— Да, очнитесь же. Вы, вашу мать, на воле пока что. А на воле всегда что-нибудь придумать можно.

— Воля? Ты вот этот гадюшник, в котором я третью неделю сижу, волей называешь? — Моня, наконец-то, убрал руки от лица и, не поднимаясь, просто смотрел в серый и бархатный от пыли потолок. — Да мне теперь сгнить здесь придется, на воле этой.

— Что ты разнылся, как баба. Воля, сгнить, пришьют. Тьфу ты! — Миха с отвращением дернул губой. — Твоя сидит, воет. Это понятно. Она баба, что с нее взять. А ты-то? Придумаем что-нибудь.

Подушка из рук Анны прилетела, не ожидавшему такого подвоха, Михе прямо в голову. Девушка зло и с вызовом смотрела на парня, по ее выражению лица и без слов было понятно, что она о нем думает.

— Монь, ты утихомирь свою…, — у парня чуть не вырвалось «курицу». — А то ненароком вцепится мне в глаза, а я этого не люблю, и пришибить могу, — Миха, не отрывая взгляда от глаз девушки, резким броском вернул подушку ей. — И если бы не ситуация, то уже пришиб бы.

В ответ Моня лишь опустил руку на спину, сидящей рядом девушки. Она отпрянула, вскочила с матраца и, бросив на пол подушку, зло, но как-то тихо сказала:

— Да пошли вы, — не оборачиваясь, она вышла из комнаты, и в ванне вновь зашумела вода.

— Делать-то что теперь? — уже успокоившись, спросил Моня.

— Я говорю, не ссы. У меня все продумано.

— И?

— Парень у меня знакомый есть. Чистый как первый снег. Даже по молодости приводов не было. Я ему как-то с машиной помог, вот он мне и задолжал.

— И что мне твой парень?

Миха поднялся со стула, выдернул из розетки шнур телевизора, по которому сейчас крутили передачу, в которой ремонтировали один из домов какого-то бизнесмена. Втюхивали быдлу красоту интерьера за миллионы рублей. Да живущим в этой стране миллионам людей, в жизни не светит заработать на такой ремонт. Кормите народ мечтами.

— И народ хавает, — закончил свои рассуждения вслух Миха.

— Чего?

— Я говорю валить надо отсюда. И залечь где-нибудь на дно. На долго, очень долго.

— У меня нет таких подвяз.

Миха вновь прошелся по комнате остановившись возле матраца, на котором развалился Моня.

— Ты меня плохо слушаешь. Я говорю, парнишка у меня есть, который нас перекинет в безопасное место.

Моня принял сидячее положение, сложил руки на коленях и недоуменно посмотрел на стоящего перед ним парня.

— Тебе-то это зачем? С нас взять нечего. Откупа никто не даст.

— А мне от тебя ничего и не надо. Я свое знаю, где взять. А за вас хлопочу за тем, что бы самому не сесть. Нам, кстати, теперь вместе держаться надо. Для безопасности и спокойствия.

— Пусть так. А куда хорониться-то собрался?

— Как куда? К бабке. У меня под Ростовом бабка живет. Коровка, курочки, огородик. До ближайшей точки, где бы брал сотовый, пять километров по радиусу. И кроме электричества, которое, почему-то никак не отрубят, так как бабка за него отродясь не платила, там нет никаких следов цивилизации. Не место, а сказка.

— Вот тебе и покутили после дела.

— Не ссы, успеешь, покутишь еще. Не последний день живешь, — Миха сел рядом с Моней. — Я, кстати, кое-что пробил про вашего парня с деньгами. Илюшеньку вашего. Но сейчас, что-либо предпринимать, — Миха цокнул языком. — Необоснованный риск.

— Жили у бабуси два веселых гуся, — не весело пропел Моня веселую песенку. — Одного потушили, а второго сварили. Два веселых гуся.

— Монь. Только одно дело тут с вашим зомби. Такой там не нужен. Бабка испугается. Старая уже, мотор барахлит.

Моня поднялся и, потягивая спину, направился на кухню, на которой с ночи царил полный кавардак.

— Нет его. Ушел.

— Как это ушел? Он же контуженный у вас, — Миха направился вслед за парнем и, войдя на кухню, понимающе покачал головой. — А уходил он видимо громко.

Моня поддернул вываливающуюся мойку. Налил в закопченный чайник воды и, стараясь не потревожить обедающих на плите тараканов, зажег конфорку, выделяющуюся среди остальных, обожженным черным месивом вокруг нее.

— Миленько тут у вас, — Моня рассматривал мусор у сломанного стола. — И что? Ничего не сказал, когда уходил?

— Да у него, видать, серьезно крыша поехала. Я не знаю. Честно хочешь? — Моня посмотрел на Миху, осмотревшись по сторонам, как будто бы их кто-то мог здесь подслушать.

— Ну? — в ожидании спросил парень.

— Испугал он меня вчера. Хорошо, что стол завалил, нас тем разбудив. А так тихо бы поднялся, ножичек, вон, взял бы. И привет, — Моня вновь посмотрел по сторонам. — Он на меня вчера так смотрел, я думал, от одного взгляда обделаюсь, как парализовало. Аж башка потом гудела. Короче съехал он конкретно и ночью ушел.

— Валить от сюда надо. И поскорей. Вдруг он к мусорам завернет, или они его сами примут.

Чайник на плите начинал закипать, пыхтя, выбивая из заросшего известью носика белесые клубы пара.

— Надо. Ты это, Мих. Прости нас. Но сейчас кроме тебя нам и, правда, не на кого положиться.

— Да я и не обижался еще. Ладно. Чаевничай. Жрать-то есть что? А то я вечером занес бы?

— Занеси. Все равно нам теперь с Анной ходу из квартиры нет.

— А хата чья? Не твоя?

— Нет. Бомжа одного. Уже месяц как потерялся.

— Понятно. Все я побежал, — Миха пожал протянутую ему руку. — Да не ссы. Все будет ништяк, — улыбнувшись, попытался ободрить он товарища, но тот никак не отреагировал, хмуро смотря в сторону.

— До вечера.

Дверь за Михой захлопнулась, а Моня, заварив себе быстрорастворимый кофе, пошел на балкон, выкурить свою утреннюю сигарету. Делать ему больше было нечего, лишь полностью доверится подельнику, который, как надеялся Моня, все же знал, что делает.

Свадьба прошла шикарно. Маша, наконец-то, расслабилась и, вдоволь наболтавшись со старой подружкой, весь вечер была в хорошем настроении. Виктор, видя это, надеялся, что их жизнь начинает налаживать, потихоньку возвращается в свое привычное русло, где нет ни пришельцев, ни пророчества гибели всего человечества, ни этого заносчивого, самоуверенного болвана, который всеми силами стремился втянуть их в продолжение той сумасшедшей авантюры. И поэтому, поддавшись хорошему настроению подруги, Виктор сам весь вечер от души хохотал над, может быть, и не очень смешными, но самыми что ни на есть свадебными шутками тамады, пил шампанское, участвовал в конкурсах и танцевал. И во всем этом праздничном веселье он и не заметил, что вечер закончился, и пролетело полночи. Молодые уже давно покинули гостей, а те предоставленные сами себе, спиртному с закусками и хорошей музыке не торопились покидать вечеринку. Но пить и плясать вечно не может никто.

Проснулся Виктор у себя в номере. Концовку праздника он откровенно не помнил. И хоть выпивка с закуской были качественные, голова все равно трещала так, что охота было засунуть ее в морозилку и не вынимать, пока она не остынет. Во рту же стоял тошнотворный привкус. Вот почему так всегда? Почему после вкусной еды, при условии, что ты пил, на утро постоянно ощущение, что во рту у тебя кто-то умер.

— Мерзость, — Виктор провел языком по сухому и шершавому, как наждачная бумага, небу.

Надо было подняться и попытаться привести себя в порядок.

Маши рядом не было, и ванна похоже уже была занята. Негромкий шум воды, доносившийся из-за двери, подтверждал предположение парня.

Номер, в котором они остановились, был простенький и не особо дорогой. Скажем так, средняя комплектация по средней цене для среднестатистического человека и без вида на море. До моря было вообще не близко, пять остановок на маршрутке и тебя дружелюбно приветствовал центральный пляж.

— Ага. Да, — донеслось еле слышно из ванны.

Виктор прислушался. Никогда раньше Маша не говорила по телефону в ванне.

— Да. Да. Как договорились. Ага.

Может с Яной говорит. Сегодня была запланирована культурная программа с посещением каких-то местных достопримечательностей.