!

— Кого?

Бывший валун внимательно посмотрел на писателя, прикидывая что-то.

— Думаю, что понимаю, — заключил он, — твой сюжет отъели с головы. Ты из второстепенных, или из массовки?

— Как отъели? — удивился Валера, не обратив никакого внимания на вопрос.

— Ням-ням, — и череп противно пощёлкал зубами, изображая процесс. — Совсем памяти лишился, бедолага. Давай ко мне.

— Куда? — не понял писатель.

— Сюда, — обе руки указали большими пальцами вниз.

— А что ты там делаешь?

— Прячусь, разумеется! Вот же бестолковый огрызок попался.

По всему выходило, что неожиданный собеседник вовсе не нуждался в помощи, как Саид из «Белого солнца пустыни». Напротив, он закопался сам, прячась от какого-то Пожирателя. За кого же он принял меня? Подумал Козорезов. Какой такой огрызок?

— Ты шёл-то куда? — совершенно прекратив опасаться писателя, но, не покидая своего убежища, поинтересовалась голова.

— Мы к Колыбели пробираемся! — охотно сообщил Валера в надежде, что новый знакомый подскажет им кротчайший путь.

— С ума сошёл? — глаза лысого округлились от неподдельного ужаса. — Не ходи туда!

— Почему?

— Сожрут!

— Как?

— Молча! Скрипя зубами!

— Это метафора такая? — улыбнулся Валера.

— Да какая, к чёрту, метафора! — вскипел лысый. — Такого противного скрипа вовек не забыть! Мне повезло, что сюжет затянуло сразу, едва мы покинули Колыбель. Не успели развернуться на зов, и он сожрал нас с хвоста — всех статистов, всех второстепенных и почти до меня добрался.