За мечетью Филала они вошли в район, называемый Кисарийа. Улицы здесь были перегорожены, и по ним не разрешалось проводить животных; идти тут было несколько легче. В этом районе располагались улицы кожевников и чеканщиков, шорников и сапожников, бакалейщиков и пекарей, столяров и оружейников, медников и портных, гончаров и слесарей; у всех было свое постоянное место, так что если человеку требовался новый кинжал или плащ, ему следовало только прийти на улицу оружейников или портных, где он мог сравнить цены и качество всех таких товаров в городе, прежде чем сделать выбор.

Миновав Кисарийю, они снова погрузились в сумрачные лабиринты. В конце концов, у Дика закружилась голова и он не уставал удивляться, как это Якуб эль-Аббас ухитрился запомнить дорогу до извилистой и скользкой Дерб Ахмед бен-Хадра. Там, наконец, Якуб остановился у ворот под низкой аркой в садовой стене и обратился к Дику, почти извиняясь:

— Мы пройдем здесь, если ты не возражаешь.

— Конечно, о чем ты говоришь!

Дик удивленно взглянул на него.

К воротам вели несколько ступенек, и мужской голос спросил по-арабски, кто стучится.

— Фатах, собака! Открывай эти проклятые ворота! — прорычал эль-Аббас, чего, по-видимому, было достаточно, потому что ворота немедленно распахнулись, явив взглядам маленького сморщенного негра.

За воротами находился красивый тенистый сад, где были аккуратно высажены апельсиновые, абрикосовые и миндальные деревья, а в середине, в тени четырех корявых олив, бодро журчал красиво выложенный плитками фонтан.

Эль-Аббас мотнул головой в сторону чернокожего карлика.

— Это Фатах, мой управляющий.

Они остановились возле фонтана, и Гленгарри, обратившись к Фатаху, быстро отдал какие-то приказания на арабском — Дик не успел ничего разобрать. Маленький человечек захихикал, поклонился и исчез в недрах большого, беспорядочно построенного дома в верхнем конце сада. Гленгарри покосился на Дика и немного отошел в сторонку.

— Боже правый! Ну ты и с душком!

— Что… — начал было Дик, не понимая.

— Снимай свои тряпки, — перебил его шотландец, — и выкинь их за ограду.

Дик повиновался. Вернувшись, он обнаружил, что маленький Фатах принес белую рубашку, свернутый бурнус под мышкой и пару огромных желтых шлепанцев. С ним пришли два дюжих темнокожих парня, одетых в простое белое платье, каждый с пустым ведром.

— Познакомься, — проворчал Клюни, обращаясь к Дику, — это еще двое моих слуг, Масауд и Белал.

Рабы не спеша наполняли ведра из фонтана, затем шагнули вперед и, прежде чем Дик успел сообразить, с двух сторон окатили его с головы до ног.

Якуб эль-Аббас стоял в сторонке и с явным одобрением наблюдал, как рабы выплеснули с полдюжины ведер воды каждый на отплевывающегося Дика. Потом они вопросительно взглянули на хозяина, и тот кивнул.

— Пока довольно. Фатах! Теперь ты!

Чернокожий карлик вышел вперед, развернул рубашку, накинул ее на плечи Дика и завернул его в толстый бурнус. Грубая ткань моментально впитала холодные капли воды, и, пока Фатах, наклонившись, надевал шлепанцы на ноги Дика, он быстро вытер лицо и голову краем одежды.

— Ну вот и отлично! Самое скверное мы смыли. Теперь пошли в дом. Там мои рабыни докончат дело.

— Можно было, по крайней мере, предупредить, — пробормотал Дик, шагая за ним.

— Конечно! — серьезно согласился Аббас, — но тогда я лишился бы удовольствия видеть твою физиономию, пока тебя поливали!

К этому времени они прошли через ряды изящных, украшенных тонкой резьбой мавританских арок в центральный двор большого дома — просторный, прохладный, вымощенный плиткой и со всех четырех сторон окруженный колоннадами. Пока они пересекали двор, Дику послышалось приглушенное щебетание женских голосов, и у него появилось неприятное чувство, что черные глаза внимательно наблюдают за каждым его шагом.

Эль-Аббас провел Дика через двор и нырнул в темный коридор, а оттуда — в череду просторных, удобных, даже роскошных комнат. Одна явно служила спальней. Другая, где на узорном полу было расстелено множество великолепных ковров, усеянных пуфами, валиками и подушками разных размеров, была чем-то вроде гостиной.

— А теперь смотри! — гордо сказал Клюни.

Он величественным жестом распахнул дверь, которая вела еще в одну комнату, выложенную изразцами. У одной из стен стояла низкая кушетка с грудой подушек, перед ней обычный низкий стол, а на нем медный чайник и чашки. В середине изразцового пола был устроен глубокий мозаичный бассейн размером примерно в шесть квадратных футов. Где-то внизу под комнатой, по-видимому, топились угольные печи, потому что было очень тепло. Вода была чистой и теплой. Возле бассейна стояла на коленях большая старая негритянка. Она только что добавила туда ароматического масла и теперь проверяла рукой температуру воды.

— Ты видел что-нибудь подобное? Это мой собственный хаммам. Чтобы ты знал: не во всяком доме Мекнеса есть своя ванная. Более того, можешь быть уверен, что другой такой нигде нет, потому что я взял идею из руин римского Волюбилиса — это четыре или пять лиг к северу отсюда — и приказал построить ванную по моим собственным чертежам. Раздевайся, полезай в воду и отдрайся хорошенько. Пока ты моешься, я заварю нам хорошего чайку и добавлю туда кое-чего покрепче.

Он успел принести мяты, чая и голову сахара, прежде чем заметил колебания Дика.

— В чем дело, парень? Что-нибудь не так? Поторопись, у нас не так уж много времени.

Дик потупился и указал на женщину.

— Прикажи ей уйти!

Клюни взглянул на старуху и разразился смехом.

— Ямина? Да брось ты! Это моя правая рука, и ей совершенно наплевать, в штанах ты или без штанов. Привыкай, здесь это дело обычное!

Было ясно, что он не собирается отсылать негритянку. Дик неохотно сбросил одежду, разулся и ступил в маслянистую теплую воду. Сначала он ежился, пытаясь прикрыться, но роскошное тепло овладело им, и он перестал обращать внимание на женщину, с наслаждением плескаясь и оттирая грязь. Ямина не обращала на него никакого внимания. Она ходила взад и вперед, принесла несколько чистых хаиков, которые, по-видимому, служили здесь и банными полотенцами, и простынями, и, одеждой для мужчин и женщин.

Тем временем Клюни Гленгарри заварил горячего ароматного чаю, а когда Ямина в очередной раз вышла, достал плоскую фляжку и добавил щедрую дозу янтарной жидкости.

— Давай, парень, пей! Это пойдет тебе на пользу!

Дик взял чашку и, осушив ее, сразу же узнал вкус отличного французского коньяка. Гленгарри наполнил свою чашку, крякнув, выпил и подмигнул.

— Мы знаем в этом толк! Ну, а теперь расскажи мне, парень, как ты угодил сюда?

После великолепной ванны и коньяка Дик расслабился и выложил свою историю — ту ее часть, которую считал возможным рассказывать. Когда он закончил, Клюни Гленгарри покачал головой.

— Да, — вымолвил он грустно, — то же, что и всегда. Признаюсь, я-то попал сюда по собственной воле, предложив свои услуги после того, как сражался не на той стороне в восьмом году при претенденте на трон. Мне повезло, что ветер дул в их сторону. Они не пытались убедить тебя принять мусульманство?

— Пытались! — мрачно ответил Дик и рассказал о Хафиде.

— И ты все равно отказался? Ты так убежден в правоте своей церкви?

Дик пожал плечами. Он не был особо религиозен и потратил немало долгих темных ночей, пытаясь как-нибудь объяснить себе все эти премудрости.

— Я никому не позволю вбивать это в меня! — воскликнул он.

— Узнаю шотландское упрямство! — вздохнул Гленгарри. — Но я не виню тебя. Я и сам думал так же. Давай-ка, вылезай из воды, надо растереть тебя маслом и бальзамами.

Дик послушно выкарабкался из ванны, занятый своими мыслями, растянулся на животе на кушетке и уставился на эль-Аббаса, озадаченно хмурясь.

— Я отказывался не из одного упрямства. Ты сам знаешь, что вероотступников не выкупают.

— Понимаю, куда ты клонишь!

Клюни кивнул, взял стакан мятного чая, протянул Дику и почти рассеянно хлопнул в ладоши.