Справой стороны от главного входа располагался фруктовый не то парк, не то сад. Аллеи персиковых деревьев рассекали небольшие островки яблонь и груш. Налитые августовским теплым солнцем спелые фрукты пригибали своей тяжестью тонкие, умело обработанные либо профессиональным садовником, либо не менее профессиональным агрономом, ветки деревьев, точнее даже веточки. Все равной длины, без болячек и грибка. Листик к листику, а плоды таких размеров, что, кажется, попади такой в руки и за один раз его не съешь. Тропинки, местами натоптанные, а местами облагороженные узорчатой плиткой, петляли между деревьями, приводя забредшего на них прохожего к небольшим скамейкам, окруженных клумбами различных форм с высаженными на них в своеобразные композиции шарообразными бархатными астрами, одновременно нежными и страстными, тугими и томно рыхлыми розами, и уже отцветающими, но еще не увядшими, дерзкими своей наготой и чарующими своей легкостью лилиями. А местами перед скамейками, выставленными кольцом или полукругом, красовались миниатюрные, но полные изыска фонтанчики, струящиеся чистой, переливающейся в лучах солнца всеми цветами радуги водой.

Слева же от дворца, от его второго, пусть и неглавного, но не менее красивого входа, располагался ведущий вниз выложенный гранитными ступенями спуск, площадки для отдыха на котором сторожили величественные мраморные львы, от чего-то разделяющие свой пост с какими-то неуместными здесь, выполненными из темного старого камня готическими горгульями. Нижние ступени, омываемые вспененными волнами, уходили прямо в воды черного моря. Неспешные перекаты волн шуршали изъеденными камнями, которые перемалываясь в песок, неминуемо, крупинка за крупинкой, исчезали в морских глубинах, исчезали из мира, из времени.

— Вот это да! — восторженно думала Маша. Она в жизни своей никогда не видела ни чего прекраснее. — Сколько же стоит арендовать эту сказку?

Казалось бы, в такой обстановке мысли должны стремиться куда-нибудь далеко, к чему-нибудь возвышенному, прекрасному, немеющему даже намека на стоимость, но меркантильность, присущая большей части современного общества, не обошла стороной и Машу, которая все стояла перед входом и не могла оторвать взгляда от неправдоподобно красивого дворца и всего того великолепия, что окружало ее. Странно, но гор с этой стороны видно не было, может быть из-за того, что и сам дворец находился на довольно немаленькой возвышенности.

Все гости уже зашли в просторный холл, от которого множество проходных залов вели к самому центру этого чуда архитектурной и художественной мысли.

Виктор с Машей не поехал. Он так и не смог ни уволиться с работы, ни даже взять хоть какой-нибудь выходной. Ему как раз предложили повышение, когда в одно из утр он уже нес заявление на увольнение своему начальнику. Заявление было аккуратно сложено и убрано в задний карман джинсов. А парень, занявший место своего старшего и забывший о строимых им планах, еще раз мысленно плюнул на свой ненужный диплом теплоэнергетика и принялся с энтузиазмом руководить и подгонять своих старых друзей-коллег по работе, ставшими теперь его новыми подчиненными. Поэтому, находясь в гордом одиночестве, еще ни разу не встретив счастливую подругу, Маша чувствовала себя среди отлично знающих друг друга друзей Яны, как-то неудобно, неловко, и даже неуместно.

Швейцар, придерживающий одну из дубовых створок открытыми, негромко кашлянул, заставляя Машу вернутся из своих мыслей в реальность и переступить через порог дворца, отстроенного, скорее всего, не для простых смертных, пусть даже и немыслимо богатых, а для воспетых во всех религиях мира великих, непобежденных и от того ненасытно жадных до человеческих душ небожителей.

Попав внутрь, Маша поняла, что немного ошиблась с предположениями. Сразу же после входа широкий овальный холл обрамлялся двумя полукруглыми лестницами, ведущими на второй этаж, где они встречались и образовывали своеобразный балкон. Все из белого мрамора, полы уложены мягкими, не имеющими ни одного истоптанного или вытертого места, коврами. Вазы с живыми цветами и деревьями, расставленные, видимо, профессиональным дизайнером, скрывали от глаз Маши двери непредназначенные для гостей, сглаживали местами резкие и от того цепляющие взгляд углы лестничных маршей и подчеркивали живую тематику холла. Мраморные переплетения растений, опутывающих все доступные взгляду поверхности, подобно гравюрам на фасаде, заставляли усомниться в их искусственном происхождении.

Дверь за спиной девушки хлопнула, и Маша от неожиданности отвлеклась от созерцания представленного перед ней подножья рая. Иными словами, она не могла это описать. А когда она вернулась к своему прерванному занятию, то не без удивления заметила, что холл не имеет ни единого окна, но света при этом в нем больше, чем достаточно. Причем освещение было не стандартным электрическим, а живым, стены возле лестниц были через каждые пару шагов украшены позолоченными (так было удобнее думать, не золотые же они на самом деле) подсвечниками, каждый из которых имел три горящих свечи. А с куполообразного потолка, расписанного в античном стиле, на массивном, поддерживаемом толстыми цепями стержне висела огромная люстра. Хрустальные капли, вот-вот готовые сорваться с ее дуг, сияли отблеском свечей, расположенных на устремленных к потолку таких же хрустальных канделябрах, замысловато закрученных и переплетающихся между собой так, что создавалось ощущение, будто свет над головой движется, не стоит на месте, а плавно перетекает от одной линии к другой, повинуясь движению живых, трепещущих под неуловимым прикосновением воздуха желтых огоньков.

Пробежав взглядом по лестнице до смеженного балкона, Маша расплылась в счастливой улыбке. На нем, абсолютно вписываясь в чистейшую белизну благородного камня, стояла, замерев на месте Яна. В белом, вышитом бисером (Маша пригляделась, да нет, не бисером, перламутровым жемчугом) платье, расходящемся от кружевного корсета к выполненной каскадом юбке, Яна была прекрасна. Ее от рождения светлые, даже яркие волосы, были собраны в пучок, но не тот, взлохмаченный, закрученный на скорую руку, а очень элегантный и тугой, из которого была пущена лишь небольшая прядь, блестящим завитком свисающая с него. Диадема, украшающая голову невесты, и тут Маша даже боялась предположить, какими камнями она украшена, блестела в свете свечей, мерцала от их прикосновения, то вспыхивая, то угасая, как звезды, дарующие свой свет нашей планете, освещая нам ночь.

Маша не могла вспомнить момент, когда двери на лестничном балконе распахнулись, и давно ли Янка вот так стоит и следит за ней. Она молчала и лишь улыбалась своей безупречной, такой же белоснежной, как и все вокруг улыбкой.

— Янка, — шепотом произнесла Маша, А потом крикнула во весь голос, не в силах сдержать весь восторг от окружающего ее великолепия, которое выплескивалось сейчас в радость встречи с подругой. — Янка!!!

Маша быстро, насколько ей это позволяло ее вечернее, плотно облегающее фигуру бежевое платье и такого же цвета туфельки с открытым верхом на высокой шпильке, взбежала по лестнице. Да и Яна, светившаяся от счастья, тоже бросилась навстречу подруге. Они обнялись, замерев с глупыми, но счастливыми улыбками на лицах. И каждая еле сдерживала слезы счастья от ожидаемой, но все равно неожиданной встречи двух старых подруг.

— Янка, я так рада! — Маша все же не смогла сдержать слез. Все еще обнимая подругу, она аккуратно смахнула прочертившую на щеке влажную линию слезу. — Сейчас тушь потечет.

Тушь потечь не могла. Маша уже давно пользовалась современной влагостойкой косметикой, которая не расплывалась темными пятнами от краткого взаимодействия с жидкостями. Но девушка понимала, что выглядеть все-таки нелепо, она же не маленькая девчонка, что бы распускать нюни, поддавшись душевному порыву. А потом, противореча самой себе, с промелькнувшей капитулирующей мыслью «Да и пускай, хочу быть маленькой девчонкой», она еще сильнее обняла подругу.

— Маш, — раскрасневшаяся Яна, с полными слез глазами, которые неизвестно каким образом не срывались вниз, наконец-то отстранился от девушки. — Пойдем скорее, нас там уже ждут.